Палач и Дрозд (страница 7)
– Нет, Роуэн, ты не можешь пойти вместе со мной. Вдруг я иду на свидание? – Она хлопает меня по груди и смеется. – Не волнуйся, я расскажу потом, как все прошло.
Приложив меня напоследок еще раз – будто дав оплеуху, – Слоан разворачивается и уходит.
– Но… это же мне полагается тебя дразнить… – растерянно бросаю ей вслед.
– Ну извини, так вышло, – фыркает Слоан.
Она показывает мне средний палец и выходит на улицу, оставив после себя гулкое эхо.
Я растерянно стою посреди коридора. В груди бушуют смятение, тревога и ревность. Одним махом на меня обрушивается океан эмоций.
Какого черта?!
– Слоан! – кричу я. Решительно шагаю к выходу, рывком распахиваю дверь, и та громко бьется о резиновый стопор. – Слоан, черт бы тебя побрал…
Оглядываюсь. Смотрю налево. Направо. Задерживаю дыхание и прислушиваюсь.
Тишина.
Запускаю руку в волосы. Не знаю, что бесит меня сильнее: возможность проиграть в первой же партии или тот факт, что Слоан умудрилась за моей спиной состроить глазки невесть откуда взявшемуся поклоннику.
Я напрягаю уши, пытаясь расслышать в пении сверчков шаги, но девушка словно растворилась в воздухе.
– Черт…
Я возвращаюсь в отель, снова шарахнув дверью о косяк, и ухожу к себе в номер. Некоторое время брожу по комнате, думая, чем заняться. Может, найти поблизости паб и надраться до усрачки? А вдруг Слоан наткнется на какую-нибудь шваль вроде Бриско или Уотсона? Если Бриско – ладно, он был жирным увальнем и серьезной опасности не представлял, а вот Уотсон оказался хитрым ублюдком. Вдруг какая-нибудь мразь вроде него заманит Слоан в ловушку? Тогда ее придется спасать, а я буду, пьяный в стельку, выть в ближайшем баре под караоке?
Кто бы мог подумать, что я стану нервно метаться по комнате, гадая, где носит чертову Прядильщицу, сердце будет бешено стучать в груди, а ладони – мокнуть от одной мысли, что она попала в беду?
Я бы, наверное, протоптал в ковре дыру, но его спасает треньканье телефона. Приходит сообщение.
Жива-здорова.
Я фыркаю.
И не думал за тебя переживать.
Разумеется, это неправда. Я сажусь на край кровати, пытаясь удержать себя на месте, иначе снова начну бегать по комнате кругами. Колени заметно подрагивают.
Вот и славно.
В любом случае не жди меня.
– Совсем охренела?!
Еще чуть-чуть – и телефон полетит в стену. Я сдавливаю его в пальцах и луплю кулаком по матрасу. Впрочем, тщетно – он слишком мягкий и совершенно не успокаивает нервы.
Поэтому я снова принимаюсь нарезать по комнате круги.
Через некоторое время бросаю и это бестолковое занятие. Пытаюсь заняться чем-то полезным, например, найти в интернете хоть какие-то зацепки по нашей добыче, но опять безо всякого толку. За последние три дня удалось разыскать разве что несколько газетных статей, где говорилось о происшествиях, никак друг с другом не связанных. Пропал турист, как и рассказывал Фрэнсис. В овраге нашли труп. Из речки выловили автомобиль с нью-йоркскими номерами. Понятия не имею, с чего Лахлан решил, будто в здешних местах орудует серийный убийца. Складывается впечатление, что он отправил нас сюда ради забавы.
Сдавшись, я падаю на кровать и гляжу в потолок.
Через три часа наконец хлопает дверь соседней комнаты.
Слоан вернулась.
Где-то шлялась целых три часа!
За это время она могла не только выиграть партию, но и переделать еще уйму дел. Например, сходить на свидание. Поужинать за пределами здешнего отеля, где Фрэнсис подает недоваренный зеленый горошек и пережаренные свиные отбивные, в которых вязнут зубы.
…Или переспать с кем-нибудь.
В горле рождается стон; я перекатываюсь на живот и утыкаюсь носом в пестрое дешевое одеяло.
– Роуэн, чертов ты кретин!.. – рычу я в равнодушный матрас. – Эта игра все соки из тебя выпила, хотя прошло всего три дня.
Как по команде, в соседней комнате включают музыку. Стены здесь никакие, и можно разобрать отдельные фразы, а заодно подпевающий им женский голос.
Я рад, что Слоан вернулась в целости и сохранности, но все равно натягиваю на голову подушку, чтобы не слышать пения – иначе брошусь к ней и потребую рассказать, где ее носило, хотя меня это совершенно не касается и, наверное, лучше не знать.
Подушка совершенно не спасает. Во-первых, она тонкая, как блин, а во‑вторых, я сам против воли вслушиваюсь в происходящее за стеной.
Песня сменяется, и Слоан замолкает.
Пауза тянется до бесконечности, царапая мозг. Вопреки здравому смыслу я сползаю с кровати и подхожу к разделяющей нас стене, наклоняюсь и прижимаю ухо к выцветшим обоям.
Музыка звучит отчетливее, но все равно негромко. Слышно, как скрипит в соседней комнате матрас.
И вдруг раздается тихое жужжание.
– Охренеть… – шепчу я, проводя руками по лицу. Готов отдать что угодно, лишь бы оказаться по ту сторону стены.
Хриплые женские стоны заводят меня не на шутку. В штанах становится тесно.
Надо отойти подальше. Немедленно. Я даже делаю первый шаг, но тут слышу сорвавшийся с женских губ вскрик.
«Роуэн».
Скорее всего, мне померещилось. Наверное, она сказала «роллы». Или «Коэн». Или «Самоа». Кто знает…
Но хочется верить, что она шепчет мое имя.
Кровь вскипает пуще вулкана. Сердце начинает колотиться. Меня накрывает лютой похотью. Изо всех сил пытаюсь поднять и переставить ногу, когда из дальнего угла доносится странный шум.
Как будто кто-то постанывает.
Я подхожу ближе.
Снова стон. Невнятный шепот.
Приложив ухо к стене, я слышу, как за ней тихо жужжит вибратор. А еще, гораздо ближе – как кто-то явно дрочит.
Я отскакиваю, вытаращив глаза. В этой части комнаты стена выдается под прямым углом, образуя нечто вроде выступа. Я подхожу ближе, неслышно переставляя ноги.
Пятка. Носок. Пятка. Носок.
Замерев возле стены, прижимаю ухо к латунной раме портрета.
Слышу ритмичные шлепки и отчетливый мужской шепот:
– Вот так, детка… Да… Давай…
В глазах мутнеет от бешенства.
Отойдя на шаг, я оглядываюсь в поисках увесистого предмета, которым можно проломить стену, иначе придется делать это голыми руками. На глаза попадается прикроватная тумбочка. В душе при этом столько ярости, что будь у неодушевленных предметов разум, стоявшая на ней латунная лампа обделалась бы от страха.
Вырвав из розетки шнур, хватаю лампу и разворачиваюсь к стене, за которой прячется извращенец. Замахиваюсь – и в этот самый момент у портрета распахиваются глаза. В них мелькают настоящие человеческие зрачки, широкие от испуга.
– Мля!.. – раздается растерянный шепот.
На секунду оторопев, я шумно выдыхаю. Глаза исчезают, оставив после себя черные дыры.
– С-сука!
Я бросаюсь к картине и с размаху бью по ней лампой. Тонкий холст расползается, открывая проход в тесный закуток. Под ним ничего нет, и внутри пусто – только слышно, как неведомая мразь удирает со всех ног.
Из соседней комнаты раздается негодующий вопль.
– Роуэн Кейн, больной ты псих! Какого хрена вытворяешь?! Я тебя сейчас так ОТМУДОХАЮ…
– Эй, это не я!
Слоан, сыпля ругательствами, меня не слышит. Раздается дикий грохот. Должно быть, она швырнула чем-то в стену. Уж не вибратором ли? Стена заметно содрогается. Спотыкаясь, я выскакиваю в коридор, все еще держа лампу, бросаюсь к соседней комнате и колочу в дверь. Та распахивается после первого же удара.
Слоан в бешенстве.
– За тобой один псих подглядывал, и… – выпаливаю я.
– Знаю! – рычит она, толкая меня в грудь обеими руками. – И звать его Роуэн Кейн! Совсем границы потерял, больной придурок?
– Да нет же, говорю тебе…
– Ты что, подсматривал за мной?
– Нет! – возмущенно открещиваюсь я. Увы, она не верит ни единому слову. Ситуацию усугубляет тот факт, что Слоан одета в крошечные шортики и майку с бретельками. Наверняка она слышит, как у меня в голове бьет набатом: «соски торчат».
– То есть я тебя услышал, тут же отошел от стены и…
– Роуэн!
– И тут началось самое интересное! – Я хватаю ее за руку и тащу за собой. Слоан извивается и возмущенно пищит, но я не отпускаю. – Ты права, за тобой следили. Этот тип сбежал, и я не успел заметить, кто он. Не говоря уж о том, чтобы прибить его на месте.
Мы останавливаемся возле испорченной картины с зияющей посередине дырой, и я отпускаю Слоан, чтобы та могла заглянуть в тайный закуток. Она наклоняется и видит в дальнем углу проход в тесный коридор.
– Вот с-сука, – шепчет она.
– Я же говорил!
Слоан поворачивается, скрестив на груди руки. Я ожидаю увидеть скептическую гримасу или перекошенное в ярости лицо, но никак не убийственную ухмылку и довольно блестящие в полумраке глаза.
– Я так и знала!
Развернувшись на пятках, она выходит из номера.
– Что?.. Погоди, ты куда?
Я бегу вслед за ней. Слоан накидывает на себя клетчатую рубашку, не тратя время на пуговицы, надевает кроссовки, поднимает с пола ножны с охотничьим ножом и, обогнув меня, выходит в коридор, где сворачивает в сторону лестницы. Бросив наконец лампу, я бегу вслед за девушкой, которая торопливо спускается на первый этаж.
– Ты что делаешь?
– Сиськи растрясаю. Сам как думаешь?
– Э-э… Чего?
– Иду за этой сукой, вот чего!
– За кем именно?
– За Фрэнсисом, – цедит она сквозь зубы. – За Фрэнсисом Россом.
Все детали разом встают на места, сложившись в общую картину. Машина в реке. Нью-йоркские номера… Если туристам случалось заплутать в здешней глуши, они селились в гостинице, а хозяин за ними подсматривал. Некоторых убивал.
Он подглядывал за Слоан. Возможно, планировал ее убить.
От ярости мир вокруг становится красным.
Мы выбегаем на темную улицу.
Мысль о том, что этот ублюдок мог тронуть ее, сменяется новым озарением. Я как вкопанный замираю посреди парковки, а Слоан несется дальше по мощеной дорожке, огибающей отель и ведущей к домику администратора.
– Этот прилизанный типчик в розовом галстуке – убийца? И ты ходила с ним на свидание?!
Слоан фыркает, не сбавляя скорости.
– Ага.
– Слоан…
– У нас соревнование, Палач, – огрызается она.
Добежав до угла отеля и даже не оглянувшись, Слоан показывает мне средний палец и бросает на прощание два слова:
– Ты проиграл!
Разразившись дьявольским хохотом, она скрывается за углом, и эхо торопливых шагов тонет в тени.
– Черта с два! – шиплю я и бросаюсь вслед за ней в темную ночь.
Эпоха кубизма
Роуэн
Слоан, почти скрывшись в темноте, бежит по склону холма к старому дому, крыша которого крутыми пиками устремляется к луне. Из окон льются клинья желтого света; они падают на сад и вьющуюся в нем тропинку, оттого я прекрасно вижу свою добычу.
Оскалившись, я прибавляю шаг, со всей силы налетаю на девушку и сбиваю ее с ног, будто в регби. В прыжке переворачиваюсь и всю тяжесть нашего падения принимаю на себя. Тут же рывком перекатываюсь и придавливаю Слоан к земле. Трава и гравий колют мне предплечья.
Она тяжело дышит, забивая ноздри ароматами имбиря и ванили. Сдувает волосы с глаз и смотрит на меня, потом начинает вырываться.
– Пусти, придурок. Он мой!
– Не дождешься, персик.
– Назовешь меня так еще раз – и клянусь богом, я тебя на ремни порежу!
– Как скажешь.
Я с ухмылкой целую Слоан в щеку, мысленно отметив, какая она мягкая и упругая.
– До встречи.
Рывком поднимаюсь и бегу, слыша за спиной протестующие вопли – самую прекрасную мелодию на свете.
Сердце колотится, ноги горят. Я по-спринтерски взбегаю на крутой холм, почти добравшись до низкой кованой ограды вокруг дома, как вдруг ночь прорезает рев двигателя.
Фрэнсис вздумал скрыться?