Полина Саймонс: Медный всадник

Paullina Simons

THE BRONZE HORSEMAN

Copyright © 2001 by Paullina Simons

Published by arrangement with William Morrow, an imprint of HarperCollins Publishers

All rights reserved

© Т. А. Перцева (наследник), перевод, 2023

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Азбука®

* * *

Любимым бабушке и дедушке, Марии и Льву Гендлерам, которые прошли через Первую мировую войну, русскую революцию, Гражданскую войну, пережили Вторую мировую войну, Ленинградскую блокаду, эвакуацию, голод и репрессии, Ленина и Сталина и провели золотые сумерки своей жизни, а именно двадцать летних сезонов без кондиционера, в Нью-Йорке. Благослови вас Господь!

Но даже далеко от побережья
И в тишине дней ясных, безмятежных
Мы взором мысленным способны увидать
Движенье мощных вод то вдаль, то вспять
И чутким ухом уловить готовы
Привычный звук, но неизменно новый:
Детей, играющих у моря, смех беспечный
И рокот волн неутомимых в беге вечном.

Уильям Вордсворт (Перевод Е. Ф. Левиной)

Книга первая. Ленинград

Часть 1
Прозрачные сумерки

Марсово поле

1

Лучи солнца пробивались сквозь окно, заливая комнату утренним светом. Татьяна Метанова спала безмятежным сном человека, исполненного радости теплых белых ленинградских ночей, околдованного жасминовым ароматом июня, но более всего опьяненного жизнью. Сном беззаботной юности.

Спать ей оставалось недолго.

Когда солнечные лучи пересекли комнату и упали на изножье кровати, Татьяна натянула на голову простыню, пытаясь отгородиться от дневного света. Но тут приоткрылась дверь, и Татьяна услышала, как скрипнули половицы. Это была Даша, ее сестра.

Дарья. Дашутка. Дашенька. Дашка.

Самое дорогое, что есть у Татьяны.

Однако сейчас ей больше всего на свете хотелось придушить сестру. Та пыталась ее разбудить и, к сожалению, своего добилась.

Сильные руки Даши энергично трясли Татьяну; как правило, такой мелодичный голос противно шипел:

– Ну же, Таня, проснись! Вставай.

Татьяна протестующе заворчала, но Даша стянула с нее простыню.

Никогда еще разница в семь лет не была столь очевидной. Черт возьми, как же хочется спать! И что этой Даше…

– Отстань! – пробормотала Татьяна, безуспешно пытаясь удержать простыню. – Не видишь, я сплю! В конце концов, ты мне не мать!

Дверь опять отворилась. Снова скрипнули половицы. Вот теперь это действительно была мать.

– Таня! Ты проснулась? Немедленно вставай!

А вот мамин голос мелодичностью не отличался, тут уж ничего не скажешь! Да и вообще в Ирине Метановой не было ничего гармоничного. Маленькая, шумливая, громогласная, бурлившая отрицательной энергией. Волосы перехвачены косынкой: вероятно, она все утро проползала на коленях, отмывая коммунальную ванную. Голубой летний сарафан был смят, на лбу выступили капли пота. Очевидно, воскресный день особой радости ей не принес.

– Ну же, мама… – простонала Татьяна, не поднимая головы.

Дашины волосы коснулись ее спины. Опустив руку на бедро сестры, Даша наклонилась и чмокнула ее в затылок. Мимолетная нежность охватила Татьяну, но прежде, чем Даша успела что-то сказать, раздался резкий мамин голос:

– Немедленно поднимайся! Через несколько минут по радио передадут важное сообщение.

– Где ты была прошлой ночью? – шепнула Татьяна сестре. – Явилась чуть ли не утром!

– Что же тут поделаешь, – смеясь, оправдывалась Даша, – если рассвет теперь едва ли не в полночь! Так что, когда я вернулась, было не так уж и поздно. Вы все спали.

– Рассвело только в три, и тебя еще не было!

Даша нахмурилась:

– Скажу папе, что застряла на том берегу реки, когда развели мосты.

– Скажи-скажи! Посмотрим, что он ответит, особенно когда объяснишь, что именно делала на другом берегу реки в три часа ночи.

Татьяна повернулась на спину. Сегодня Даша выглядела особенно привлекательной. Темно-каштановые волосы беспорядочными прядями ниспадали на плечи, а оживленное круглое личико с темными глазами то и дело меняло выражение. В данный момент оно пылало добродушным возмущением. То же, хотя куда менее добродушное, чувство владело и Татьяной. Когда же ее наконец оставят в покое и дадут поспать?

Но, заметив напряженно сжатые губы матери, Татьяна невольно встревожилась:

– А какое сообщение?

Мать молча принялась убирать простыни с дивана.

– Мама! Какое сообщение? – повторила Татьяна.

– Через несколько минут будут передавать правительственное сообщение. Это все, что я знаю, – сухо ответила мать, покачивая головой, словно говоря: чего тут не понять?

Татьяна неохотно села. Сообщение. Не часто бывает такое, когда прерывают музыку, чтобы сделать официальное заявление.

– Может, мы снова вторглись в Финляндию? – пробормотала она, потирая глаза.

– Тише! – прошипела мать.

– А может, это они напали на нас. Хотят получить обратно свои территории, потерянные в прошлом году.

– Мы никуда не вторгались, – произнесла Даша. – И в прошлом году мы отвоевывали свои территории. Те, что потеряли в Первой мировой войне. И нечего подслушивать взрослые разговоры!

– Никаких территорий мы не теряли, – возразила Татьяна. – Товарищ Ленин отдал их добровольно. Это не считается.

– Таня, мы не воюем с Финляндией. Вставай!

Но Татьяна и не подумала слушаться.

– Значит, Латвия? Литва? Белоруссия? Нет, вряд ли. Ведь мы их освободили от гнета… Тогда что же?

– Хватит чушь молоть, Татьяна!

Мать всегда звала ее полным именем, когда сердилась и хотела показать дочери, что сейчас не время дурачиться. Татьяна, однако, не унималась:

– Все же как это понимать? Я сгораю от нетерпения!

– Я сказала – хватит! – воскликнула мать. – Довольно! Немедленно вставай! Дарья, подними свою сестрицу с постели.

Даша не пошевелилась.

Мать, недовольно ворча, вышла из комнаты. Даша, быстро повернувшись, заговорщически шепнула:

– Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Что-нибудь хорошее? – вскинулась Татьяна. Даша обычно не откровенничала с младшей сестрой.

– Свершилось! – театрально провозгласила та. – Я влюблена!

Татьяна закатила глаза и плюхнулась на подушку.

– Перестань! – воскликнула Даша, запрыгнув на нее сверху и придавив к матрасу. – Это серьезно!

– Ну да, как же! Встретила его вчера, когда развели мосты? – ухмыльнулась Татьяна.

– Вчера у нас было третье свидание.

Татьяна тяжело отдувалась, глядя на лучившуюся радостью сестру.

– Слезь же с меня наконец!

– А вот и нет, – хихикнула Даша, принимаясь ее щекотать. – Ни за что, пока не скажешь: «Я счастлива за тебя».

– С чего это вдруг? – сказала Татьяна. – И вовсе я не счастлива! Не я же влюблена! Отстань от меня!

В комнату снова вошла мать с подносом, на котором стояли чашки. Поставив его на стол, она удалилась и вернулась с самоваром.

– Да угомонитесь вы или нет? Слышите?

– Да, мама, – послушно отозвалась Даша, напоследок ткнув сестру в бок.

– Ой! – завопила Татьяна. – Она мне все ребра переломала!

– Я вот сама сейчас вам кое-что переломаю! Вы уже слишком взрослые для подобных игр!

Даша показала Татьяне язык.

– Тоже мне, взрослая! – фыркнула Татьяна. – Двухлетний ребенок и тот умнее! Только мамочка об этом не знает.

Но Даша продолжала дурачиться. Татьяна ловко подпрыгнула и ухватила ее за язык. Даша взвизгнула. Татьяна разжала пальцы.

– Что я сказала?! – повысила голос мама.

– Увидишь его – сама влюбишься, – прошептала Даша Татьяне. – До чего красивый!

– Неужели лучше того Сергея, с которым ты ко мне приставала? Все твердила, как он красив!

– Прекрати! – прошипела Даша, шлепнув ее.

– Ни за что! – пропела Татьяна. – Кажется, это было на прошлой неделе!

– Где тебе понять, глупая девчонка! – отмахнулась Даша, снова шлепнув сестру.

Мать опять прикрикнула на них, и обе притихли.

В комнате появился глава семейства, Георгий Васильевич Метанов, приземистый мужчина лет сорока пяти. Густые взъерошенные черные волосы его только начали седеть. Это от него унаследовала Даша свои непокорные локоны.

Он прошел мимо кровати, безучастно взглянул на дочь, все еще прятавшуюся под простыней, и резко бросил:

– Таня, уже полдень. Немедленно вставай, иначе хуже будет. Чтобы через две минуты была одета!

– Легко, – ответила Татьяна, прыгая на кровати и демонстрируя семье, что на ней вчерашняя блузка и юбка.

Даша с матерью только головой покачали. Мать поспешно отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– Что нам с ней делать, Ирина? – вздохнул отец, глядя в окно.

Ничего, подумала Татьяна, главное, чтобы папа поменьше обращал на нее внимание.

– Скорее бы выйти замуж! – буркнула Даша, все еще сидевшая на кровати. – Тогда, по крайней мере, хоть комната была бы, где можно спокойно одеться!

– Шутишь? – хихикнула Татьяна, снова подпрыгнув на кровати. – Всего и добьешься, что твой муж тоже сюда вселится. Мы с тобой и с ним уместимся на кровати, а Паша ляжет у нас в ногах. До чего же романтично, просто сил нет!

– Не выходи замуж, Дашенька, – рассеянно сказала мать. – Хоть в этом Таня права. У нас нет места.

Отец молча включил радио.

В их длинной узкой комнате умещались кровать, на которой спали Татьяна с Дашей, диван для отца с матерью и низкая раскладушка, где ночевал Паша, Татьянин брат-близнец. Топчан стоял в изножье кровати, поэтому Паша именовал себя комнатной собачкой.

Бабушка с дедом жили в соседней комнате, куда можно было попасть через короткий коридор. Там, на маленькой кушетке, иногда спала Даша, когда приходила поздно и не хотела никого беспокоить, особенно родителей, от которых на следующий день наверняка можно было ждать нагоняя. Кушетка в коридоре была всего метра полтора длиной и больше подходила для Татьяны, не отличавшейся высоким ростом. Но Татьяна редко являлась домой после полуночи. Вот Даша – дело другое.

– Где Паша? – спросила Татьяна.

– Завтракает, – отмахнулась мать, не переставая хлопотливо прибираться.

В противоположность отцу, застывшему на диване, она порхала по комнате как пчелка, собирая пустые папиросные коробки, поправляя книги на полке, вытирая рукой маленький столик. Татьяна по-прежнему стояла на кровати. Даша по-прежнему сидела.

Метановым повезло: у них были две комнаты и выгороженный коридор. Шесть лет назад они сделали в конце коридора дверь, и таким образом получился отдельный вход, как в собственной квартире. Их соседи Игленко ютились вшестером в одной большой комнате, двери которой выходили в общий коридор. Что ж, ничего не поделаешь.

Солнечный свет струился сквозь развевающиеся белые занавески.

Татьяна знала: это всего лишь миг, краткое мгновение, предвестие наступающего дня. Скоро все это исчезнет. И все же… солнце, заливавшее комнату светом, отдаленный гул автобусов, легкий ветерок…

Та часть воскресенья, которую больше всего любила Татьяна, – начало.

Вошел Паша с дедом и бабушкой. Он с Татьяной ничуть не походили друг на друга, хотя были близнецами. Невысокий темноволосый паренек, точная копия отца, небрежно кивнул Татьяне и одними губами произнес:

– Классная прическа.

Вместо ответа она высунула язык. Подумаешь, не успела причесаться!