– А что там ночью разглядывать? – не смог не усмехнуться Константин.

– Ну, здесь тоже особенно нечего, – признался проводник. – А вот по пути, где пойдем…

Зеркало отрезало от них шум учений. Здесь, во внезапно наступившей тишине, можно было почувствовать себя оглохшим. Наверное, поэтому Когната издала крик, который эхом отразился от близкого леса. Вопреки ожиданию, что проводник пристрожит девочку, тот лишь посмотрел на нее с насмешкой и поднял на Константина взгляд, в котором мелькнуло сочувствие.

– Как тебя зовут-то хоть?.. – осведомился проводник, явно упустив слово «бедолага» в конце предложения.

– Константин, – внезапно ответила за него Когната, чем перебила «Костя», которое он уже начал было произносить.

– Вы знакомы? – шутливо обратился Максим Сергеевич к Когнате. – Он твоя учительница танцев?

Пальцы Когнаты чуть сжались на руке Константина в сдержанном порыве, видимо, гнева.

– Глупая обезьяна, это не твое дело есть, – сказала она.

– А ты кто такая тогда есть? – передразнил ее Максим Сергеевич. – Ты глупая каракатица есть?

– Ее Когната зовут, – сказал Константин примирительно. – Никто здесь не каракатица, никто не обезьяна.

Он скосил глаза на девочку. Вроде бы насчет того, что никто не каракатица, она не возражала, а вот насчет обезьяны имела другое мнение.

В лесу, куда они дошли, проводник нашел что-то похожее на тропинку, неутоптанную, всю в корнях, изгибавшуюся так и эдак, но Константин, который ожидал худшего, немного обрадовался. Неудобно было толкаться с девочкой на узкой дорожке, но она отпустила его руку и словно совсем забыла про Константина, когда мимо ее лица пролетела жужелица, а Когната прихлопнула ее ладонями на лету и как ни в чем не бывало съела. Константин и охнуть не успел, только услышал хруст хитина на зубах.

– Я и запамятовал, что у драконов дети жуков едят, как ягоды, – обратился он к рюкзаку проводника, метрах в пяти впереди.

– Они и мышкуют, – бросил через плечо Максим Сергеевич. – Об этом ты мог даже и не знать. Они и сами некоторые не в курсе, потому что в мегаполисе живут.

А девочка сначала двинулась вперед обычной походкой, потом же, все ускоряя шаг, перешла на странную, покачивающуюся трусцу, запрыгала с корня на корень и обогнала проводника.

– Э! – окликнул Максим Сергеевич. – Далеко не убегай!

Она, будто не слыша его, скользнула в кусты. Слегка встревоженный Константин различил бесшумный, довольно высокий для человека прыжок по тому, как мелькнули среди зелени синее платье и светлая голова. Посыпались листья, затрещали мелкие ветки, раздался звук падения и мышиный писк.

– О чем я и говорил, – сказал Максим Сергеевич. – Ей тут раздолье. Есть вариант, что она и домой не захочет.

Когната вернулась на тропинку, и воображение нарисовало Константину мышиный хвостик, исчезающий во рту девочки, подобно всасываемой макаронине, но та сначала показала добычу Максиму Сергеевичу, а затем приблизилась к нему и протянула аккуратно зажатого в кулаке мелкого грызуна, который был еще жив и бодр настолько, что пытался прокусить складку кожи между ее большим и указательным пальцами.

Они и километра не успели пройти, а у Когнаты уже была грязь и под ногтями, и почему-то на лице, а глаза горели восторгом и хищным огнем одичавшей кошки.

– Надеюсь, ты не будешь есть бедную зве… – опасливо начал Константин.

Когната, странно улыбаясь, сунула мышиную голову в открытый рот и сделала вид, что кусает. Лицо Константина невольно перекосило, а девочка рассмеялась своей шутке и снисходительно объяснила:

– Мышей много тут находится!

И отпустила зверушку. Только притопнула на нее ногой, чтобы мышь убегала быстрее.

– Вот и правильно, – похвалил Константин и, чувствуя себя идиотом, добавил: – У мышки, может быть, детки есть, которые ее ждут.

Проводник только крякнул, когда услышал такие слова. Когната снова скрылась в зарослях.

– Ей тут не опасно расхаживать? – спросил Константин, косясь на синее пятно, которое двигалось параллельно тропе.

– Было бы опасно, мы бы ее не отпустили, – успокоил проводник.

– Надеюсь. Вам виднее, Максим Сергеевич, – сказал Константин.

– Можно просто Максим, можно на «ты», – предложил проводник.

Константин отказался:

– Наверно, это не особо нужно нам обоим, это тыканье в вашу сторону.

– Ну, не нужно так не нужно, – скучно согласился Максим Сергеевич и прихлопнул комара на лице.

Константин тоже хлопнул себя по щеке, а затем и по руке, а там и по загривку. С каждым шагом комары становились назойливее. Константин понял, что давно уже вспотел, а с бровей капает влага.

– Тут низина, – зачем-то объяснил проводник. – Дальше река, там полегче будет.

– Надо было одеколон какой-нибудь захватить, – упрекнул себя Константин.

– Вот как раз одеколон не надо, тут на одеколон такое слетается, что без огнемета не пройти, а на огнемет приходит такое, что хоть ложись и помирай. Вон, гляди.

Проводник показал на сторону тропы, противоположную той, по которой шла Когната, и Константин увидел прогалину, покрытую вспаханным и запекшимся от пламени суглинком. Среди редких травинок, пробившихся наружу сквозь прошлогоднюю листву и трещины в черной поверхности, что-то рыжело металлической окисью, отчетливо белели кости.

– Кого смог, достал и похоронил, – опережая вопрос Константина, заявил Максим Сергеевич, – а кого-то так вплавило, что все, привет.

На время оставленная без внимания Когната бесшумно вышагнула из кустов, вопросительно посмотрела на взрослых, точно спрашивала разрешения, и подалась на сожженную поляну. Обратно она двигалась уже медленнее, поскольку сначала волокла по земле, а затем закинула на плечо что-то увесистое. Только когда она оказалась совсем близко, Константин различил, что штука в ее руках – покрытая ржавчиной прямая драконья сабля с оплавленной рукоятью.

– Ты моим оруженосцем будешь, – сообщила Когната Константину.

– Нет уж, спасибо, давай как-нибудь сама, – возразил он и чуть не добавил: «Мне одного раза вполне хватило».

Когната повернулась к Максиму Сергеевичу, а он с легкостью отобрал саблю и забросил ржавую железку в кусты.

– Никаких тут оруженосцев тебе не будет. Если надо, вот… – проводник одним движением стремительно вынутого неизвестно откуда ножа срезал ближайшую ветку, на ходу соскоблил кору с нее и протянул девочке. – Такая сабля подойдет? Только сама ее таскай.

Когната приняла импровизированное оружие, машинально облизнула сок с еще сырой древесины, заметила в пустоту:

– Это не сабля есть. Гарда не присутствует.

Но сделала несколько пробных взмахов, изображая, что стряхивает на землю с клинка кровь убитого врага, и вроде бы осталась довольна, а там уже опять забыла про обоих мужчин и снова зашагала подпрыгивающей походкой параллельно им.

Когда заблестела вода впереди, Когната без спросу ускорилась, быстрее зашагал и проводник. Из гордости Константин не стал просить подождать, а когда приблизился к реке, Максим Сергеевич уже полоскал в воде ладони Когнаты и, зачерпывая из реки, умывал ее лицо. Они о чем-то разговаривали, Когната смеялась. Константин бросил на границу между песком и травой рюкзак, сел, опершись на него спиной, стараясь быть незаметным, достал таблетки из кармана дождевика, запил их водой из фляжки.

Находясь в движении, Константин чувствовал себя еще ничего, пусть спина и шея беспокоили, но в меру, достаточную для иллюзии, что и дальше будет так. Стоило же добраться до привала, тут-то боль и обняла, навалилась и на спину, и на ногу, захотелось одновременно упасть, уползти куда-нибудь, закопаться по самую шею в прохладную землю – или без остановки идти дальше, не давая боли взять верх.

– Эй, товарищ шпион, ты что-то все зеленее и зеленее, – слегка обеспокоился Максим Сергеевич, сидевший на своем рюкзаке, как на табурете.

Когната, которая к тому времени уже бодро орудовала столовой ложкой в открытой банке с тушенкой, одобрительно рассмеялась словам, что человек зеленеет. Она с любопытством окинула взглядом Константина, увидела, что речь Максима Сергеевича больше преувеличение, нежели правда, и отвернулась.

– Сейчас пройдет, – ответил Константин, стараясь, чтобы голос не соскользнул в болезненное кряхтение.

– Пройти-то пройдет, лишь бы ты тоже не отошел, – возмутился Максим Сергеевич. – Понятно, что без тебя мы до места быстрее допрыгаем…

– Да, – не отвлекаясь от еды, согласилась Когната, потому что это была правда.

– …но какого дьявола они все же тебя на это подписали? – продолжил фразу Максим Сергеевич. – Ты провинился, что ли, или как?

Константин, разозленный переживаемой болью, хотел ответить, что это не столько секрет, сколько вовсе не собачье дело проводника, но тут Когната сказала консервной банке:

– Константин мою настоящую маму поймал, и полиция мою настоящую маму в тюрьму посадила. Я сейчас с мамой-опекуном и папой-опекуном живу. Они мои регенты есть. Их двое есть, потому что кого-нибудь одного убить могут. Хотя бы одного нужно, чтобы моим воспитателем являлся.

– Погоди-погоди, Когната, – прервал Максим Сергеевич. – Твоя мама драконом является?

– Да, все так, – охотно откликнулась Когната. – Она кем же еще являться может? Я же дракон есть.

– Как ты, интересно, такой пышущий здоровьем, исхитрился поймать дракона? – удивленно, при этом насмешливо и недоверчиво поднял бровь проводник.

– Он мою настоящую маму действительно поймал, – повторила Когната. – И Константину теперь все верят. Я вчера Дмитрия в кабинете, когда сидела, услышала.

Константин только и смог, что махнуть рукой в сторону Когнаты:

– Вот у нее и спрашивайте, Максим Сергеевич, раз она все знает, а от меня отстаньте. Это глупая и совершенно неинтересная история.

А сам подумал: «Я бы тебе лучше историю про нашу с тобой, Максим Сергеевич, встречу рассказал, только хочется дожить до конца похода».

Или смотрел Константин на проводника как-то по-особенному, или еще что, но тот заявил:

– Просто у меня такое чувство, что я тебя где-то видел. Почему-то вспоминается, что вокруг тебя блестки от хлопушки летят.

«Ну, это как раз не удивительно, что ты меня так мог запомнить», – подумалось Константину.

– Я тоже так Константина помню! – в свою очередь ляпнула Когната.

«И это тоже как раз неудивительно», – подумалось Константину еще раз.

– Ладно, – снисходительно крякнул Максим Сергеевич, – давай не пререкайся сейчас, я тебя разгружу слегка, пока ты окончательно не загнулся в первый же день…

Он поднялся, развязал рюкзак Константина и перекинул в песок несколько консервных банок, комментируя:

– Возражения не принимаются. Найди место для героической смерти от радикулита где-нибудь не со мной. Мне эта проблема не нужна.

– И мне тоже не нужна, – сказала Когната.

– Господи, да ты-то куда лезешь? – упрекнул ее Константин. – Сейчас повешу на тебя рюкзак, а сам пойду налегке.

– Нет. Я рюкзак не понесу, – отказалась Когната. – Но я тросточку твою можно возьму, пока ты лежишь?

Константин в знак согласия рукой подтолкнул трость в ее сторону, и она сразу же схватила ее и стала ходить, пытаясь прихрамывать.

– Я будто как ты, старая есть, – пояснила она.

Константин припомнил ей эти слова, когда они двинулись дальше: где-то часа через полтора после привала и еды ее разморило, и Когната заспотыкалась на ровном месте, уже не скакала, как прежде, и оставляла без внимания летавших рядом стрекоз.

– Теперь ТЫ будто старая есть, – сказал он.

Когната смерила Константина равнодушным, но при этом обиженным взглядом.

– Ну-ка, – заметил на это проводник, подхватил Когнату и посадил себе на шею. А Константина поддел: – Извини, тебя не могу, ты уже большой.

– Но было бы неплохо прокатиться, – с шутливой претензией буркнул Константин.