Вот только своих братьев и сестер он помнил не многих, потому как живыми и здравствующими застал при своей жизни далеко не всех. Эпидемия тифа во время Гражданской войны унесла жизни едва ли не каждого третьего в семье. Самый старший еще подростком был убит напавшими на него хулиганами или бандитами, что промышляли грабежами и насилием над простыми прохожими в тяжелые и голодные времена. Скончался тот на руках у матери, истекая кровью от множества ножевых ранений. Погиб, как написал в письме сослуживец в тридцатом году в стычке с басмачами в Туркестане, еще один брат. Не вернулся с Финской войны третий, на которого мать с отцом получили похоронное извещение. Давно уехал на заработки в дальние края четвертый брат, откуда сообщил, что женился, создал семью, но больше ничего о себе не писал. Вышла замуж и перебралась с мужем в другой город сестра. Остальные же братья и сестры Виктора ушли из жизни из-за болезней в разное время, в основном совсем маленькими.

Крохотный дом Волковых почти опустел к началу войны. На ближайшем к нему кладбище на тот момент покоилось больше его жильцов, чем в еще стоявших стенах. Мать с отцом надеялись в будущем только на подрастающего Виктора. Видели в нем кормильца и утешение в старости. Вот только он им радости приносил мало. Больше времени проводил на улице. Постоянно с кем-то дрался, хулиганил, водил дружбу с теми подростками, которых воспитали суровые условия не очень гостеприимных рабочих кварталов города. Приходил домой с синяками и ссадинами. Иногда на него жаловался кто-либо из соседей за то, что он поколотил их сына. Однажды наведался даже участковый милиционер и грозил посадить за проделки в колонию для малолетних преступников. Тогда это смогло заметно приструнить мальчика. Он взял себя в руки, отказался от частых прогулок с друзьями, стал больше бывать дома, начал помогать родителям в огороде и по хозяйству. Перестал прогуливать занятия в школе, где его тоже не очень жаловали преподаватели за плохую успеваемость и отвратительную дисциплину, частые отсутствия на уроках и постоянное участие во всевозможных проделках, а еще в драках.

– Ой, Витька, бандит с большой дороги из тебя вырастет! – ворчал на него совсем уже старый дед, отец отца. – Будешь как прадеды мои – разбойником. Они купцов в старинные времена, что по московской дороге ехали с товаром, обворовывали да грабили. Место их разбоя так и назвали в народе: «Подчищаловка». Потому как они карманы подчищали торговому люду.

Но Витька не стал ни бандитом, ни разбойником. Получив заветный аттестат о семилетнем образовании, он по совету отца – рабочего одного из заводов города – направился устраиваться на работу. Учиться он не хотел, да и не взяли его в фабрично-заводское училище, из-за слишком низких отметок. А вот Подольский механический завод имени Калинина принял его в ученики в один из цехов, чем сам Виктор остался очень доволен. И было ему чему радоваться. Атмосфера предприятия, где кормили своих работников обедами и платили заработную плату, давали специальность и отправляли на культурно-массовые мероприятия в виде походов в кино и на представления в любительских театрах, где все роли, как правило, исполняли такие же, как и он, простые рабочие с заводов, нравилась ему. Он приучил себя к трудовой дисциплине, принял ее и без труда привык к ней. Бросил общаться с уличной шпаной. На получаемые за работу деньги смог прилично одеваться, хорошо питаться и помогать родителям. И хоть прежнее накопленное им в душе уличное наследие иногда давало о себе знать, втягивая его во всевозможные конфликты в виде стычек с кем-либо из таких же бывалых драчунов, как и он сам, сделанные парнем выводы работали как надо. В милицию он не попадал, работал на заводе исправно, на смены никогда не опаздывал, а потому начальство на него не жаловалось и уже начинало ставить другим в пример.

Но уже через год его трудовой деятельности в страну пришла страшная война. Многие из его коллег ушли добровольцами и по призыву на фронт в первые недели и месяцы войны. Враг уже рвался к Москве, чьи границы пролегали совсем недалеко от родного Подольска, а потому людей на его предприятии становилось меньше день ото дня. Работать оставались либо старики, не годные идти на фронт по возрасту, либо те, кому руководство выделило бронь как опытным специалистам. К концу сорок первого года на завод пришло довольно много подростков – выпускников местных и окрестных фабрично-заводских школ и училищ. Пятнадцатилетние-семнадцатилетние ребята, наскоро обученные, а больше недоученные по причине ускоренного выпуска и отправки на работу, с трудом втянулись в трудовую жизнь. Но и они вскоре вполне стали заменять ушедших на фронт отцов и старших братьев, что стояли до них у станков, верстаков, печей и котлов.

Многие из них были ровесниками Виктора. Но свою трудовую школу он прошел не в стенах учебных заведений, а непосредственно на заводе. А потому для некоторых из новичков стал впоследствии едва ли не наставником.

В тот день, что увидел он на проходной предприятия список убывающих на фронт молодых людей, буквально встряхнул его, заставил пробудиться, задуматься о будущем, о долге перед Родиной, о том тяжелом положении, что наступило в стране и городе с началом войны. Он работал с мыслями о том, что должен предпринять какой-то правильный шаг, двинуться в нужном направлении, пойти туда, где для него уже проложена судьбой его дорога. И покоя ему не давала именно та возможность, которая открывалась после увиденного еще утром списка. Виктор не находил себе места, работал машинально, по привычке. Он колебался между тем, чтобы остаться трудиться и, возможно, получить потом бронь, жить со стареющими родителями, у которых он был сейчас один, и между тем, чтобы сделать самому шаг вперед, а не плыть по течению: не ждать призыва в декабре, а рвануть на фронт сейчас, изменить свою жизнь.

Его привел в чувство заводской гудок, сообщавший всем работникам о наступлении обеденного перерыва, короткого по времени из-за войны, но никем не отмененного полностью. Виктор прекратил работу, сразу успокоился и решил положиться на волю судьбы. Отпустит начальник цеха, значит, быть тому так – он станет солдатом и отправится защищать Родину. Нет – останется рабочим и будет трудиться в стенах родного цеха.

Как будто кто-то свыше прочитал его мысли. На глаза парню попался идущий между станками его руководитель. Это был знак и удача одновременно.

Виктор сорвался с места. Он подбежал к начальнику цеха, схватил того за рукав пиджака и, с шумом выдохнув, поздоровался.

– А, Волков! Чего тебе? – на ходу спросил тот.

Виктор не находил себе места от волнения, не чувствовал ног, прерывисто дышал, но все равно не отступал от намеченной цели.

– На фронт хочу уйти! Отпустите меня, пожалуйста! – затараторил. – Мне в этом году все равно уже исполнится восемнадцать. Призовут. Чего мне ждать? Там списки. В них много моих товарищей. Уйти с ними хочу. Вместе надежнее, все свои. А тут и ребята есть. Они уже всему научились, работают справно, к дисциплине приучились, не опаздывают и все задания выполняют вовремя и без взысканий.

Начальник цеха остановился, тяжело вздохнул, опустил глаза в пол и нахмурился. Морщины на его лице, что стали выделяться особенно четко с началом войны, проступили еще явственнее. Молодой еще мужчина, казалось, постарел от постоянных недосыпов, недоедания и нагрузок, от непрерывного рабочего дня, продолжавшегося порою по несколько суток подряд, с ночевками на работе, прямо в кабинете.

– Что ж вы все со мной делаете? – тихо проговорил он и начал нервно тереть подбородок. – С кем же я теперь план выполнять буду?

– Так призовут все равно и очень скоро! – не унимался Виктор, боясь проболтаться, что до настоящего достижения призывного возраста ему ждать еще девять с лишним месяцев. – Чего ждать? И подмена есть. Я всему их научил. Ребята справные.

Начальник цеха поднял на него глаза.

– Ладно, – ответил он. – Все равно сбежишь. Вы все сейчас на фронт рветесь. Удержать никого и никак не смогу.

Глаза Виктора округлились от неожиданного ответа руководителя. Такого быстрого хода событий он никак не ожидал. Его план сработал, а судьба решилась всего за несколько часов с того самого момента, когда он заметил список с фамилиями заводских призывников.

– Скажешь от моего имени учетчице, чтоб сходила на проходную и вписала твою фамилию в бумагу, – произнес начальник цеха. – И до конца дня получи расчет, сдай инструмент в кладовую и все дела передай своему мастеру.

Виктор в ответ в знак согласия и в знак признания своему руководителю расплылся в благодарной улыбке.

– Только бы не передумал, только бы не передумал, – проговаривал он раз за разом сам себе до конца рабочей смены. – Удача! Удача! Удача!

Двенадцать часов труда на заводе позади. И так каждый день. Выходных во время войны на заводе не дают. А потому накопившаяся усталость в сочетании со скудным тыловым питанием в виде жидкой похлебки на работе в обеденный перерыв и того, что отоваривает на карточки мать, отстояв рано утром длинную очередь, делают организм ослабленным. Но сегодня Виктор не волочит ноги с работы, как обычно в последние месяцы. Он почти бежит, бодро и весело, окрыленный новыми мыслями и надеждами. Уже завтра он сделает первый шаг к тому, чтобы стать солдатом.

– Леха! – кричит он в окна дома своего приятеля, который тоже уже должен прийти после смены.

Друзья они старые. Крепко связанные с детских лет. Вместе проказничали, озорничали, а потом и втянулись вдвоем в жесткие, порою жестокие уличные традиции. Хулиганили, дрались, начинали курить тайком от родителей. Леха верный друг. Никогда не предаст. На него можно положиться.

– Привет, Витек!

– Привет!

Они обменялись крепкими рукопожатиями.

Леха младше на несколько месяцев. Ему нет еще семнадцати, а потому призыв для него состоится только в следующем – сорок третьем – году.

– На фронт ухожу, – тихо произнес Виктор, ожидая реакции на свои слова старого товарища.

– Да ты что! – вскинул тот брови. – Так рано? Шутишь, что ли?

Но по выражению лица друга понял, что тому сейчас вовсе не до шуток. Слишком серьезным был у него вид.

– Так получилось. Начальник цеха дал добро. Отпустил, потому что я замену себе подготовил из тех пацанов, кого еще в конце года из училищ на завод прислали, – продолжил Виктор.

Он поведал Лехе все подробности сегодняшнего дня. Рассказал о том, как увидел на проходной список. Как ходил потом для разъяснений к тому самому знакомому парню, чья фамилия была указана в нем. Как прикинул свои шансы уйти на фронт и решил рискнуть, обратившись за разрешением к руководителю.

– На вот. Моим потом занесешь, – протянул он Лехе аккуратно сложенные деньги, что получил сегодня в качестве расчета, когда увольнялся с завода.

Тот уставился на Виктора вопросительным взглядом.

– Я с ночи котомочку себе приготовлю, – пояснил ему тот, – чтоб мать не увидела. Белье положу, мыла кусок. Из погреба чего-нибудь съестного вытяну. А с утра как на работу буду уходить, так и сбегу. Они не заметят. Только сам-то я в военкомат направлюсь. А ты им завтра вечером попозже новость обо мне и сообщишь. А то сам понимаешь. Они же вцепятся в меня. Слез будет! Не пустят еще, повиснут на мне со слезами и причитаниями.

– Ну ты даешь! – протянул в ответ Леха. – Один в семье остался. Брат с сестрой не пойми где. Писем нет от них. И ты сбегаешь. Каково твоим старикам теперь будет?

– Вот и навещай их время от времени, – настойчиво произнес Виктор, прощаясь со старым другом.