Марина Бастрикова: Здравствуйте, я ваша следователь

Я не надела форму, потому что коллега так посоветовал. Вот лично я себя бы чувствовала увереннее в полицейской форме, может быть, хоть внушительнее выглядела. А то как испытать уважение к следователю ростом метр шестьдесят и в потертых джинсах? Но Максим упрямо доказывал, что в форме, добираясь на метро и автобусом, я буду точно выглядеть глупо. Выбирая между “глупой” и “менее уважаемой” выбрала последнюю и надела гражданское. Пусть меня и ожидало мое первое общение со свидетелем, при котором хотелось выглядеть настоящим полицейским. А не миниатюрной куклой девяностых с круглым лицом в веснушках, крохотным носом, мелкими светлыми кудряшками и огромными голубыми глазами. Наверно, Максим прав, такую наряди в полицейскую форму, и, действительно, будет выглядеть глупо.

Ладони вспотели от страха, и из-за волнения вернулась привычка кусать губы. Хорошо, что я в маске, и как полицейский остервенело пожирает сам себя никому не видно. И пусть масочный режим отменили, метро все равно было полно неприятных запахов, к которым я с детства чувствительна. Родители посмеивались, как я тогда справлялась с посещениями морга, но как раз-таки там всегда все тихо, спокойно и стерильно. Вентиляция мощная и справляется с абсолютным большинством запахов. Плюс плотные маски. В итоге, в морге я в обморок ни разу не падала, а вот в магазине косметики и духов… Вот уж где настоящий ад! У меня моментально начинала кружиться голова. И, если вовремя не уйти, то могло кончиться обмороком.

Поэтому из метро я выбегала очень быстро, так как выход был через торговый центр, в котором один из первых магазинов как раз был тот самый адовый. Какое счастье, что не сняла маску!

Выскочила на улицу и огляделась. По идее, я должна быть на нужной улице, осталось найти двенадцатый дом. Достала из кармана телефон и поняла, что тот разрядился. Из-за волнения предстоящего разговора, совсем забыла поставить свой старенький айфон на подзарядку. Да и вряд ли я бы что-то смогла разобрать под начинающий накрапывать дождь. Что ж, вспомним, что следаки ранее вообще обходились без телефонов. На глаза попался магазин “всего и вся” (как я их называю), и мне продали блокнот и ручку, вручив бонусом информацию о нахождении двенадцатого дома.

До жилища свидетеля я добиралась уже под резко хлынувший ливень.

К счастью, о визите я предупредила, а память на цифры у меня всегда была хорошая, поэтому смело набрала номер квартиры.

– Здравствуйте, это Светлана Светлая, я…

Пилик-пилик. Свидетель открыл дверь, не дослушав. Что ж, не зря предупреждала человека о визите. Мало кто за именем Светлана Светлая ожидает увидеть следователя, поэтому кроме корочки, я вооружалась правилом “заранее предупреждать”. Да и у человека жена все-таки погибла, ему, наверно, тоже требуется время и моральные силы собраться с мыслями и поговорить об этом.

Перед глазами встало воспоминание, когда к маме пришел следователь. У нее отец умер, а тот корочкой ей в лицо тыкнул, да жестко опрашивал. Я тогда еще решила, что не буду такой. Следователям тоже нужна человечность. Коллеги посмеиваются, говорят, что я просто не очерствела еще, а мама в тот день сказала, что у них работа такая, нельзя эмоции в нее пускать. А сама плакала во время вопросов следователя, а он только морщился, да глаза закатывал, ожидая прекращения потока слез.

Нет, я такой не буду. Для начала выражу соболезнования, а потом уже…

На этих мыслях я вышла из лифта и подошла к двери, которая оказалась уже открытой. Нервно потоптавшись, решила, что, видимо, меня так пригласили войти, заглянула и спросила:

– Э, есть кто?

Мой дурацкий вопрос и писклявый голос прозвучали совсем уж нелепо, так что я резко выпрямилась и смело ступила внутрь. Я же все-таки полицейский. Когда ко мне подошел мужчина, я вспомнила, что еще и человечный полицейский.

– Соболезную, – сказала, снимая маску.

– Хм, спасибо, – ответил мужчина.

И храбрый, бравый и внушительный полицейский в моем лице наконец-то поднял глаза выше краев собственных мокрых кроссовок. Вначале увидела мужские голые пальцы без носков. Домашние серые трико, слишком чистые и новые для дома, на мой взгляд. Сверху футболка, похоже, наспех одетая. А между. Я покраснела и резко подняла взгляд, встретившись глазами с почему-то возбужденным мужчиной.

Конец ознакомительного фрагментаОзнакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна – то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») – идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»

Он тоже выглядел смущенным, поэтому я мысленно утихомирила свой гнев. Мало ли как у человека психика реагирует на потерю любимой женщины, еще не хватало ему гневных взглядов “метр с кепкой”-следака.

Мужчина наклонился и подал мне тапочки. Я проследила за его движением, поэтому не упустила момента, когда он, явно не удержавшись, снова кинул взгляд на меня. Точнее не на меня, а на мою грудь. Что он мог интересного увидеть в моем первом размере? Опустила взгляд и заметила, что натворил дождь с тонкой летней футболкой.

Прикрыла срам сумочкой. От всего произошедшего я совсем забыла показать корочку и почему-то именно сейчас, глядя на содержимое своей сумки, вспомнила. Вытащила документ и попыталась открыть, что было сложно, так как одной рукой я все еще держала сумку, прикрывающую то, что не скрывала теперь футболка. Мужчина понаблюдал мои старания и махнул рукой, сказав:

– Вначале в ванную, потом дела.

И, кивнув в сторону одной из дверей, удалился обратно в комнату. Я сняла кроссовки и шагнула в сторону ванной. Мужчина ко мне сзади подошел и протянул какую-то тряпку. Он меня не касался, я его не видела, только его руку с синими выступающими венами, но чувствовала его жар и запах очень сильно. От аромата его кожи, у меня закружилась голова, хотелось обернуться, зарыться носом ему в плечо и вдохнуть поглубже. Чертова чувствительность к запахам! Не надо было сразу маску снимать. Резко выхватила предложенное, забежала в ванную и закрылась изнутри, тяжело дыша.

Так не должно быть. У него жена умерла, а я при исполнении. Чтобы остудить горячие щеки пришлось подставить лицо под ледяные струи.

Напоминаю, я полицейский. Будь серьезной, Света.

Предложенное оказалось футболкой. Мокрую я повесила на полотенцесушитель, а сухую надела. С учетом моего роста и роста ее владельца, я оказалась по сути не в футболке, а в платье по колено. На груди теперь у меня была черная надпись AC/DC, отчего в голове сразу заиграл знакомый мотивчик из Сверхъестественного.

Видимо, напевала я довольно громко, или у мужчины чувствительность к звукам, как у меня к запахам, потому что, когда я вышла и прошла на кухню, где слышались звуки присутствия там хозяина квартиры, мужчина допел, мне подмигнув.

Он флиртует со мной? Да кем нужно быть, чтобы заигрывать со следователем, ведущим дело смерти твоей жены? Всё! Время быть уважаемым полицейским, Света.

– Расскажите, как она умерла.

В ответ на мои слова раздался громкий плачь. Обернувшись, увидела, что в углу стола сидит ребенок лет девяти. Перед ним стояла тарелка хлопьев с молоком. И сейчас молоко лилось из уголка его рта, потому что ребенок открыл в плаче рот, как это делают маленькие дети. А десятилетние, наверно, только из-за сильного горя. О, боже! Говорила же себе, что буду человечным следователем, а вместо этого таким жестким голосом напомнила ребенку о смерти матери.

Мальчик слез со стула и убежал из кухни в комнату. Он уже не кричал, видно было, что сразу, как встал, попытался взять свои эмоции в руки, только вот искаженное горем лицо мне уже не забыть. Из другой комнаты раздалось тихое хныканье.

– Вы простите, ему еще сложно смириться с потерей, – сказал мужчина и последовал за сыном.

Он просит у меня прощения? Прямо как моя мама в тот день извинялась за слезы. Но это следователь не должен был быть таким жестким.

И это я должна была удостовериться, что на кухне нет ребенка. Да я даже не знала о его существовании. К тому же, не помню, как зовут того, кого опрашиваю! На цифры-то память хорошая, а вот на имена… Ха, профессионала пытаюсь из себя строить. А ведь от волнения с самого начала действую непрофессионально. Еще и бесчеловечно.

Села на кухонный стул и сама шмыгнула носом. Буду надеяться, что это я из-за дождя заболела, а не расклеилась в доме того, кому утешения гораздо нужнее, чем мне.

Мужчина вернулся и протянул мне кружку чая. Только сейчас я поняла, что пока умывалась, он приготовил мне чай.

Глотнула обжигающий напиток и закашлялась.

– Разбавить водой? Сахара добавить? – спросил тот, кто нуждался в заботе гораздо больше, чем я.

– А мальчик… он?..

– Уже успокоился. Я ему планшет дал, поиграет в любимую игру и отвлечется, – сказал мужчина.

Я молча продолжила пить чай, хотя и не любила без сахара. И почему-то мне напиток казался слаще обычного, может, из-за того с какой заботой он был преподнесен и сколько сочувствующих ноток было в голосе того, кто его сделал. А вопросы… я была, кажется, задавать не в состоянии. Голова пуста, но я все-таки при исполнении, нужно выкручиваться.

– Эм-м, вы ее сильно любили?

А сама зажмурилась, поняв, какую глупость сморозила.

– Да неочень. Сын больше с ней времени проводил, я-то в основном на работе.

Открыла глаза и недоуменно моргнула, не понимая, как так можно говорить о собственной жене. Мертвой жене. Зато его ответ помог мне хоть немного собраться с мыслями и выпрямить спину.

– А как это произошло?

– Ее смерть? – уточнил мужчина без какой-то особой скорби.

– Да, – ответила слегка раздраженно, не понимая, как можно столь бесчувственно говорить о смерти матери своего ребенка и при этом столь заботливо отнестись ко мне.

– Вначале я заметил, что Маша приболела, чихала иногда. Еще так смешно, – сказал мужчина улыбнувшись.

И я поняла, что свою жену он все-таки любил. Маша, значит, ее зовут. Я заранее все имена и фамилии записала на телефон, зная о своей забывчивости на них, особенно при волнении. Но сейчас тот был разряжен, а спрашивать имя того, к кому пришла на допрос, это уже окончательный мой провал, как профессионала. Мужчина же продолжил:

– Затем она пошла гулять, а нашли мы ее уже мертвой. Точнее сосед наш нашел.

По крайней мере, хоть ребенок не видел мертвое тело матери.

– А куда она пошла гулять, не знаете?

– Да откуда ж, вышвырнул ее на улицу, все равно вечером сама припрется.

– Вышвырнули? За что? – мой голос задрожал, и я вернула кружку с остатками чая на стол, боясь, что скоро задрожат и руки.

– Да ходила, куда не попадя!

Последнее было сказано со злостью, и я испугалась. Может, здесь произошло убийство на фоне ревности?

Как же ребёнка-то жалко, он же видел это ужасное обращение отца с матерью.

И, видимо, мужчина заметил всю гамму отвращения к нему на моем лице, так как решил пояснить:

– Вы просто не знаете, как она орала, когда хотела мужика! А я пригрел ее дома, кормил каждый день.