– Мне тоже говорила. У нее глаза воспалились, но вроде ничего серьезного. Я посоветовал ей капли.

– Что за страсть к самолечению, – покачал головой Ордуньо.

– Я же врач. Хоть и специализируюсь больше на мертвых, чем на живых, капли все-таки могу выписать.

Сарате прошел в кабинет Чески. Осмотрел каждый уголок, словно какой-нибудь комочек пыли мог дать ему ключ к разгадке ее исчезновения.

Рейес чувствовала, как атмосфера накаляется. Первый день в отделе – а как трудно было уговорить на это дядю, которому даже самые высокие в академии баллы казались недостаточным аргументом! – проходил совсем не так, как она себе представляла. Она предполагала, что к племяннице Рентеро, начальника всех оперативных подразделений, отнесутся с недоверием, но это ее не пугало: Рейес не сомневалась, что готова к работе в ОКА и вскоре себя покажет. Чего она совсем не ожидала, так это застать отдел в полном ступоре, вызванном исчезновением Чески.

– Наверное, тебе уже рассказывали, чем мы здесь занимаемся. – Ордуньо не знал, о чем еще поговорить с новенькой.

– Рассказывали, но я бы хотела услышать, как это видишь ты. Если не возражаешь.

– Ладно, вот моя версия. Мы занимаемся всем понемногу, от висяков и расследований, запоротых по чьей-то ошибке, до архивных дел, которые по какой-то причине открывают заново. Сегодня у тебя рабовладельцы в Леоне, а завтра – убийство, совершенное в 1984 году.

– Много движухи?

– Не особо. Если тебе хотелось драйва, надо было проситься в другой отдел.

– Да нет, мне здесь нормально, – с непроницаемым видом ответила Рейес. – Иногда хочется действовать, а иногда – посидеть спокойно.

Сарате отправился на улицу Усеры, поговорить с людьми. Пако, официант из любимого бара Чески, видел ее там вчера: пила пиво. Ничего странного он не заметил. Сарате расспросил соседей, хозяина ларька, где она покупала лампочки, батарейки и прочую мелочовку. Но поскольку узнать ничего не удалось, решил вернуться в отдел и взять быка за рога.

– Я должен попасть в квартиру Чески, – заявил он с порога.

Сарате был настроен решительно: прошло уже несколько часов, а от Чески ни слуху ни духу. Теперь не до дискуссий о том, насколько этично вламываться в чужое жилище.

– Я подготовлю запрос судье? – предложил Ордуньо.

– Не надо. Лучше через Рентеро. Его разрешения достаточно, случай-то особый. Но я не могу ему дозвониться: его нет на рабочем месте, и по мобильному тоже не отвечает.

Все повернулись к Рейес. Сарате подошел к ней вплотную.

– Где твой дядя, знаешь?

– Так ты приветствуешь нового сотрудника в первый рабочий день?

Сарате буравил ее взглядом, пытаясь совладать с яростью. Как смеет эта соплячка отвечать ему в таком тоне, когда у них пропала коллега? Рейес выдержала его взгляд. Она понимала, что Сарате на нервах, но это не давало ему права хамить. К тому же ей нужно было выстроить границы, иначе она никогда не перестанет быть племянницей Рентеро.

– Где твой дядя? – повторил Сарате.

– Без понятия. Я вообще-то сотрудник полиции, а не справочное бюро.

Марьяхо, подавив усмешку, решила вмешаться, чтобы предотвратить кровопролитие:

– Сейчас выясню его расписание.

Сделав пару звонков и непринужденно поболтав с секретаршами министерства, своими ровесницами, – похоже, у женщин за шестьдесят не было проблем со взаимопомощью, – Марьяхо получила необходимую информацию.

– Рентеро сейчас в клубе «Казино-де-Мадрид», это на улице Алькала. Там проходит мероприятие по сбору средств на школы в Мьянме.

– Я в «Казино», за разрешением, – заявил Сарате. – Ты едешь со мной. – Он указал на Рейес.

– Я?

– Да. Поможешь уговорить дядю.

Глава 3

Ческе чудился запах навоза. Она никак не могла проснуться, но сквозь сонное оцепенение припоминала вчерашний вечер: китайский праздник, встречу с Хулио, поездку на мотоцикле до Комендадорес и то, как три мужчины наблюдали, как она с партнером занимается сексом. Вероятно, ее насиловали, но она не могла ничего вспомнить. Некоторое время ее единственной реальностью оставался запах, вонь свинарника.

Наконец Ческе удалось открыть глаза. Их жгло, а голова раскалывалась, но самым страшным было не это: оказывается, она была раздета и привязана к кровати за запястья и щиколотки. Она попробовала пошевелить руками и неприлично раскинутыми ногами, но малейшее усилие вызывало мучительную боль. Кровать была прочной, попытки ее расшатать ни к чему не привели.

Ческа закрыла глаза и, хотя это казалось невозможным, снова заснула. А проснувшись, не могла понять, сколько времени проспала, несколько секунд или часов. Она попыталась разобраться, что же произошло с тех пор, как этот красавчик, одетый, правда, как парень из семидесятых, заговорил с ней на улице Марсело Усеры. Они приехали в квартиру, она сходила в ванную закапать капли, он ждал ее с бокалом вина. При мысли о вине она ощутила рвотные позывы, поэтому, хоть это и было ненаучно, предположила, что в него добавили транквилизатор или что-то еще. Глаза чесались нестерпимо, но сейчас конъюнктивит был наименьшей из ее проблем.

Она стала осматриваться, насколько позволяли связанные руки и ноги и ноющие мышцы. Какое-то подвальное помещение, окна высоко, и они заложены картоном. В щели по краям проникал свет, благодаря которому удавалось хоть что-то различить. В полутьме проступали очертания крупных предметов – похоже, коробок и старой мебели. В нескольких метрах от изножья кровати была лестница наверх, к двери. Нужно добраться до этой двери, если она хочет остаться в живых.

Ческа прислушалась к своим ощущениям. Есть ли боль, раздражение в области паха? Может, так получится определить, насиловали ее или нет. Но ничего особенного она не чувствовала. Либо то, чем ее накачали, так раскрепощало, что принуждать ее ни к чему не пришлось. Либо эти люди удовольствовались наблюдением за их сексом с Хулио. От жуткого мгновения, когда она увидела трех мужчин у кровати, до того момента, как проснулась привязанной, в памяти полный провал. Внезапно в голове мелькнуло слово «стадо». Хотя с учетом здешней вони – запах ей не приснился – следовало бы уточнить: «стадо свиней».

Головная боль никуда не делась, и глаза жгло все так же, но Ческа немного успокоилась и стала мыслить яснее. Какая неосмотрительность! Как она могла проигнорировать столько тревожных сигналов? Подкатывая к ней, Хулио пересказал сцену из фильма, то есть он действовал по заранее заготовленному сценарию; в его ванной не было личных вещей, а сейчас она вспомнила, что и в гостиной тоже. Хулио привел ее не к себе домой, а в съемные апартаменты – вероятно, из тех, что сдают туристам, – где трое других их уже ждали. Выстраивается гипотеза: красавчика отправляют подцепить какую-нибудь женщину, потом четверо мужчин ее насилуют и исчезают. Им попалась Ческа, но на ее месте могла быть любая другая. И если она угодила в ловушку, то только из-за собственной злости: она так обиделась на Сарате, который обещал поужинать с ней, а потом обманул, что забыла об элементарной осторожности. Злость, ненависть – они мешают думать, Ческа всегда это знала. У нее все получалось, только когда она действовала осознанно и спокойно, даже в самых экстремальных ситуациях.

Гипотеза о красавчике-соблазнителе и гнусных насильниках неплоха, в ней есть логика. Когда в происходящем есть логика, это успокаивает. Но здесь было что-то другое. Если бы они просто хотели изнасиловать Ческу, то не притащили бы ее в это место, воняющее свинарником, не привязали бы раздетой к кровати. Что они собирались с ней сделать?

Нельзя, чтобы к злости и ненависти прибавился страх, иначе у нее не останется шансов выбраться отсюда.

Глава 4

В «Казино-де-Мадрид» Рейес бывала часто, как правило, на вечеринках или торжественных мероприятиях. Ее отец, брат Рентеро, был членом клуба. А вот Сарате явно не привык к такой обстановке, судя по растерянности, с которой он смотрел на внушительную парадную лестницу.

Подошедшему швейцару он показал свой значок:

– Субинспектор Анхель Сарате, отдел криминалистической аналитики, национальная полиция.

– Я позову директора.

– Не надо его беспокоить, я просто хочу поговорить с комиссаром Рентеро. Он здесь на благотворительном мероприятии.

– Простите, субинспектор Сарате, я не имею права вас пропустить. Если договоритесь с директором, тогда никаких проблем.

Рейес шагнула вперед:

– Басилио, мне надо повидаться с дядей. Мы всего на минутку.

– Ты же знаешь, что нехорошо так вламываться, Рейес, – упрекнул ее швейцар.

– Не сердись, мы сразу уйдем и пепельницы воровать не станем.

На губах Рейес мелькнула обворожительная улыбка, которая резко контрастировала с ее строгим мужским костюмом и агрессивной стрижкой.

– Они в Королевской гостиной. Не заставляй меня пожалеть о том, что я вас пустил.

– Не волнуйся.

Рейес повела Сарате к помещению, где проходил прием.

– Почему ты не сказала, что знакома с ним?

– Ты не спрашивал.

Войдя в Королевскую гостиную – лучшую в здании, в стиле неорококо, с роскошными витражами, люстрами, мраморным фризом работы Бенлиуре^[2] и дорогими картинами (одна – кисти самого Хулио Ромеро де Торреса^[3]), – Сарате сразу увидел Рентеро, беседовавшего с пожилой дамой. Разговоры велись вполголоса, раздававшийся иногда смех не нарушал общей благопристойной и слегка искусственной атмосферы. Рейес не понимала, почему бы им сразу не подойти к комиссару. Но Сарате застыл на пороге, словно приступ страха или стеснительности не позволял ему войти в зал. Он как будто увидел привидение. В некотором смысле так оно и было: между статуей Афины Паллады и пузатым господином в жилетке стояла Элена Бланко в длинном элегантном платье из блестящей кремовой ткани. Вежливая улыбка, обращенная к собеседнику, при виде Сарате стала шире, ее лицо озарилось выражением радостного удивления, веселого любопытства, счастья – выражением, подобающим встрече старых друзей, которые давно не виделись. Она пошла навстречу Сарате, раскрыв объятия, ее восторг выглядел почти неприличным в этом пространстве сдержанных и выверенных жестов.

– Вот это сюрприз!

– Кто бы говорил. Ты разве не в Италии живешь?

– Провожу некоторое время, не более того, – объяснила она. – Мне захотелось вернуться в Мадрид, а тут как раз мама поручила устроить благотворительный прием, собрать денег на школы в Мьянме.

С этими словами она указала на собеседницу Рентеро, умопомрачительно элегантную даму. Несмотря на возраст, она была красива – той надменной красотой, которая свойственна только богатым. При виде сотрудника ОКА и племянницы, скромно стоявшей рядом с Сарате, комиссар невольно скривился. Значит, возникли проблемы, что совсем не кстати, если тебе только что налили изысканного сухого хереса «Барбадильо Версос 1891». Рентеро подошел к ним.

– Не ожидал тебя тут встретить, Рейес, – произнес он, не скрывая раздражения. – А уж тебя тем более.

Сарате с трудом сдержал неудовольствие. Он добивался встречи с комиссаром, а теперь сердился на него за то, что пришлось прервать разговор с Эленой. Но уже через секунду Анхель пришел в себя: главное сейчас – как можно скорее найти Ческу. И он рассказал все по порядку: что она не пришла в суд, что от нее нет никаких известий, что все беспокоятся, не случилось ли с ней чего-нибудь. Рентеро слушал вполуха; видимо, сказывалось плохое настроение.

– Ческа координатор, а не начальник отдела, – произнес он тоном, не оставлявшим сомнений в том, что руководить отделом из них не достоин никто. А потом добавил, что уверен: Ческа скоро объявится.

– Но это ненормально, что она не пришла в суд. Она лично вела это дело, а теперь обвиняемые могут остаться на свободе, – возразил Сарате.