– За кого ты меня принимаешь? Я не из тех ревнивых уродов, которые проверяют телефон своей девушки.

– Я его забираю. – Элена спрятала телефон в сумочку. – Мне пора, если не вернусь в «Казино», мать меня убьет.

– Подожди, а где ты нашла мобильник?

Элена достала плащ цвета слоновой кости. Сарате пошарил по его карманам. В одном из внутренних оказалось удостоверение личности. Сарате внимательно рассмотрел его, потом перевел взгляд на Элену.

– Посмотри! Фотография Чески. Но имя…

Элена взяла в руки документ.

– Леонор Гутьеррес Мена. Это кто такая?

– Без понятия.

– И зачем Ческе удостоверение на другое имя?

На этот вопрос у Сарате тоже не было ответа.

– Забирай его в отдел и отдай Марьяхо, пусть разбирается.

Сарате кивнул.

– Есть еще что-то, чего ты мне не рассказал, Анхель?

– Нет.

Элена ему не поверила, но предпочла промолчать.

Глава 6

Жилой комплекс Руэдо известен каждому мадридцу: с трассы М-30 отлично видна кирпичная стена с маленькими окнами. Она вызывает легкий трепет, потому что издали смахивает на тюрьму. Но с близкого расстояния, точнее, изнутри спирали, которую образуют здания комплекса, все выглядит не так пугающе: разноцветные стены, зеленые насаждения, балконы, детские площадки, пенсионеры, сидящие на скамейках в тени, и влюбленные парочки, гуляющие под ручку. Строили комплекс в конце восьмидесятых, чтобы переселить сюда малоимущие семьи, но с годами дурная слава опасного квартала, где лучше не появляться, рассеялась. Это все еще не лучшее место для жизни в Мадриде, но оно уже не ассоциируется с маргиналами и наркодилерами, как это было вначале.

Мотоцикл Чески обнаружили на пустыре по соседству. Его уже начали растаскивать на детали, однако номерной знак сохранился, так что, когда житель Руэдо сообщил в полицию о своей находке, там забили тревогу.

В ожидании сотрудников ОКА мотоцикл стерегли двое парней из муниципальной полиции. С ними был и нашедший его пенсионер, недовольный, что его втягивают в расследование.

– Говорил я вашим ребятам: это все румыны, которые вон там лагерь устроили. Да что толку! У нас полиция только к испанцам цепляется, а приезжим стелют красную ковровую дорожку. Того и гляди, им еще и приплачивать начнут, и квартиры давать.

– Не сердитесь, – попытался успокоить его Ордуньо. – Лучше поговорите с нами. Мы-то к этому лагерю никакого отношения не имеем. Вы видели, кто бросил здесь мотоцикл?

– Да говорю же, кто-то из румын. Но свалят все на нас, на тех, кто живет в Руэдо. Как всегда, одним плюшки, а другим, то есть нам, фигушки. Надо было на месте этого пустыря футбольное поле сделать.

– Тебе, дедуль, в твоем возрасте только в футбол играть: мигом поплохеет и ноги протянешь, – ни с того ни с сего брякнула Рейес.

Ордуньо и старик ошеломленно уставились на нее. Ордуньо решил не оставлять этот выпад без внимания.

– Приношу извинения за невоспитанность моей напарницы. Вы говорили, что видели, как кто-то из трущоб…

– Слушайте, нас переселили из Вальекаса, из Посо-дель-Уэвоса, и местные нас приняли в штыки. Знаете, как называется этот район? Медиа-Лега, все уж и позабыли. Тут обделывали всякие грязные дела, но мы держались от этого подальше. Дело давнее, сейчас мы уважаемые люди, у нас даже футбольная команда своя, есть на что поглядеть, некоторые детки отлично играют… Другое дело румыны. Не знаю, почему их не разворачивают на границе, чтобы убирались назад к себе…

Ордуньо, стыдясь бесцеремонности Рейес, счел себя обязанным выслушать тираду старика до конца.

– Спасибо, я обязательно передам это руководству, но сейчас мне нужна ваша помощь. Вы смогли бы узнать человека, который бросил здесь мотоцикл?

– Узнать? Ну уж нет, я с такой швалью не связываюсь. Это же румыны, они не то, что мы, приличные люди. Вы их вообще видели? Это ж бандиты. Если я с вами пойду в их лагерь и меня там поймают, живым не выпустят.

– Ладно, хотя бы скажите, как он выглядел.

– Да как все.

– Он приехал на этом мотоцикле?

– Откуда я знаю?

Ордуньо сомневался, что свидетель говорит правду, но хотел тщательно проверить все зацепки.

– Пойдем к румынам в лагерь, – решил он. – Послушаем, что скажут там.

Велев сотрудникам муниципальной полиции забрать мотоцикл с пустыря, Ордуньо с Рейес направились к румынскому поселению. Им вслед неслись крики старика:

– Выслать их всех без обратного билета! А то их в дверь, а они в окно. Что за страна…

– Не смей никому грубить, – произнес Ордуньо, глядя Рейес в глаза. – Тем более свидетелю.

– Прости. Просто он достал…

– Никого не волнует, кто тебя достал, а кто нет. Чтобы это было в последний раз, если хочешь работать в отделе! Кем бы ни был твой дядя – хоть королем Испании. Да, и когда мы разговариваем с гражданами, то обращаемся на «вы», если только не хотим надавить. Именно граждане платят тебе жалованье.

Поселение ничем не отличалось от других подобных: бараки, горящие костры, настороженные мужчины и женщины, любопытные детишки, бегающие вокруг незнакомцев. Навстречу им вышел мужчина.

– Вы пришли по поводу мотоцикла, да? – Его испанский был безупречен.

– Да. Местный житель сказал, что видел, как кто-то из румын бросил его на пустыре.

– Ну так я вам скажу, что это неправда. Местные будут клясться, что мы едим младенцев живьем, лишь бы выкинуть нас отсюда. Неужели вы думаете, что если бы мы украли мотоцикл, то бросили бы его в паре сотен метров от наших домов?

– Я бы не удивился.

– Мы бедные, но не тупые. Его привез белый пикап, старенький. На водителе был синий комбинезон.

– Что-нибудь еще?

– Да, буквы на номерном знаке были МНР. Я запомнил, потому что решил, что они означают «м…к на развалюхе».

Ордуньо и Рейес не смогли сдержать улыбку.

– Вы нам очень помогли. Спасибо!

Рейес все это время переживала и поняла, что не успокоится, пока не попросит прощения. Как только они сели в машину, одну из приписанных к отделу «вольво», она произнесла:

– Ты прости, что я так со стариком.

– Никогда не угадаешь, какой свидетель может дать тебе нужную информацию.

– Ты прав. Извини.

– И еще кое-что, – решился Ордуньо. – Ты всегда так строго одеваешься… в костюмы? Я-то не против, но некоторых свидетелей это может напрягать…

– Нет, я не всегда так хожу.

Рейес не стала вдаваться в подробности, а Ордуньо – расспрашивать.

– Как ты думаешь, что случилось с Ческой?

– Откуда мне знать? Я же с ней не знакома.

– Это неважно, часто помогает интуиция. Что она тебе подсказывает?

Рейес задумалась. У нее и правда были свои соображения, но стоило ли о них говорить? Она не знакома с Ческой и теперь уже вряд ли познакомится.

– Ничего, молчит моя интуиция, – ответила она наконец. – Может, у нас, новичков, она еще не очень развита.

Глава 7

Когда Элена вернулась в «Казино», прием уже закончился. В телефоне был десяток пропущенных звонков от матери и несколько голосовых сообщений, прослушивать которые не хотелось: лучше прийти к матери домой и поговорить лично. Элена поступала так всегда, когда мать (начальство, как называл ее отец) была права. Главное – не прятаться. Естественно, мать злится, что Элена сбежала с благотворительного мероприятия, которое сама же организовала.

Исабель Майорга, вдова Бланко и мать Элены, ужасалась при виде загородных вилл, в которых теперь селились миллионеры. Если жить в Мадриде, то уж лучше в квартире – в Саламанке, Чамбери либо около парка Ретиро. А если тебе нужны сады, бассейн и чистый воздух, то поезжай в свое поместье; ведь ты его для этого и купил. Сама она проводила время в квартире в Чамбери, на вилле в Толедо и в своем любимом доме на озере Комо. Ее итальянские связи крепли с каждым днем, а испанские слабели. Если, конечно, не включать в число последних отношения с дочерью Эленой.

Роскошная квартира на улице Сурбано площадью пятьсот с лишним квадратных метров занимала целый этаж дворянского особняка, счастливо избежавшего расчленения на офисы. Здесь Элена выросла, с этим местом были связаны ее счастливые детские воспоминания, хотя теперь семейное гнездышко больше напоминало музей.

С тех пор как Элена съехала, она стала здесь гостьей и вести себя должна была соответственно. Только культивируемое в семье уважение к традициям позволяло предположить, что ее комната выглядит сейчас точно так же, как десятилетия назад, и что в кабинете отца, том самом, где он скончался от инфаркта, не сдвинута с места ни одна авторучка из его обширной коллекции.

Мать – «зови меня Исабель, дочка, а то “мама” звучит ужасно» – пригласила ее в зеленую гостиную. Не в главную, где принимали гостей, но и не в малую, семейную. Компромисс, указывавший ее место в семействе Бланко-Майорга, – не посторонняя, но и не своя. Как бы странно это ни звучало, Элена не сомневалась, что мать не один час обдумывала это решение, взвешивая все «за» и «против».

– Я не намерена говорить экивоками, Элена. Твой поступок безобразен.

– Знаю, мама, прости, пожалуйста. Я очень разволновалась из-за исчезновения этой полицейской. Понимаешь, мы работали вместе, она моя подруга.

– Я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. Знаю, в этом нет смысла, ты все равно поступишь по-своему. Я только прошу тебя выполнять свои обязательства. Мне пришлось развлекать беседой этого господина Веймара, пока не стало очевидным, что ты уже не вернешься. Какой стыд…

Йенс Веймар – наследник богатой немецкой семьи – обладал внушительным количеством титулов и денег, а также бывших жен. Его предки еще в девятнадцатом веке сколотили состояние на черной металлургии. С тех пор в швейцарских банках у них скопилось столько миллионов евро, долларов и франков, что не потратить и за несколько поколений. К тому же в молодости Йенс активно инвестировал в передовые технологии, так что теперь имел доли во многих успешных компаниях. Исабель Майорге удалось убедить его сделать солидное пожертвование на школы в Мьянме. И она не собиралась выпускать добычу из рук.

– Йенс еще два дня пробудет в Мадриде. Я обещала ему, что ты позвонишь и пообедаешь с ним или поужинаешь. Не подведи меня.

– Не волнуйся, мама.

– Я тысячу раз просила называть меня Исабель.

На самом деле эта встреча вовсе не была неприятной обязанностью или жертвой. Йенс – мужчина привлекательный и, как показалось Элене, довольно занятный. Если Ческа скоро найдется, можно послушаться матери и позвонить ему. У Элены давно не было близости с мужчиной: с тех пор, как она спускалась на парковку Диди на Пласа-Майор с владельцами внедорожников, прошло немало времени. И она была не против вспомнить, как ведут себя на свидании.

От дома матери до своей квартиры на Пласа-Майор она решила прогуляться пешком. В голову упорно лезли мысли о Ческе. Вспомнилось первое дело, над которым они работали вместе, – дело мошенника, скрывавшегося под чужим именем. Когда его арестовали, они пошли праздновать в караоке. Все, кроме Элены и Чески, напились, а они развлекались пением. Ческа терпеть не могла итальянские песни. Она предпочитала бразильскую эстраду и не понимала страсти начальницы к творчеству Мины. В тот вечер они подружились; они смеялись и пели песню Каэтану Велозу «Одинокий»: «Иногда в ночи я представляю себе нас двоих, лежу и мечтаю, соединяя прошлое, настоящее и будущее». Ее удивило, что Ческа выбрала такую сентиментальную композицию.

Мобильный Чески сейчас лежал у Элены в сумочке. Хотелось просто подержать его в руках, не копаясь в содержимом. У каждого свои секреты, которые следует уважать; если отнять их у человека, у него ничего не останется.