Уперев кулаки в бока, Ёфур остановился на границе между каменной дорожкой и песчаной площадкой. Стражи, двух из которых Ёфур побеждал в состязаниях, и четверо из тех, что никогда с ним не фехтовали, разбились на пары и начали разминку с простых ударов. Никто не поздоровался, не посмотрел на Ёфура, точно его нет.

Ужас холодной змеёй вползал ему в кишки.

«Что? Почему? – лихорадочно гадал он и покрылся холодным потом от мысли: – Может, Амизи меня прокляла? Говорят, это кошмарово семя может насылать порчу».

– Спокойного дня, – поздоровался Ёфур и чуть не выругался на свой дрогнувший голос.

Никто из шестерых стражей не глянул в его сторону. Крепче стискивая кулаки, Ёфур стал нервно постукивать ногой.

Сильно грохотнуло на площадке для тренировок с доспехами. Разминавшиеся стражи посмотрели в ту сторону.

– Новички, – хмыкнул один.

Остальные натужно усмехнулись. Они всё же замечали Ёфура, и притворяться им не нравилось.

Страх Ёфура, как это часто с ним бывало, сменился жгучей злобой. Он подошёл к ящику с оружием, одиноко стоявшему на краю площадки, распахнул дверцы и оглядел деревянные мечи. В глазах у Ёфура темнело от ярости, он схватил первый попавшийся меч и, стискивая его в руке, двинулся на мужчин.

Теперь они его заметили, отшатнулись, не принимая удар на клинки.

– Трусы, – рыкнул Ёфур и ударил по широкой дуге. От него опять отступили. Он шёл вперёд, размахивая деревянным мечом крест на крест, ухмыляясь. – Жалкие трусы.

Наконец тот, что постарше, с сухим треском принял удар деревяшкой на свой клинок. Ёфур давил. Его противник покраснел, шумно дышал, не позволяя вражескому мечу опуститься на своё плечо.

– Уйди, – сказал за него коренастый страж. – Мы не хотим сражаться с тобой, не хотим говорить с предателем.

– С предателем? – прорычал Ёфур и оглянулся на него. – Ты о чём?

Его противник оттолкнул меч и отступил, разрывая дистанцию.

– Стоять! – Ёфур бросился за ним, но почти сразу его остановил окрик.

– Ёфур, к Гаруну, немедленно!

Главный страж не тот человек, приказы которого можно пропускать мимо ушей. С трудом подавив гнев, Ёфур бросил на песок меч и пристально оглядел каждого стража, всем видом показывая, что он их запомнил, и теперь им следует ждать расплаты.

Сплюнув, он направился следом за старшиной. По пути до главного здания Стражериума им никто не встретился, и Ёфур хмуро смотрел в седой затылок провожатого.

«Может, это сон? – думал Ёфур. – Или ошибка? За что меня назвали предателем?»

Он вспоминал свои поступки в последние несколько дней, но не мог вспомнить ничего такого, за что на него могли бы обозлиться, и это наводило его на мысль, что случилось какое-то недоразумение, которое сейчас, после встречи с Гаруном, разрешится.

Следом за старшиной Ёфур поднялся по серым каменным ступеням и вошёл в просторный холл. Здесь пахло хвоей. Вдоль стен стояли с мечами каменные фигуры двенадцати богов, сразивших Повелителя кошмаров. На стенах чуть ли не сияли обновлённые фрески, изображавшие сражение золоточешуйчатых драконов с армией кошмаров.

Стражериум располагался в древнем храме, его холлы, широкие лестницы и коридоры сделали бы честь дворцу любого владыки. Внутренности этого дворца не тревожили звуки улицы. В ясную погоду, когда тренировки переносились на открытые площадки, здесь царила густая тишина.

Кабинет Гаруна располагался на первом этаже между суровым богом войны и его женой, богиней любви. Старшина распахнул массивную дверь и остался снаружи.

Ёфур шагнул в кабинет главного стража и вытянулся по струнке.

Кабинет Гаруна был полон книг, они чуть не вываливались из массивных шкафов, стопками лежали на столах. На то, что это кабинет военного, намекали только карта окружённой Драконьим хребтом Пустоши, Гатарха и прилежащих земель с линиями и пунктирами дорог и торговых маршрутов, да стойка с оружием у массивного стола, боком приставленного к окну.

Гарун в свои шестьдесят выглядел на пятьдесят. Седины в его густой, коротко стриженной соломенной шевелюре ещё не было, тёмная бородка с усами обрамляли массивный подбородок и большой губастый рот. Застарелый шрам пересекал ясный левый глаз, скулу и впалую щёку.

Хмуря брови, Гарун стоял возле стола и опирался на его угол. Дождавшись, когда дверь закроется, он решительно подошёл к Ёфуру и врезал в зубы. Тот настолько не ожидал, что не успел прикрыться, отлетел на дверной косяк и изумлённо зажал разбитую губу.

– Это было от меня как от человека, – процедил Гарун и вернулся к столу, уселся в резное кресло. – Теперь я буду говорить с тобой как глава стражей.

Изумлённо хлопая ресницами, Ёфур выпрямился и вытер кровь с подбородка. Он хотел сплюнуть кровь, но не решился и проглотил солоноватую жижу. Пробормотал:

– В чём меня обвиняют?

Вокруг ранки на губе замерцали отсветы чар. С видимым сожалением Гарун потёр костяшки кулака. Он смотрел снизу вверх, но у Ёфура было мерзкое ощущение, что на него смотрят сверху, презрительно. Он повторил громче:

– В чём меня обвиняют?

– То, что ты сказал Бере – просто недопустимо.

От удивления Ёфур приоткрыл рот. Бессильно взмахнул руками:

– А что я такого сказал, кроме правды?

Гарун нахмурился, его голубые глаза опасно потемнели, но Ёфур продолжал:

– Разве я не сказал то, что думают все? Разве не говорили то же самое за её спиной?

– Говорили, – кивнул Гарун. – И поверь – девчонка среди стражей моя постоянная головная боль.

– Так в чём проблема?!

– В том, что своим упорством Бера доказала право стать одной из нас. Она страж. Нравится тебе это или нет, но она наша соратница, одна из нас, ты понимаешь?

– Но все…

– Не все! – Гарун стукнул кулаком по столу и уверенно повторил. – Не все считают, как ты. И независимо от мнения отдельных стражей Бера, напоминаю ещё раз, одна из нас, а мы своих в обиду не даём.

– Но я тоже один из вас.

– Ты переступил черту. Ты поступил подло, ударил в спину одного из стражей ради какой-то чародейской шлюхи. У нас так не принято.

– Но Бера девчонка, она не должна…

– Она доказала своё право быть стражем, – с нажимом произнёс Гарун. В его глазах под нависшими веками плескалась злость. – Она такой же страж, как ты, как я, как любой из нас, независимо от того, что у неё в штанах. Ты можешь устраивать с ней тренировочные бои, но не унижать. И уж точно не при чародейке.

Глаза Ёфура изумлённо округлились. Сказанное Гаруном не укладывалось у него в голове. Он растерянно произнёс:

– Но ведь все же… – голос его набирал силу. – Не надо делать меня козлом отпущения. Я сказал то, что думают многие из нас: девчонке не место среди стражей. Она помеха.

– Она справляется со службой. Бере пришлось работать намного больше, чем любому из нас, и, повторюсь, это достойно по меньшей мере уважения!

Ёфур бессильно развёл руками и покачал головой. Осторожность брала своё, и он опустил взгляд:

– Хорошо, я понял.

В разбитой губе ещё жили отголоски боли, но куда сильнее саднила уязвлённая гордость.

«Ну Бера», – Ёфур стиснул зубы, представляя сладкий миг отмщения.

– Я переведу тебя в другую девятку, – припечатал Гарун.

Это не входило в планы Ёфура, он вскинул голову:

– Прошу вас, не делайте этого. – Он постарался придать лицу испуганное выражение.

Смена девятки рушила все его планы.

– Не думаю, что после всего случившегося вы сможете служить вместе, – покачал головой Гарун.

Судорожно придумывая достойную отговорку, Ёфур наконец сообразил:

– Но если мы не решим эту проблему, будет только хуже. Не станете же вы следить, чтобы наши девятки никогда не пересекались, а если будет критическая ситуация? – На этот раз головой покачал Ёфур. – Такие проблемы нельзя оставлять за спиной.

Гарун задумчиво его разглядывал. Пощипал бороду и вздохнул:

– Умеешь ведь рассуждать здраво. Что на тебя вчера нашло?

Ёфур понял, что настало время перетягивать симпатии на свою сторону. Он тяжко вздохнул, приоткрыл рот, но тут же плотно сомкнул губы и помотал головой. Уныло ответил:

– Не могу сказать. – Он стиснул кулаки, будто борясь с желанием рассказать, и снова помотал головой. – Нет, это слишком личное.

Ёфур отчётливо представлял, как Гарун закатывает глаза и качает головой, даже услышал тихий шёпот: «Как дети…» Но по мнению Ёфура лучше пусть Гарун считает, что у него детские проблемы, чем снова ударит в зубы.

– Ладно, я подумаю над этим вопросом, – неохотно вымолвил Гарун. – Можешь идти.

Ёфур чеканным шагом добрался до двери. В спину ему раздалось:

– Если захочешь поговорить, я всегда к твоим услугам.

«Получается», – улыбнулся Ёфур, пользуясь тем, что его лицо никому не видно.

– Чародейки могут проходить в Стражериум только по специальному разрешению. Ещё одна неурочная гостья с даром здесь – и можешь прощаться со службой.

Холодок пробежал по спине Ёфура, он торопливо кивнул:

– Да, понимаю, больше не повторится.

Со скорбным видом он вышел в коридор. Старшина ждал с каменным выражением лица. Не промолвив ни слова, он исчез в кабинете Гаруна.

Оглядевшись и не увидев никого в просторном зале двенадцати богов, Ёфур направился к выходу. Кулаки у него чесались, но куда важнее, чем спустить пар, для него было придумать такое объяснение вчерашней ситуации, чтобы плохой оказалась Бера, а не он. Ёфур крепко задумался над тем, как вывернуть ситуацию в свою пользу.

***

Музыка, песни, пляски, ритуальные игры – дом Беры чуть ли не ходуном ходил от сотрясавшей его толпы: к жильцам и сопровождающим невесту присоединились соседские ещё бодрые бабушки, дети, юноши и девушки.

Бера, не отошедшая от ночного разгула, чувствовала себя слишком измученной, хотя и радовалась, что сговор удался – отец говорил ей, что у её брата в этом сватовстве много соперников.

Натянув улыбку, Бера немного походила между гостей. Закончив с приветствиями она, спасаясь от тошнотворных запахов еды и вина, вышла в сад и, спрятавшись в тени плюща, наблюдала за игрой в мяч. Она бы потерпела все запахи и звуки, чтобы находиться рядом с братом и его невестой, но семья Сабати ещё не привыкла к тому, что девичьими играми и разговорами Бера не интересуется, всячески её в них завлекала, и чтобы не мучиться, но не показаться грубой, она сбежала.

Девушки и юноши перекидывали друг другу кожаный кругляш, смеялись, строили глазки. Юношей было меньше, так что Бера не боялась приглашений. Да и зареклась она играть в мяч после того, как, уже усиленная чарами, случайно сломала носы нескольким изнеженным красавчикам.

Оглянувшись на дом, Бера продолжила следить за мячом, рассеянно думая: «Надо бы подойти к отцу и рассказать о вине, пока он слишком занят, чтобы злиться». Она снова оглянулась на площадку перед домом: у ворот стоял Сарес – неудачно заглянувший поутру белокурый брат будущей родственницы – и высматривал кого-то в толпе гуляющих по саду. Его взгляд остановился на Бере. Она поспешно отвернулась и пошла к малому входу. Тяжёлый с золотым шитьём подол платья бил её по ногам, точно колокол.

Она взошла по низким каменным ступеням и по привычке ожидала оказаться в сумраке маленького коридора, но даже тот был освещён и украшен цветами с густым сладким запахом. Где-то рядом звучали голоса. Бера торопливо миновала слишком пахучее пространство.

– …тогда громовержец отсёк руку Повелителя кошмаров, – зловеще-торжественно вещал старческий хрипловатый голос, – и улетела она вместе с его волшебным мечом. Его всеразрещающий клинок вонзился в землю, вспорол её до самого огненного нутра и канул в нём, а безоружный Повелитель кошмаров склонился перед тремя последними из старых богов.

Бера заглянула в комнату: незнакомая старуха, взмахивая сухощавыми руками, рассказывала историю самым маленьким гостям праздника. Дети сидели полукругом на подушках и смотрели на бабку круглыми от страха или восторга глазами, будто слышали о Повелителе впервые – удивительная способность детей воспринимать истории и в десятый раз как в первый. Бера прислонилась к косяку, полагая, что здесь её никто не побеспокоит.