Ноэль Ламар: Ювелирное дело бесстрашной Ирэн

Глава 1

– Говорила вам, господин Адлер, не помогло ваше лечение.

Раздался рядом со мной женский голос. Сознание возвращалось вспышками, губы потрескались и сильно болели.

– Госпожа Жанин, я делаю всё, что могу, – виновато произнёс мужчина.

– Ирэн, девочка моя, – я почувствовала мокрую тряпицу на лбу, потом на губах и жадно прильнула к ней.

– Она очнулась! – Мягкие руки провели по моей щеке.

– Воды, – пыталась прохрипеть я пересохшим горлом.

– Напоите же её, – проворчал мужчина.

В глотку живительным бальзамом скользнули робкие капли воды. Кто-то поил меня с ложки.

– Я говорил, – продолжал ворчать мужской голос, – жар спал и только от Ирэн зависит выздоровление. Если организму удастся справиться с болезнью…

– Тише, – понизила тон женщина.

Да кто они такие? Сил не хватало даже на то, чтобы открыть глаза. Где я? Попыталась вспомнить, что случилось. В памяти было пусто, голова разболелась. Кое-как разлепила веки: надо мной склонилась миловидная, чуть полноватая женщина в чепце, из-под которого выбились светлые кудряшки.

– Доченька. Это я, – она ласково улыбнулась, продолжая гладить меня по волосам.

Моя мать? Не помню… Ничего не помню. Я пыталась осмотреться, не поворачивая головы. Маленькая комната, дощатые стены, кровать, рядом стол. На нём, растревоженная сквозняком, оплывала свеча. На стуле сидела та, что представилась мамой. Позади стоял мужчина в чёрном костюме, похожий на грача. Нос у него был, прямо сказать, выдающийся.

– Ирэн, ты слышишь меня? – наклонилась женщина, обтирая лоб тряпицей.

– Я не Ирэн, – имя казалось чужим, не моим.

– Она опять бредит, – обернулась к мужчине она, – ничего не помогает, – в её глазах заблестели слёзы.

– Ничего не помню. Где я?

– У неё амнезия, – тот, кто скорей всего был доктором, поправил на носу пенсне, – подобные случаи известны науке.

– Что же теперь? – Растерянно промолвила женщина, – как быть?

– Память ещё может восстановиться. Питание и уход: вот всё, что сейчас требуется.

Он подхватил с пола небольшой саквояж и, не прощаясь, вышел. Женщина осталась со мной.

– Девочка моя, ну ничего, ничего. Главное – жива. Теперь пойдёшь на поправку.

Она так и сидела рядом со мной, но у меня на попытки вспомнить что-либо ушли последние силы. Разум затуманился, и я снова провалилась в забытьё.

Утром ничего не изменилось. Та же комната и постель, не было только доброй женщины. Сознание прояснилось, и в голове обрывками начали появляться картины прошлого.

Вот я иду за руку с папой, красивым, в военной форме.

– Анечка, – ласково улыбается он мне.

Потом женщина с карими глазами держит меня на руках. Так и есть. Я, Анна Михайлова. Память услужливо подсовывала одну картинку за другой. Мой дом – двушка в приличном районе со множеством цветов. Работа ювелиром, которой посвятила не один год. И уже престарелые родители. Как же я попала сюда? И кто эта женщина, она совсем не похожа на мою мать. В комнате было сыро, что чувствовалось даже под тёплым одеялом. Что это за избушка?

Я попробовала сесть, но тело не слушалось. Мной овладел страх: что, если осталась инвалидом и буду коротать свои дни с незнакомцами? И как узнать, что произошло? Последние события никак не хотели восстанавливаться.

Дверь скрипнула и показалась моя… Мама? Ведь она называла меня дочкой.

– Ирэн, ты проснулась? – Она улыбнулась, поставив на стол чашку с ароматным бульоном, запах которого разлился по комнате. В животе заурчало.

– Доброе утро, – лучше пока не буду её никак называть, посмотрим, что удастся вспомнить ещё.

– Доброе, конечно, доброе. Ты пришла в себя. Давай, посажу тебя удобней, – она приподняла моё ослабевшее тело, поправила подушку и помогла расположиться повыше. Усевшись на стул, стала понемногу поить меня наваристым бульоном.

Выпив ложек пять, я поняла, что сыта. Господи, сколько же провалялась в отключке?

– Спасибо, – отвернулась от протянутой ложки, – я наелась.

Женщина покачала головой, глядя в почти полную кружку:

– Ну ладно. И то хорошо.

Она посидела немного и вышла, а я снова провалилась не то в сон, не то в собственное прошлое. Вот осторожно перелезаю через кованые перила своего балкона. На карнизе отчаянно мяукает котёнок, непонятно откуда взявшийся на нашем этаже. Тянусь к нему. Потом недолгое падение и темнота.

– У-у-у-у, гадская киса, – осторожно потрогала голову, снова придя в себя.

Ран нет. Цела. Уже легче. Руки такие тонкие, что видна каждая жилка, и похожи на птичьи лапки, кожа посеревшая. Ощупала себя понемногу. Щуплое тельце, рёбра торчат так, что по мне сейчас анатомию хорошо преподавать. Наглядный, так сказать, материал. И тут в сознании, словно яркая вспышка, промелькнула мысль. Я в другом мире. Иначе лежала бы в палате городской больницы. Не здесь.

Да ну, бред. Успокоила сама себя. Что я знаю о попаданках? Их переносит в переломные моменты жизни. У меня же всё шло своим чередом. Подобными историями я не сильно увлекалась, отдавая предпочтение детективам. И всё же. Я снова внимательно осмотрела комнату. Нет батарей отопления. Мебель грубая, сколочена из досок. Опять же свеча. Куда электричество делось? Или лежу в коме и мне это всё чудится?

День снова прошёл в полубреду, сознание отказывалось принимать действительность.

После обеда женщина опять напоила меня бульоном. Я задремала и очнулась оттого, что услышала голоса. Прежний и новый, принадлежавший молодой женщине или девушке. Зажмурилась посильнее, делая вид, что сплю. Пусть разговорятся, надо как-то выуживать информацию.

– Ох, Бетти, она хоть немного бульона попила. В чём только душа держится, – скрипнул стул, кто-то сел рядом.

– Маменька, как же нам дальше быть? Чем платить за визиты господина Адлера?

– Не знаю, – послышался тяжёлый вздох, – вы все мои дочери и ни одну из вас в беде не брошу.

– Ты никогда не делала разницы между нами. Но хватит ли средств? Всё, что осталось от отца, почти распродано. Дозволь мне наняться на работу?

– Дочерям ювелира не престало обслуживать кого бы то ни было, – в голосе прозвучали недовольные нотки.

– И что же нам остаётся делать? – Не сдавалась собеседница, – Как же Катрин, Ирэн? Когда она сможет подняться? Позволь мне помочь тебе, – прошелестело платье, девушка опустилась на краешек кровати.

– Сегодня снова осмотрю мастерскую. Может, удастся отыскать то, что можно продать.

– До каких пор, мама? Пока в доме не останется мебели? Маменька, разреши найти работу. Не такие мы родовитые, чтобы гнушаться подработки. Ведь я могу пойти гувернанткой, учить детей письму и счёту.

– На служанке никто не женится, – она провела рукой по моей голове.

– На нищенке тоже, – чуть резковато ответила девушка, – приданого у нас нет и не предвидится.

– Зачем ты так?

– Прости. Но пора принять реальность, в которой мы живём. Отец был прекрасным мастером, только вот все накопленные деньги потратил на этот никчёмный прииск, а потом на судебные тяжбы. Был бы он жив…

– Я до сих пор не могу поверить, что его нет, – всхлипнула женщина.

– Да, он так внезапно скончался. Но полно причитать. Мы ещё можем поправить наше положение.

– Родная, если бы всё было так просто.

– Но я не хочу в монастырь, мама.

– Бетти, дорогая. Ты же знаешь, что и в страшном сне не пожелала бы тебе подобной судьбы.

Женщины посидели в тишине и, видя, что не просыпаюсь, покинули комнату, оставив зажжённой свечу.

Ну и повезло же мне. Открыв глаза, лежала, глядя в потолок, где болтались ниточки паутины. Мало того, что оказалась неизвестно где, так ещё и у нищих. Самим есть нечего, а тут я. Если уж судьба закинула меня к этим людям, то зачем? Чем я им могу помочь?

Тело потихоньку оживало, за естественной надобностью пришлось вылезать из тёплой постели. Хорошо, что горшок нашёлся сразу под кроватью. Ноги хоть и дрожали, но вполне себе устойчиво стояли. Я задрала ночную рубашку и осмотрела торчащие коленки, кожу, облегающую кости. Это тело вообще можно откормить? Или придётся жить вот таким тощим нескладным гусёнком?

Ночью мне так и не удалось заснуть. Как бы ни пыталась представить, где могла очутиться, выходило одно. Я или в другом времени, в прошлом, или вообще в другом мире. Ни один, ни второй вывод не радовал. Только и оставалось – уповать на провидение, что даст мне возможность на хоть сколько-нибудь достойное существование.

Глава 2

День и ночь сменились несколько раз, пока поняла, что уже достаточно освоилась и узнала об обитателях домика, где очутилась.

Я была дочерью ювелира, матушка моя умерла при неизвестных пока обстоятельствах, и отец женился повторно на вдове с двумя дочерьми. Начало, как у известной истории. Только в отличие от сказочных героев мачеха, что звали Жанин, и мой родитель любили друг друга и нас. То есть, ту девушку, что была до меня.

То, что тело было не моим, стало понятно, хоть и не сразу. Полудохлый воробушек, и симпатичной-то можно назвать с большой натяжкой. Сёстры, которых звали Бетти и Катрин, очень заботливо ухаживали за мной: кормили с ложечки и выносили горшок, аккуратно мыли, расчёсывали волосы. Их опека растрогала моё сердце, мне от души хотелось помочь им всем. Жанин всё чаще стала пропадать в городе, распродавая потихоньку то, что осталось от отца. Она осунулась за эти дни, переживания и забота о хлебе насущном давались нелегко.

Бетти и Катрин заново учили меня ходить. Я могла самостоятельно добраться лишь до горшка. Ноги плохо слушались, словно мышцы забыли, как им двигаться. Потихоньку, одев меня потеплее, помогали спуститься во двор. И там мы неспешно прогуливались. Я внимательно слушала болтовню девушек, стараясь раздобыть побольше информации. Спрашивать, что это за страна и какой нынче год не стала – и так удивляла их своими странностями, не зная элементарных предметов быта. Даже приготовление пищи для меня было диковинным.

Большая печь стояла в кухне, от неё по колодцам дымохода горячий воздух обогревал спальни наверху. Готовили ровно тогда, когда нужно было протопить дом. Иначе большой расход топлива. Вместо дров и угля здесь использовали торф. По утрам Жанин растапливала печь, варила похлёбку и жарила лепёшки или пекла хлеб, иногда закрытые пироги с овощными начинками.

Вечером процесс повторяли. Неприятно удивило то, что остатки завтрака сливали в похлёбку на ужин. Я понимала, что мы живём в режиме жёсткой экономии, но спокойно смотреть на это не могла.

Теперь я немного освоилась, перед ужином часа два-три сидела на кухне. Мне нравилось смотреть на хлопоты Жанин, как сёстры помогают ей. И учиться всему тому, что должна была знать с детства. Моя болезнь пришлась кстати. Если хваталась не за ту вещь или путала, что и для чего служит, то на меня не ворчали и не крутили пальцами у виска, списывая на последствия лихорадки. Удобно.

Про то, в какой стране мы живём, догадалась случайно, увидев на столе потрёпанный блокнот с записями. Раскрыла его и… ничего не смогла прочитать. Буквы плясали перед глазами, как бешеные тараканы. Мельтешение отзывалось болью в голове. Захлопнув блокнот, отдышалась. Но это меня не остановило. Время от времени, пока никто не смотрел на меня, пыталась вчитаться и однажды увидела слова… на английском. Совершенно точно. Но разговаривала-то я с домашними как на родном языке! Этот когнитивный диссонанс не давал покоя, но потом просто махнула рукой. Говорить могу, остальное наверстаю. Буквы больше не устраивали чехарду перед моими глазами.