– Какая же ты скотина. Что ты прицепился ко мне с заботой? ― начала тихо, но обороты уже набирали разгон. – Я не хочу никого возбуждать. Ни в каких смыслах. Мне твоя забота не нужна. ― уже рычу. – Да, я благодарна за то, что ты вытащил меня из реки, но отблагодарить смогу, как только попаду домой. Больше предложить тебе нечего. Никаких поползновений в свою сторону я видеть не хочу. Я НЕНАВИЖУ, когда ко мне дотрагиваются чужие мужчины. Мне противно! ― на этих словах я уже реально рычала, потому что голос повысить не могла как следует – голова начала болеть от такого напряжения ещё сильнее. ― Я самая обычная женщина, которых миллионы. Никогда не страдала иллюзиями по поводу своей внешности, так что все твои намёки и прикосновения мне противны. Меня уже просто достало это напряжение. Я просто хочу вернуться к детям и мужу. И терпеть не могу бородатых мужиков. Меня. Всё. Заебало! ― выкрикнула последнее и только сейчас поняла, что стою уже возле стола, а не возле лежанки.

От крика в голову выстрелил новый приступ боли, и меня повело. Забыв о больной ноге, оперлась на неё, чтобы поймать равновесие, и получила новую порцию прошивающей боли. От всех своих действий начала заваливаться набок, уже даже не стараясь удержаться за что-то, лишь бы не упасть.

Огромные руки подхватили под голову, уберегая от столкновения с полом. Я знаю, кто меня опять спас, но открыть глаза уже не могу. Из них предательски бегут ручьи слёз, которые не дают должного облегчения. А так хочется его сейчас получить.

– Ты знаешь, мне абсолютно до пизды, нравится тебе, когда к тебе дотрагиваются чужие мужики, или нет, ― прогрохотал Лесник, как обычно, невозмутимо и поднял на руки.

– Я хочу тебя сейчас убить, ― прошептала, давясь комом в горле. ― Ты меня раздражаешь. А я не хочу раздражаться… не имею права.

– Мы на многое не имеем права, ― уже тише проговорил мужчина, а в следующий миг я почувствовала, как меня положили на лежанку обратно.

– Я не хочу превратиться в свою мать, ― продолжила сквозь тихое рыдание. ― Лучше тогда было сдохнуть, чем стать такой, как она. Я столько борюсь с этим… столько сил… в никуда, ― а в следующий миг почувствовала укол в плечо и тихое пояснение6

– Это, конечно, не снимет приступ, но поможет уменьшить боль и расширит сосуды. Тебе нужно было сказать, что ты страдаешь мигренью.

– У меня не мигрень, ― ответила уже бесцветным голосом, – Ни один врач не подтвердил этот диагноз за пятнадцать лет.

– Но болит-то голова, ― хмуро уточняет он не спрашивая.

– Ты врач? ― спросила, но ответа не получила. Повернув голову в сторону Лесника, я задала ещё один вопрос: – Военный? Ну, точнее, бывший военный? ― Он опять промолчал, но взгляд стал тяжелее. ― И что вас, товарищ… военный врач, заставило выбрать жизнь отшельника?

Он молчал. А я просто смотрела на него и начала понимать, что укол уже действует. Глаза стали тяжелее. В голове зашумело, и боль немного отошла. Но вместо облегчения начало накрывать чувство стыда и раскаяния.

– Я ненавижу себя за то, что согласилась на этот поход, ― прошептала спустя минут пять нашего обоюдного разглядывания. ― Мне хочется саму себя разорвать на мелкие кусочки за беспечность. Ведь даже сын меня отговаривал от этой поездки. Но я так устала жить в одном дне сурка, что решила: «А почему бы и нет». Я каждый день с момента своего пробуждения слушаю тишину за окнами, вдруг услышу вертолёт или собак, или, может, двигатели. Да хоть что-нибудь, что поможет понять, ищут ли меня. Но уже прошло больше месяца, а я всё ещё здесь. А ведь мне нужно было собрать детей в школу… ― мой всхлип потонул в моих ладонях, которыми я накрыла лицо, сил не осталось уже всё держать в себе.

Нет, я не рыдала взахлёб, но слёзы и всхлипы было уже не остановить. Развернувшись набок и постаравшись максимально поджать под себя ноги, насколько мне могли позволить травмы, уже готова была заскулить. Но старалась сдержать себя.

– Я знаю, что это такое ― ненавидеть себя, ― хрипло проговорил Лесник, укрывая одеялом сверху, и нотки боли были уж очень чётко слышны в его голосе. ― Но у тебя есть дети, и они живы. И даже если поиски прекратили, это не означает, что ты не сможешь вернуться к ним. Нужно только подождать.

Сквозь слёзы и рыдания я боялась упустить хоть слово из речи Лесника. И понимание того, что он всё-таки что-то узнал, в этот раз укоренилось во мне сильнее.

Я почувствовала, как он провёл по моей спине рукой, вроде и поглаживая, а вроде и поправляя одеяло. Но укол начал действовать, и мне уже становилось абсолютно всё равно.

Только когда я почувствовала, что он отходит от меня, прошептала:

– Ты что-то узнал, но вот почему-то не говоришь что.

Проваливаясь в сон, всё ещё чувствовала его рядом с собой. Его взгляд и лёгкие прикосновения, от которых по телу бегали табуны мурашек.

Хотя, может, это мне уже снилось…

Глава 11

После моего срыва Лесник начал проводить в доме намного больше времени. Что не могло не раздражать, но я опять вернула себе самообладание.

Да. Мне сейчас было стыдно за своё поведение. Анализируя состояние, я понимаю, что можно было бы поступить и по-другому как-то. Вот только как? Моим катализатором спокойствия последние пятнадцать лет был муж. Только с помощью его умения гасить мои припадки я стала другой.

Это и было той основополагающей частью нашей семьи. Он тихий и спокойный, я взрывная и неадекватная. Даже когда хотела поорать, он давал мне эту возможность всегда. Мой муж умеет молчать со мной. Это многого стоит. По совету психологов я много читала. Но… не той литературы, которую они советовали, а обычные романы. Самые разные. Одно время сильно подсела на эротику. Но каждый раз, заканчивая читать очередную книгу, я выплывала из мира грёз и понимала, что в жизни всё по-другому.

А сейчас вообще находилась в том месте, которое никогда бы не могла себе представить. Будто в очередной роман попала, точнее, триллер.

Из моих невесёлых мыслей меня вывел Барс. Он как ураган забежал в дом и кинулся сразу к моим ногам.

– Привет, дружок, ― прошептала, поглаживая собаку.

Барс, как обычно, лизнул мои ладошки и улёгся рядом. Лесник зашёл спустя минуту с охапкой дров.

На улице стало холодать. Здесь осень была другой, не такой, как у нас. Она наступила как-то резко и сразу с холодными ветрами.

Лесник, помимо того что постоянно находился в доме, заготавливал ещё много дров. Я же взяла на себя обязанность кормить его.

А ещё я заметила, что он раз в неделю отлучается куда-то, бывает, возвращается к вечеру только.

И каждый раз он приходит достаточно задумчивый. Будто его что-то тревожит. Вот как раз вчера его не было почти целый день.

И, возможно, я поступаю плохо, но с каждым днём желание попасть в его комнату или хотя бы в ту часть дома, где вход с улицы, становится всё сильнее.

Несколько дней назад я слышала, как он ночью выходи́л из дому, а после был звук отпирающейся двери, и вернулся он в дом только под утро. Зашёл и тихо сел в кресло у противоположной от меня стены.

Он опять начал выводить меня на эмоции. Вот только теперь я научилась его воспринимать как просто человека, с которым мы живём в одном доме. Его задумчивые взгляды, скорее всего, просто возможность понять меня. То, что он периодически дотрагивается ко мне, так это я сама виновата. Не нужно было говорить, что меня раздражает, когда чужие мужчины меня трогают.

А непонятный блеск в глазах – так это просто так лучи или огонь от свечей в них отражается.

И каждый день тихо надеюсь, что всё именно так, как я думаю.

Мне тридцать семь лет, скоро, кстати, тридцать восемь. Я уже давно не верю в сказки о том, что ко мне можно воспылать определёнными чувствами с первого взгляда. Да никогда, впрочем, и не верила. А вот желанием прибить ― можно воспылать без проблем. Это мне неоднократно озвучивали ещё с детства.

Стол уже был накрыт, поэтому приглашать никого не нужно было. Лесник помыл руки и сел обедать. Я села напротив, предварительно поставив миску и Барсу. Но моё желание молчать каждый день играет со мной злые шутки. Сегодняшний день не исключение. Пока я ковыряюсь в тарелке, воспоминания опять накрывают с головой…

― Ой, Алина, какой у тебя всё-таки Андрей классный. ― вздыхала Катя, сидя на обеде.

Мы пошли обедать вместе с коллегами, и за нашим столом сидело нас четыре девушки, три из которых были замужем. И каждая рассказывала очередную историю: что у кого произошло за вчера-сегодня. Все жёны, мамы, и даже работа не показатель, чтобы отменять домашнюю работу. А вот Катя каждый раз только и делает, что начинает критиковать, но почему-то доставалось мне больше. Хотя сейчас я уже понимаю почему.

― Катя, он у меня обычный. ― ответила спокойно, доедая первое. ― А то, что сам приготовил ужин, пока я пришла, или сделал уроки с дочкой – так дети-то общие и дом тоже.

Девочки только поддакнули, но Катя не унималась:

― Ты не понимаешь. ― всплеснула она руками, – Да такой, как твой Андрей ― на вес золота. Он тебя на руках носит.

― Да? ― я чуть не заржала от её слов, – Ты прям видела? ― Катя только полгода как переехала к нам в городок и как-то сразу влилась в наш коллектив, но её восторгания моим мужем последнее время подбешивали.

― А что, нет? ― возмутилась она, – И за детьми смотрит, и есть готовит, и на кружки с тобой всякие ездит, и даже дом согласился строить новый.

― Ну, вообще-то, не строить, ― остановила её рукой, улыбаясь, – Нам его построили. А заплатить за работу людям мы с ним вместе зарабатывали. Так что мы всё делаем вместе, а не он один.

― А он вообще ничего такого делать не должен. ― и её возмущение сейчас было таким искренним, что мы все засмеялись за столом.

― В смысле ― не должен? ― удивилась Вика, одна из подруг.

― Вот-вот, мне тоже интересно стало, это как?

― Что «как»? ― чуть ли не шипя продолжила Катя. – Таких мужчин нужно оберегать, чтобы никакая девка не увела. Он же просто магнит для одиноких несостоявшихся женщин. Его нужно любить и…

― Тапки в зубах носить? ― решила подсказать, перебивая, отчего получила в ответ злой взгляд. – Так если мужика оберегать, прятать и только холить и лелеять, зачем он тогда нужен? С таким успехом можно себе купить фаллоимитатор, и вуаля. А если тебе нужен мужчина, то ты с ним делишь всё поровну: быт, дом, увлечения, детей и уход за ними. А иначе это уже не мужик будет, а предмет мебели.

Девочки рядом закивали, а вот Катя, смотрю, не согласна со мной осталась тогда.

Сейчас понимаю, что не согласна она уже начала быть не только со мной, но и на моё присутствие в жизни моего мужа… Господи. Неужели она сейчас может быть с ним?

– Ты ничего не съела, ― прогрохотал Лесник, вырывая меня из воспоминаний так внезапно, что я даже на месте подпрыгнула от испуга.

– Скажи, а на том хуторе, где ты меняешь овощи, есть электричество? – решила спросить вместо ответа. А ещё мне стала интересна его реакция, и она появилась.

Лесник замер, внимательно всматриваясь в мои глаза, но молчал. Нахмурил брови. Сжал, но быстро разжал руки, будто вспомнив, что он тут не один. Я же ждала.

– Зачем тебе электричество?

– У тебя в роду евреев не было, случайно? – раздражённо вскинув брови, спросила я. – Когда тебе не нравится вопрос, ты всегда отвечаешь вопросом.

– Нет. Электричества на том хуторе нет, ― как-то даже зло прорычал Лесник. ― До ближайшего электрического столба километров пятьдесят, не меньше. И надо знать, куда идти.

– А ты знаешь? ― с надеждой спросила, на что он скривился.

– Я ― знаю, ― выдал резко, – Но тебя не поведу. Уже осень, скоро дожди начнутся. Ради твоих хотелок я не собираюсь заработать себе воспаление лёгких.

– Каких хотелок? ― я чуть опешила от его возмущения в голосе.

– Всё. Тема закрыта! ― опять рыкнул Лесник, да ещё и по столу руками ударил.

– Ты что, охренел? ― зашипела от злости, которая просто удушающей волной поднялась во мне, но постаралась сразу начать дышать ровно. ― Во-первых, я только спросила, а во-вторых…

Но я резко замолчала и вскинула голову, потому что услышала звук. Да не просто звук, а как будто где-то далеко работало что-то механическое.

Я даже с места подскочила, когда спустя тридцать секунд поняла, что мне не кажется. Нервно нащупала костыль, стараясь не сильно шуметь, чтобы, не дай Бог, не перестать слышать этот звук, но он был постоянным.