Чтобы помочь вам лучше понять свой мозг, на следующих страницах я собираюсь описать некоторые инженерные решения, которые особенно сильно влияют на то, как вы маневрируете в окружающей среде. В части I поговорим о том, как биологические особенности формируют мозг разных людей – обсудим все, от асимметрий, порождающих специализированные мозговые функции, до химических веществ, которые питают коммуникационные системы вашего мозга. В части II мы рассмотрим, как окружающая среда формирует мозг и одновременно взаимодействует с его врожденными особенностями устройства. Какие задачи должен решать мозг, чтобы добиться успеха, и как разные способы решения этих задач отражаются в разных типах устройства мозга? Некоторые из самых примечательных отличительных черт нашего мозга проявляются, когда мы наблюдаем, как мозг реагирует на самые разные ситуации, через которые мы просим его провести нас: от необходимости адаптироваться к новой среде до желания понимать окружающих и налаживать с ними связь. Но, прежде чем мы начнем обсуждать, как все это работает, я бы хотела еще немного рассказать о теоретических основах устройства мозга, чтобы вы понимали, что я имею в виду, когда говорю: «Это ваш мозг делает вас такими, какие вы есть».

Что значит быть другим?

Для начала мне нужно признаться: меня сильно утешает хорошая книга – художественная и нехудожественная, – которая помогает понять, что некоторые мои черты, которые мне кажутся откровенно странными, на самом деле нормальны. Но мои представления о том, что такое нормальное и аномальное, возможно, отличаются от ваших, поэтому мне кажется, что здесь самое место начать дискуссию. Прежде всего следует отметить, что разница между нормальным и аномальным почти никогда не бинарна. Не то чтобы мы, ученые, носители тайного знания, смотрели на группу людей сквозь свою научную призму и думали: «Норма, норма, норма, БЗИК, норма, норма». Это так не работает.

Напротив, когда изучаешь общий уровень оптимизма, с которым человек смотрит в будущее, или размер его мозга, та характеристика, которая тебя интересует, почти всегда описывается целым рядом переменных. Это значит, что вопрос ставится иначе: вы «в пределах нормы» или «за пределами»? Как же нам определить, где проходит граница?

Тут мне придется сказать вам нечто такое, что понимают не все. Нельзя определить научно, что такое нормальное или аномальное, не понимая природы того, как люди отличаются друг от друга. При этом нам нужно держать в голове, что есть два разных способа определения «нормы»: (1) насколько типичен или атипичен тот или иной способ бытия и (2) насколько он функционален или дисфункционален.

Возьмем, к примеру, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), поскольку у меня есть некоторый личный и профессиональный опыт в этой области. Согласно Диагностическому и статистическому руководству по психическим болезням Американской психиатрической ассоциации (DSM-5), чтобы поставить диагноз СДВГ, нужно выявить у пациента не менее пяти симптомов невнимательности (или гиперактивности)^[24], сохраняющихся не менее полугода и отрицательно влияющих на его социальную жизнь, академическую успеваемость или профессиональную деятельность^[25]. В число этих симптомов входят: постоянные ошибки из-за невнимательности, недостаточное внимание к деталям, трудности с удержанием внимания, трудности с восприятием информации на слух, неспособность довести до конца задачи или выполнить инструкции, неорганизованность, стремление избегать задач, требующих постоянного умственного напряжения, несобранность, рассеянность и забывчивость. Если вы прочитали этот список и подумали: «Черт побери, это же я!» – вы не одиноки. После того, как один из самых моих талантливых студентов с самыми стабильными академическими успехами получил диагноз СДВГ, когда был уже старшекурсником, я и сама засомневалась, подпадаем ли мы с мужем Андреа под критерии «нормы»^[26].

К счастью, способность сосредотачиваться – тоже предмет моих исследований с точки зрения «как мозг делает это по-разному». И, как вы узнаете из главы «Фокусируйся», внимание – услуга, которая дорого обходится любому мозгу. Однако, очевидно, есть люди, которым легче других сосредотачиваться на задаче и которые лучше прочих умеют не отвлекаться.

Но вот в чем вопрос: если бы я попыталась при помощи своих лабораторных исследований рассортировать людей на «в пределах нормы» и «за пределами нормы», я бы сосредоточилась целиком и полностью на том, насколько типично то или иное поведение. Совсем как учителя, которые ставят оценки по кривой нормального распределения, применяют средние результаты в классе для того, чтобы вывести конкретные баллы (за средний результат обычно ставят тройку), ученые используют статистику, чтобы решить, типичны или атипичны те или иные чувства, мышление и поведение, оценивая, насколько вероятно обнаружить их в интересующей их выборке. Увы, решение, к какой части диапазона отнести промежуток от «маловероятно» до «аномально», принимается более или менее произвольно. По традиции, многие ученые проводят черту так, чтобы в пределы «нормы» попадали 95 % популяции, а 5 % крайних значений считались «аномальными».

Но, когда эта черта проведена, по разные стороны мы обнаруживаем двух человек, которые угодили в противоположные группы, хотя по всем параметрам похожи друг на друга больше, чем на большинство представителей собственной категории. Один из них очутился «в пределах нормы», а другой – «за». Если вы из тех, кто оказался в категории «за пределами нормы», у вас больше вероятность получить помощь, в том числе и доступ к услугам и лечению. При этом ваш ближайший сосед, попавший в категорию «нормальных», сталкивается приблизительно с такими же трудностями, но ничего об этом не знает и не располагает полезными ресурсами. С другой стороны, он не получает и всего того, с чем ассоциируется ярлык «ненормальный», и, возможно, избавлен от стигматизации.

И все же, если бы мне пришлось провести произвольную черту, основываясь на типичных результатах тестов на внимательность у разных людей, насколько хорошо эти результаты соответствовали бы тем сложностям «в реальной жизни», о которых говорит DSM-5? Короткий ответ – так себе, и вот почему: способность человека «сопротивляться отвлекающим факторам» существует не в вакууме. Она живет в мозге вместе с целым сонмом других особенностей его устройства, которые иногда усугубляют, а иногда компенсируют конкретную проблему. В свою очередь, этот мозг существует в среде с особым набором требований, и иногда ему легко их удовлетворять, а иногда нет.

Это объясняет, почему диагностические критерии СДВГ строятся скорее на функциональности, нежели на типичности. Клиницисты предпочитают не измерять в лаборатории, насколько человек рассеян, а задавать вопросы относительно «негативного влияния на функционирование» у конкретного человека. По данным Центра контроля заболеваний диагноз СДВГ получают в США около 9,4 % детей, и эта доля неуклонно растет. А если СДВГ есть практически у каждого десятого ребенка, нельзя считать, что это «ненормально», правда? Я просто хочу сказать, что, когда речь заходит об устройстве нашего мозга, важно понимать, что типичность (насколько часто те или иные особенности устройства мозга встречаются у разных людей) и функциональность (насколько хорошо эта особенность устройства мозга помогает человеку в конкретных условиях) – это разные критерии, и «норму» можно определять и через тот и через другой параметр.

Эта СТРАНная наука

Чтобы еще сильнее все запутать, позвольте мне заронить семя (сомнения) относительно роли культуры в исторических определениях как типичности, так и функциональности. Прежде всего, если речь идет о типичности, и ученые, и потребители научных данных в равной степени обязаны задать себе важный вопрос: похожи ли те, кого мы исследуем, на обитателей реального мира, относительно которых мы хотим сделать те или иные выводы?

Ответ на этот вопрос почти всегда отрицательный. Как остроумно заметил Джозеф Хенрих, профессор эволюционной биологии, и его коллеги, люди, которых мы изучаем, те, на ком основано само определение типичности, очень СТРАНные^[27]. То есть подавляющее большинство наших знаний о том, как устроены люди, получены в ходе исследований, проводимых на выборках из западных, образованных, индустриальных, богатых и демократических СТРАН^[28]. Большинство испытуемых в этих исследованиях – белые студенты колледжей. Если вы проводите в обществе студентов столько же времени, сколько и я, от такой очевидной необъективности выборок впору занервничать^[29].

Я не собираюсь приукрашивать действительность. Большинство научных данных в этой книге, в том числе некоторые мои работы, основаны на СТРАНных выборках. Очевидно, мои возможности объяснить вам, как устроены лично вы, несколько ограниченны, особенно если вы не происходите из вышеуказанных СТРАН. Мы изо всех сил стараемся охватить в своей лаборатории весь диапазон нейрофизиологического разнообразия, и, если вам интересно предоставить свой мозг для научных исследований или просто больше о нем узнать, посмотрите раздел Research на моем сайте chantelprat.com. Однако, несмотря на зияющие пробелы в современных исследованиях, я убеждена, что основные принципы, которые мы обсуждаем в этой книге, те биологические пространства, в которых обитает мозг человека, и те сложные пути, которыми среда влияет на эти пространства и формирует их, применимы к мозгу любого человека, где бы он ни жил и чем бы ни занимался.

А это подводит меня ко второму принципу роли культуры в определении функциональности того или иного образа мыслей, поведения или чувств. История о водителях автобусов и таксистах дает нагляднейший пример того, как функциональность устройства мозга зависит от контекста, в котором мозгу приходится трудиться. Не сомневаюсь, вы вполне можете представить себе профессию, в которой крайне функциональной будет «отвлекаемость», – скажем, когда нужно улавливать неожиданные перемены в своем окружении и соответственно адаптироваться к ним. Об этом вы подробнее прочитаете в главе «Адаптируйся» и узнаете, что наш мозг, скорее всего, эволюционировал именно в таких условиях – а не в условиях размеренной офисной работы с девяти до пяти и не в школьном классе.

Все это лишь затейливый способ объяснить, почему эта книга не скажет вам, нормальный у вас мозг или аномальный, и даже не поможет определить, хорошо вы функционируете или плохо. Даже если бы меня интересовали ответы на эти вопросы, для такой задачи у меня недостаточно квалификации. По большей части люди, которых я изучаю в лаборатории, попадают в категорию «типичных»^[30]. И хотя мне нравится думать, что моя работа в этой области отчасти помогает понять, что это значит, когда кого-то признают «ненормальным», должна также признаться, что мне очень неплохо жилось бы в мире без подобных категорий.