Я прекрасно знал, что в России и в двадцать первом веке были целые деревни с удобствами во дворе. Да и в трактире всё должно быть прочным и дешевым, но… В общем, мне стало ясно, что если в этом мире и была какая-то бытовая магия, то для особо избранных. Да еще и чудные грязные полы, присыпанные соломой, кое-как протертые столы… Кроме мудреца никто не изъявил желания освежиться. Черт возьми, они даже руки не помыли. Когда же мы все уселись за общий стол и нам принесли еду, тревожный звоночек превратился в полноценный набат.

На столе не нашлось ни соли, ни перца, ни бумажных салфеток. Не дали вилок, только простые деревянные ложки. А потом к огромному блюду жареных морепродуктов вынесли нарезанную буханку хлеба и не поставили отдельных тарелок.

– А дичи или птицы какой у вас нет? – спросила Зденька.

– Пока нет! Хозяин седмицу назад в лесу заблудился и вышел, когда пообещал устроить морскую неделю – чтоб ни птиц, ни дичи не бить. Вот и готовим пока только гадов да рыбу, – сказала подавальщица, крепкая, симпатичная и такая же огромная, как и все в этом мире. – И еще я у вас попросить хотела… – тот самый мужчина, который первым нашел меня, кивнул, и женщина заискивающе продолжила: – Тишка, братец мой, третий день в бреду лежит, животом мается. Вылечите его, служители Равновесия, а? Денег нет, но я вам пиво и копченую лопатку принесу. Из своих запасов!

Ага, значит, меня взяли служители какого-то весьма уважаемого культа. Священнослужители? Не лекари же тут разгуливают с ружьями?

– Животом мается и бредит? – переспросил курчавый и огладил бородку. – Хорошо, что нам сказали. Это лечится простым наговором на узел пояса. Пообедаем, а потом я его вылечу.

Ответ мне понравился. Значит, магия в этом мире все-таки существует, просто не артефакты и не волшебные палочки, а заговоры и личная сила.

– Благодарствую! – обрадовалась подавальщица и поставила перед нами большой горшок картошки.

Пахло одуряюще. Но! Горшок был один на всех. Один. На всех. И никаких отдельных тарелок нам всё еще так и не подали.

– Не стесняйся, деточка! – прогудела над головой Зденька и, положив на хлеб рыбу, вручила его мне. – Кушай.

Я вцепился в бутерброд, как утопающий, глядя на горшок с картошкой во все глаза. Служители Равновесия схватили ложки.

«Они не могут этого сделать!» – в каком-то предобморочном состоянии ахнул внутренний голос.

Ложки дружно опустились в горшок и выловили по куску. Десяток ртов облизнул их, оставив на каждой по миллиарду микробов, вирусов и бактерий. На лицах мужчин и женщин разлилось удовольствие.

Эти люди могли, умели и практиковали.

– Хорошо горяченького с холода покушать! – крякнула Годана.

И ложки – облизанные, обсосанные, со всех сторон обслюнявленные – вновь нырнули в ни в чем не повинную картошку. И еще раз. И еще. В горшке расцвела самая настоящая микробиологическая оргия. Но ложки не останавливались.

Я молча смотрел на эту отъявленную вакханалию антисанитарии и понимал: это полный финиш. Абзац. Катастрофа! Аборигены, видимо, обладали убойным иммунитетом. Мой же такого артобстрела не вынес бы никогда в жизни! Я опустил взгляд на свою еду. Вроде как ржаной хлеб тоже не порадовал. Он имел странный неприятный запах, почти неуловимый из-за рыбы. Первый же кусок я аккуратно сплюнул – очень уж не понравился горьковатый привкус. Конечно, это могла быть какая-то специя или добавка, но в памяти всплыли истории о роли спорыньи в эпоху охоты на ведьм. Осмотр надкушенного куска выявил крупные черные то ли споры, то ли крошки. Я вспомнил, как люди умирали от поноса, сопоставил с рассказом подавальщицы о Тише – и внутренний учитель ОБЖ тут же грозно потребовал не брать в рот подозрительную еду. Конечно, это могла быть и не спорынья, вон, с каким аппетитом аборигены уминали хлеб – только за ушами трещало. Но, может, они эту добавку переваривать научились? Я съел с бутерброда рыбу, придирчиво осмотрев её, и взял осьминожьи щупальца. Все вокруг хохотали и жевали. На меня никто не обращал внимания.

И всё бы прошло хорошо, но тут вернулся посвежевший и чистый Арант. Он сел напротив, взял ложку, соорудил бутерброд и подмигнул мне.

– А что это Тэхон одну рыбу ест? – заботливо спросил он.

Ложка мужчины нырнула в оскверненный горшок, где наверняка уже родилась неизвестная науке болезнь, и исходящая паром отрава нацелилась мне в рот.

– Попробуй! – улыбка у мудреца Порядка была добрая-предобрая. – Вкусно! Ам-ам!

Только многолетняя актерская практика помогла удержать лицо. Я вспомнил, что являюсь не просто спасенной пленницей, но еще и знатной особой. Поэтому вместо послушного «ам» облил чужую ложку презрением, высокомерно выгнул бровь и демонстративно откусил кальмара, держа хлеб у подбородка на манер тарелки.

Арант нахмурился и ткнул ложкой настойчивее.

– Тэхон, еда!

Я тоже нахмурился. Абориген не успокаивался и медленно, но верно начинал бесить. Да еще остальные прервали трапезу и с увлечением наблюдали за нашим поединком. В конце концов мне надоело отворачиваться от ложки, и я тоже сунул этому мудрецу щупальце.

Арант машинально откусил, и я с самым высокомерным видом переложил еду ему на ложку, а сам взял с блюда нетронутое. На лице аборигенов медленно проступило осознание. Ложка с отравой тихо опустилась.

– Ладно, я понял, что ты из общего горшка не ешь, – проворчал мудрец и подал мне кусок хлеба. – Хлеб! Хлеб! Видишь, отдельный кусок? – и расстроился, когда я отверг и его. – Ну а теперь-то что не так?

Я молча поднес хлеб к слюдяному окну, раскрошил в пальцах мякиш. Холодный рассеянный свет четко выделил на белой коже мелкие черные вкрапления. Арант и Годана секунду пялились на них, а потом их куски опустились на стол. Служители Равновесия посерьезнели и переглянулись с таким видом, что мне стало ясно: подобная специя в рецепте не предусматривалась.

– Подавальщица сказала, что её брат третий день животом мается и в бреду лежит, – пролепетала Зденька, бледнея. Из её руки выпал крохотный огрызок – она доедала второй кусок.

– Порча. То-то рыбу всем подают – чтоб не учуяли! – прошипел мудрец, зверея, и гаркнул на весь трактир: – Всем отложить хлеб и выплюнуть еду! Хозяин, а ну-ка поди сюда!

Я даже обрадовался. Служители сопоставляли плохую еду с болезнями, знали, что и отчего бывает, и умели оказывать первую немагическую помощь. Это означало, что в их организации существовала определенная школа.

Еще они явно обладали авторитетом и правомочиями. Те, кто наелся дрянного хлеба, моментально побежали на задний двор. Перепуганного трактирщика допросили и выяснили, что испорченную муку он купил по ошибке, а пустил на хлеб из-за жадности – не пропадать же добру! Мужика пинками выгнали на улицу, привязали к первому попавшемуся бревну и объявили губителем душ и хулителем Равновесия. Затем Арант вручил кнут Годане, разорвал на спине преступника рубаху… И дальше я ни смотреть, ни слушать не стал – зашел обратно в трактир. Служители Равновесия собирались колдовать над отравленными. Определенно, мне больше понравится смотреть на магию, а не на наказание.

Глава 3

Я привык представлять магию чем-то зрелищным, с потоками света, искр и прочими спецэффектами. Мгновенный результат подразумевался априори. Но служители Равновесия просто завязали пару узлов на красных нитках, нашептали на них какую-то абракадабру и раздали всем желающим со словами: «Если кому будет плохо, три дня пить отвар из таких-то трав». Названия трав мне ни о чем не сказали. На этом магические действия закончились. Народ был в восторге и с благодарностями повязал нитки на запястья. Я же однозначно ожидал не этого. Наверное, век кинематографа меня развратил…

Трактирщика до смерти не забили – заступилась наша подавальщица, которая оказалась его женой. Впрочем, заголосила она не сразу. Судя по довольной улыбке, которую женщина безуспешно пыталась спрятать, трактирщик был не только жадиной, но и не самым лучшим мужем.

Едва его унесли, как на нашем столе моментально появилось пиво и свежайший пшеничный хлеб. Подавальщица поклялась, что безопасный. Спрашивается, насколько? Впрочем… Я посмотрел, как она с сияющей улыбкой летала по трактиру, и понял, что хозяйка подала нам отраву и рассказала о больном брате как раз с расчетом на то, что всё раскроется. Что тут сказать? Женщина виртуозно провернула интригу. Правда, непонятно, чем бы всё кончилось без меня, ведь без моей подсказки служители Равновесия вообще не обратили бы внимания на еду.

Я быстро наделал себе бутербродов с мидиями и рыбой, придвинул поближе кружку и блаженно вздохнул. Пиво оказалось мягким, вкусным, хлеб таял во рту – то, что надо измученному попаданцу. Служители попытались отобрать пиво: мол, девушкам такое нельзя, но я молча надавал всем по рукам.

– Отстаньте, – не выдержала Зденька. – Заслужила.

Остальные согласились, что если бы не моя брезгливость, то порченый хлеб никто бы не заметил. Пиво осталось у меня. Арант с Годаной вернулись за стол последними и со вздохом сели.

– Вызнали, откуда он порченую муку взял? – спросил курчавый.

– Купил в Холмогорье, – ответил мудрец и, придвинув к себе кружку, устало потер лицо. – Хорошо, что тамошняя дружина уже два дня как разобралась с этим.

– А, да. Ты же только оттуда. Повезло.

– Вот уж точно.

Взгляд Аранта уперся в меня. Я сидел с невозмутимым видом сфинкса и допивал пиво.

– А ты, значит, грамотная, да? Знаешь, что людей портит. Почему же сразу не указала на хлеб? Ведь если б я не спросил, то ты бы промолчала, – пробормотал он и понимающе усмехнулся. – Сбежать хотела небось? Но почему тогда показала хлеб? Не понимаешь, да? Может, ты тоже из хулителей…

Зденька сунула кулак ему под нос.

– Скажи «благодарю» и успокойся, мудрец ты наш хитровывернутый. Такие знатные девочки у хаоситов только для выкупа да продажи бывают.

Вид у богатырши сделался ну очень убедительный, а Арант, похоже, уже слишком устал, поэтому только криво улыбнулся.

– Я всех женщин в одних покоях поселил. Как будете готовиться ко сну, аккуратно осмотрите её.

Я одним глотком допил пиво и уставился в окно. Легкий хмель из головы тут же вымело напрочь.

Мне повезло уродиться узкоплечим и вытянутым. Длинные руки, длинные ноги, высокий рост и светлая кожа достались мне от русской родни. Кадык у меня толком не развился, даровав тот самый уникальный контртенор. Спортом я никогда не увлекался и большую часть жизни был малоежкой, так что сохранил юношескую тонкость, которая позволила мне прикинуться девушкой. Но при осмотре-то всё сразу станет ясно! Так… Отбиваться? Прикинуться жертвой насилия? Так вроде женщины смотреть будут. Раздеться до нижнего белья, а там уже устраивать истерики? Но если панталоны были на мне, то спасительное бра лежало мокрым в чемодане. Голова загудела в попытке придумать хоть что-то. Как назло, ничего путного в неё не лезло.

«Собственно, чего я парюсь? Могу же просто лечь в нижних одеждах! Они достаточно просторные, а сплю все равно на животе», – подумалось мне.

Правда, меня могли осмотреть во сне…

– Хорошо, – кивнула Годана Аранту. – Как уснет, мы поглядим.

Я тоскливо вздохнул. Надеть псевдогрудь нужно было до сна. И срочно высушить. Я перевел взгляд на мутную слюдяную пластину, которая заменяла оконное стекло, побарабанил пальцами по столу и вспомнил, что мокрым лежало не только бра.

– Что такое? – спросила Зденька, когда я потеребил её за рукав.

Я с серьезным лицом показал на одежду:

– Ханьфу, – повел руками, изображая стирку, и добавил по-корейски: – Стирать, – помахал, словно перекидывая наволочку через веревку. – Сушить.

Та похлопала глазами на эту пантомиму.

– Чего? А! У тебя же одежонка мокрая!

Я чуть не закивал, ладно, вовремя спохватился.