– Отвечаю по порядку. – Гуров сдержал улыбку, чтобы она все же не задела самолюбие молодого оперативника. – Раз уж мы будем работать вместе, называй меня Львом Ивановичем, а не обращайся по званию. А упрекаю я тебя, Тимофей, не в том, что ты придумал версию, на мой взгляд, неудачную. Я недоволен тем, что ты на ранней стадии расследования уже выделил главную версию, а остальным не уделяешь должного внимания. Сейчас все версии равны, потому что у нас нет практически никаких доказательств. Да, нож в спине убитого – это, скорее всего, говорит именно об убийстве, и не обязательно умышленном, совершенном группой лиц по предварительному сговору. Эту и другие подобные идеи мы с тобой оставим для судьи или для следователя, который будет формулировать обвинение. Поэтому я с удовольствием выслушаю от тебя все, даже самые невероятные, версии и обдумаю каждую. А иерархию из версий мы будем выстраивать тогда, когда у нас начнутся появляться доказательства, улики и подозрения. А пока надо просто работать и копить информацию, в том числе и в папке по этому делу: объяснение за объяснением, рапорт о проделанной работе за рапортом. И в голове, где одна к другой будем складывать и выстраивать в нужном порядке догадки. Иногда, может быть, придется их менять местами или перекладывать, как карты из одной колоды в другую, колоду другой версии.

– Ну, это понятно, – лейтенант постарался ответить солидно, хотя по глазам было видно, что он несколько растерян.

– Ну и славно, что понятно, – кивнул Гуров и опрокинул в рот остатки кофе из чашки. – Тогда твоя задача на пару последующих дней – изучить окружение обоих погибших рабочих, найти сектора, в которых круг одного пересекается с кругом другого.

– Искать мотивы?

Гуров смотрел на молодого оперативника и думал о том, что можно научить человека почти всему, дать ему в руки все инструменты для оперативно-розыскной работы, но настоящим сыщиком человек может и не стать. Нет, он, конечно, сможет работать с определенной эффективностью, даже руководить отделом уголовного розыска, а возможно, и дорасти до заместителя начальника Управления по оперативной работе. Но дело в том, что начальниками становятся, как правило, не хорошие специалисты, а люди, умеющие создавать видимость работы, стремящиеся все организовывать и демонстрировать свою лояльность к руководству. Не быть лояльным, а именно демонстрировать.

Это, конечно, не огульное обобщение, которое сделал Лев Иванович за долгие годы работы в уголовном розыске. Примеров обратного тоже было немало. Например, старый друг генерал Орлов. Петр Николаевич Орлов был удобен своему начальству. И начальство продвигало его по карьерной лестнице прежде всего именно потому, что он был удобен. Он умел прикрывать тылы и недоработки своего руководства. Более того, им можно было гордиться, его можно ставить в пример и быть уверенным, что Орлов не подведет, что бы ни случилось. Петр Николаевич был тем случаем, когда в нем сосредотачивалось мастерство сыщика с мастерством руководителя. Сколько же раз Орлов уговаривал и Гурова перейти на руководящую должность, начать передавать знания и опыт молодым сотрудникам. Но Лев Иванович не любил отвечать за других и нести ответственность за чьи-то недоработки и тем более чужое разгильдяйство. И теперь Орлов был начальником, а Гуров – опером, каких еще поискать, и это положение его устраивало.

А вот кем был Тимофей Безруков? Ответов на этот вопрос сыщик пока не находил. Сказать, что лейтенант еще никем не был, не сформировался как личность, как профессионал? Нет, Гуров был уверен, что к двадцати с небольшим годам личность уже у каждого вполне сформирована. И человек движется по жизни, руководствуясь принципами, в этой личности заложенными раз и навсегда. Взрослый человек не меняется, он может только приспосабливаться, а вот станет он профессионалом в той или иной профессии, можно понять уже сейчас. Человека можно научить рисовать, преподать ему основы живописи, дать богатую практику, но станет ли он корифеем? Не обязательно. Помимо хороших знаний и набранного опыта, есть еще один фактор, который должен присутствовать. И называется он талант. Кто-то скажет, что вершин профессионализма можно достичь и без таланта, а лишь усердием и колоссальным трудолюбием. Но, простите, величайшее усердие в освоении мастерства, колоссальное трудолюбие – уже сами по себе талант, причем редкостный. А отсюда и успехи в профессии.

Гуров разыскал Милу Фролову, вторую девушку, получившую записку с угрозами, в лагере «Росинка» не скоро. Девушка сидела на лавке за крайним корпусом в полном одиночестве и смотрела в землю перед своими ногами. Сыщик остановился. Мила выглядела старше своих лет, была яркой брюнеткой с роскошными густыми волосами. Да, есть о чем подумать этой девушке, есть чего бояться. Безруков рассказал, что допрашивал Фролову и она призналась, что у нее были отношения с погибшим рабочим Вячеславом Андреевым. И записка с предупреждением, которую она нашла под подушкой в своей комнате в лагере, точно так же, как и Маргарита Логинова в лагере «Страна чудес». Текст, судя по всему, был одинаков в обеих записках, а это означало, что писал их один и тот же человек. Одно маленькое несовпадение все же было. У Маргариты, волонтера из соседнего лагеря, с погибшим рабочим отношений не было. Была игра, со стороны похожая на отношения.

– Здравствуй, Мила, – негромко сказал Гуров, подошел и сел рядом с девушкой на лавку. – Это я хотел с тобой поговорить. Полковник Гуров. Можешь звать меня Лев Иванович.

– Понятно, – бесцветным голосом произнесла девушка, мельком глянув на сыщика. – Опять допрашивать будете?

– Ты знаешь, нет, не допрашивать, – пожал Гуров плечами. – Допрос – это когда под запись, с заполнением протокола или бланка объяснений. Но это все есть, а мне хотелось бы поговорить с тобой, понять, что же произошло на самом деле.

– На самом деле? – вспыхнула Мила и обожгла мужчину негодующим карим взглядом. – На самом деле убили человека. Вот прямо в лагере и убили. И меня запугивают так, что я спать боюсь, даже когда девчонки в комнате рядом спят.

– Они думают, что вы что-то знаете, что у вас были доверительные отношения с Вячеславом, – попытался догадаться Гуров.

– Доверительные? – Девушка посмотрела на Гурова странным взглядом. То ли с интересом, то ли с недоумением. – Как вы завуалировали вопрос. А хотели же узнать, спала я с ним или нет?

– Смелая девочка, – с иронией заметил Гуров. – Вот так запросто бросаться такими понятиями в разговоре с незнакомым мужчиной. Хочешь показаться взрослой? Это неплохо, только старайся казаться взрослой, используя взрослые суждения, а не цинизм. Между прочим, доверительные отношения, дружба, любовь – это всё чувства, это картина внутреннего мира человека. А секс – это всего лишь поступок. Чувствуешь разницу масштабов того и этого? Скажу тебе по секрету, как человек взрослый и проживший долгую жизнь, секс бывает и без любви, интимные отношения, как это ни печально, часто основываются не на глубоких чувствах. Так что меня интересовали ваши отношения, а не поступки, которые вы могли совершать.

– Странный вы человек, Лев Иванович, – девушка с интересом посмотрела на собеседника. – Вы вроде бы и воспитываете, поучаете, но почему-то это не бесит.

– Нет, ну бесить я тоже умею, и еще как! – доверительно заявил Гуров.

– Ну ладно, я поняла вас, – вздохнула Мила. – Ничего у нас такого не было со Славкой. Даже не целовались. Интересно с ним было, лестно, что взрослый такой парень внимание мне уделяет, но… у меня тоже есть свои принципы. А записка была не по адресу, потому что я ничего такого о нем и не знала. Даже не понимаю, за что его можно было убить. Даже намека никакого не было, что он занимался чем-то таким… криминальным.

– Получается, ты согласишься, что, глядя на ваши отношения со Славой со стороны, можно было поверить в их серьезность? И кто-то, кто написал и подбросил тебе эту записку, в это поверил?

– Наверное, – пожала девушка плечами и, повернувшись к сыщику, заверила: – Ну правда, я представления не имею, о чем там речь, по какому поводу мне нельзя рот раскрывать. Можно я уеду домой?

– Мила, поверь, что здесь ты в большей безопасности, – улыбнулся Гуров. – Ты на виду, вокруг люди, и преступники теперь очень рискуют, проявляя себя любым способом. А в городе у них руки развязаны. Это первый фактор. А второй заключается в том, что они тебя предупредили и успокоились на этом. И еще. Ты же понимаешь, что родителей до инфаркта доведешь, если расскажешь, что здесь произошло. А рассказать придется, иначе как ты объяснишь, что уехала из лагеря. Представь свой рассказ! У тебя, восемнадцатилетней девчонки, отношения с мужчиной, которому за тридцать. Его убили, а тебя предупредили, чтобы не болтала. А почему? Потому что они тебя посчитали любовницей этого мужчины, который, кстати, еще и в криминале может быть замешан. Так подумают твои родители. Хороший букет ты им преподнесешь, правда?

– Да уж, – вздохнула Мила. – Инфаркт им обеспечен.

– Ну вот и договорились. Работай, ни о чем не думай, а мы свое дело сделаем. Уверяю тебя, что мы во всем разберемся и всех поймаем.

Разговаривая с Милой Фроловой, Гуров не ждал каких-то открытий и откровений. Он хотел просто убедиться, что Безруков ничего не упустил и все понял правильно, получая показания этой девушки. А еще уяснить для себя, что в обоих случаях девушки не имели никакого отношения к криминальным делам приписываемых им ухажеров. Если, конечно, те и впрямь были замешаны в чем-то незаконном. Это было важно, это нужно было знать наверняка. А вот от разговора с директором лагеря «Страна чудес» сыщик ждал многого. Поскольку с Касаткиным они уже были знакомы: Гуров в первый свой приезд сюда искал Настю Овчинникову по просьбе своей жены, тогда и познакомился с директором. И вот теперь настало время поговорить более обстоятельно.

Директор Артем Михайлович Касаткин катался по территории, как мячик, стараясь везде успеть, все осмотреть. Он сейчас и был похож на мячик даже внешне. Невысокий, какой-то весь округлый, с большой лысиной во все темя, он метался по территории, кого-то ругая, кому-то давая советы, кому-то что-то обещая. Лысина блестела, на спине и под мышками легкой летней рубашки расползались темные пятна проступающего пота. Гуров поймал директора, как и в прошлый раз, почти схватив за руку. Надо отдать должное, Касаткин сыщика сразу узнал. Или Гурову показалось, или правда директор воспринял эту встречу на территории лагеря с каким-то облегчением. Мол, он не виноват, обстоятельства, органы, печальные события. И значит, можно сидеть и говорить и не метаться по лагерю. Уважительная причина!

В кабинете директора тихо жужжал кондиционер, который Касаткин сразу выключил, с сомнением покрутив потной шеей. Продует в один момент. Оглянуться не успеешь. Гуров не стал ждать приглашения, а уселся за длинный приставной стол для совещаний. Касаткин нерешительно потоптался и решил, что восседать перед полковником полиции за своим рабочим столом с видом хозяина кабинета не стоит. Слишком много неприятных событий в его хозяйстве. Так что не до амбиций. И Касаткин уселся напротив Гурова.

– Так я вас слушаю, товарищ полковник.

– Не надо так официально, – поморщился Гуров и откинулся на спинку стула. – Честно говоря, терпеть не могу, когда ко мне обращаются по званию. Вы не мой начальник, не мой подчиненный, да и те меня редко по званию величают… Давайте проще. Меня зовут Лев Иванович, а поговорить я с вами хотел бы, разумеется, о несчастных случаях, которые имели место совсем недавно.

– Несчастных случаях? – Лицо директора стало напряженным. – Но у меня же в лагере только один…

– Один, – согласился Гуров и, чуть понизив голос, добавил: – Но вы правильно отметили, Артем Михайлович, что это у вас в лагере только один случай. А рядом, в соседнем лагере? Тоже рабочий погиб, такой же, как и у вас. Только там еще и… директор!