В общем, с каждым днем, проведенным в Хельсинки, и я, и Эско имели все шансы получить нервный тик. Правда, по разным причинам. Меня беспокоило, что Клячин по-прежнему не проявляет активности и не выходит на контакт. Риекки беспокоило, что Клячин может проявить активность. Конечно, начальник сыскной полиции делал вид, будто все у него под контролем, но при этом, и я это видел прекрасно, он сильно переживал за мою жизнь.

Поэтому, как только стало известно о точной дате отъезда, пришлось брать, что дали. В Германию мы полетели. Я так понял, Эско просто поставили перед фактом.

Все время, пока самолет трясло и мотыляло, я сидел, вцепившись в ручки кресла, благо они имелись, и упорно изображал спящего. Не хотелось показывать слабость в присутствии фина.

Впрочем, начальник сыскной полиции тоже был немногословен. Он вообще вёл себя странно с самого утра, смотрел в мою сторону так, будто я занял у него очень, очень много денег, а отдавать не собираюсь.

Когда самолёт, наконец, приземлился, я выдохнул с облегчением. Вообще, конечно, было бы очень глупо, если бы самолёт рухнул на землю. Чистый анекдот про колобка. От медведя ушел, от волка ушел, от деда с бабкой укатился, а помер нелепейшим образом.

– Темпельхоф… – Многозначительно и пафосно произнёс Риекки, глядя в окошко.

Видимо, так назывался аэропорт, где мы садились. Я напряг память, вспоминая название, которое озвучил господин полковник. Вернее, попытался найти его в своей прошлой будущей жизни, до которой еще чертова уйма десятилетий. Однако, насколько помню, в Германию мы летали через Франкфурт. Никаких Темпельхофов не знаю.

– Посмотри. – Эско покосился на меня, а затем кивнул в сторону иллюминатора. – Потрясающий вид.

– Премного благодарен. Обойдусь. – Сдержанно ответил я.

Наверное, в представлении Эско Советский союз в своем развитии ушёл не далеко от большой деревни, раз он считает, будто меня должен привести в состояние восторга аэропорт.

– Тебе не интересно? Это же Темпельхоф. – Не успокаивался настырный фин.

– Да хоть Льюльяйльяко! – Ответил я раздражённо. – Быстрее бы уже сели и все. Вообще, кстати, не понимаю, почему нам предоставили гражданский самолёт. Мне казалось, столь важную персону можно было бы отдельным рейсом отправить. Имею в виду, что-то военное и серьёзное.

Эско хмыкнул, окинул ироничным взглядом “важную персону”, а затем снова демонстративно отвернулся к окошку, чтоб наблюдать как приближается земля. Финский извращенец…

Вообще, конечно, недовольство гражданским рейсом я разыграл перед Эско специально. Давно не трепал господину полковнику нервы своим поведением зажравшегося русского, который из грязи сразу попал в князи. Непорядок. А то господин Риекки расслабится и выйдет из-под контроля. Из-за ситуации с Куусари он и так едва не начал относится ко мне слишком хорошо, а нам такое не нужно.

Едва железная птичка замерла, перестала гудеть и трястись, я вскочил с кресла, схватил чемодан и вознамерился очень быстро рвать когти на улицу. Тем более, мы с Эско сидели к выходу ближе остальных.

На Ольгу за все время полета я старался не обращать внимания. Не потому, что хотел обидеть или зацепить ее. Ни в коем случае. Вот с Чеховой у нас, как раз, отношения сложились прекрасные. Просто молодой тип, который отирался рядом с ней, показался мне подозрительным. Отчего-то имелась уверенность, парень точно не из свиты актрисы. Слишком уж казенный был у него вид.

Я решил, что этого товарища к Чеховой приставил Мюллер, а потому лучше особо не светить наше с ней близкое общение. Близкое, конечно, не в том смысле, который возможен между мужчиной и женщиной. В данном случае, речь идет о дружбе и родстве душ.

И кстати, мы действительно очень сблизились. Ольга Константиновна расположилась ко мне настолько, насколько вообще это уместно в нашей ситуации. Вот только от ее расположения мне было не холодно, не жарко. Приятно, это да, но толку от моих “приятностей” – ноль.

Естественно, как любой нормальный мужчина, встретивший умную, красивую, образованную, интересную особу, я испытывал огромную симпатию к Чеховой. И конечно, не буду врать, как женщина она мне нравилась очень сильно.

Однако, к той цели, которая стояла передо мной изначально, я пока не приблизился. С вербовкой актрисы вышла заминка. В Хельсинки чертовы финские сыскари кружили со всех сторон, словно маньяки со стажем. Да, они не подходили близко, но с другой стороны, когда из-за каждого дерева торчат физиономии подчинённых Эско Риекки, не очень удобно делать предложения о сотрудничестве в пользу НКВД. Поэтому, время, которое мы проводили на прогулках по парку, было приятным, но вообще ни разу не продуктивным.

Данный факт сильно расстраивал. В Берлине встречаться с Чеховой будет сложнее. Не говорю про все остальное. Мне на почве неудавшейся вербовки даже пару раз снился Панасыч. Чекист смотрел строгим, укоризненным взглядом, а потом мерзким голосом говорил: “Ну ты и лапоть, Реутов. В рот те ноги…”

В любом случае, выбора нет. Раз не вышло в Хельсинки, придется напрячься в Берлине. Я должен завербовать Чехову любым способом. Шипко раз сто говорил об этом при наших встречах. Ольга Константиновна очень нужна в роли агента. Именно поэтому в самолете я вообще не смотрел в ее сторону. Опасался, что человек Мюллера заметит лишнее.

Я быстренько прошел к выходу и с огромным удовольствием выскочил на улицу. Судя по громкому сопению, раздавашемуся за моей спиной, Эско не отставал.

Едва почувствовал твердую почву под ногами, аж дышать стало легче. Честное слово.

– Алексей!

Не успел отойти от самолета, как меня окликнули. Это было немного неожиданно, потому что окликнула именно Чехова.

Актриса вместе со свитой вышла следом за нами с Риекки, но я думал, она сразу направится к машине, которая ее встречает. А вот не угадал. Ольга зачем-то решила на глазах у кучи лишних свидетелей выделить мою персону.

Странно… Чехова умна. Она должна понимать, почему “последний русский Алеша” держится в стороне. Даже без учета моих настоящих планов, одно дело “дружить” в Финляндии, где актриса свое пребывание не особо светила, и совсем другое – в Германии, где она настоящая звезда.

Естественно, я повернулся к Чеховой, изобразив радостное выражение на лице. В принципе физиономия у меня и так была счастливой, но по другой причине. Я испытывал неимоверный восторг от мысли, что в ближайшее время не придется больше никуда лететь. Даже пыхтящий Эско Риекки казался мне сейчас неплохим человеком. Теперь же это счастье я направил на Чехову.

– Мне жаль, что в Берлине видеться придется реже. – Сказала она по-русски. – Сам понимаешь, здесь немного иначе все.

– Конечно, понимаю. – Я еле заметно тронул руку актрисы.

Это был такой намек на дружескую близость. Мол, не переживай, я вообще крайне понятливый тип.

– Ты, когда освоишься на новом месте, непременно найди мой адрес в телефонной книге. Мы обязательно устроим с тобой праздник по случаю приезда. Все-таки, значимое событие. И… Обсудим все, о чем не успели пооткровенничать…

– Хорошо. Договорились. – Кивнул я.

Последняя фраза Чеховой… Она звучала как-то… как-то не так. У меня возникло ощущение, будто Ольга говорит об одном, но имеет в виду что-то другое.

– И еще… – Актриса вдруг подняла руку, прикоснулась ладонью к моей щеке и легонько провела пальцами по коже. Естественно, по моей коже своими пальцами.

Со стороны ее жест выглядел достаточно личным и даже в некотором роде интимным. Вот от такого поворота я вообще обалдел. Зачем она прилюдно даёт повод считать, будто нас связывает нечто бо́льшее?

А потом, в следующую же секунду, меня пронзила догадка. Ольга сделала это специально. Вот именно, ей известно, что за нами сейчас наблюдают. Она своим поведением как бы демонстрирует этим наблюдателям: “Да, у меня роман с молодым мальчиком. Могу позволить.”

А зачем Чеховой пришла вдруг в голову блажь играть подобную роль? Чтоб скрыть нечто более важное. Другого объяснения не вижу.

Со стороны нас можно было принять за влюблённую пару, а вот ее взгляд, который видел только я, наоборот, стал внимательным, серьёзным, даже, наверное, пытливым.

– Будь осторожен. Думаю, нам будет о чем поговорить. – Добавила Ольга, а потом так же внезапно убрала руку, развернулась и стремительно пошла к встречающей ее кучке людей.

– Я смотрю, вы с актрисой стали очень близки…

Эско, тактично притормозивший в стороне, чтоб не мешать, теперь вразвалочку приблизился ко мне. В довесок к своей двусмысленной фразе он усмехнулся и многозначительно поиграл бровями.

– Мне казалось, она с твоей помощью всего лишь ностальгирует по Родине. Вы, русские, любите пострадать по утраченному.

В отличие от Ольги, Риекки говорил теперь на немецком. В принципе, логично. С финским у меня не задалось, тут уж извините, поэтому в Хельсинки полковник свободно общался на великом и могучем. Но здесь, в Германии, решил, что это будет уже неуместно.

– Господин полковник, если вам кто-то когда-то сказал, будто ирония и сарказм – ваш конёк, найдите подлеца и плюньте ему в рожу. Он вас здорово обманул. – Ответил я начальнику сыскной полиции.

Затем покрутил головой, соображая, куда именно нужно двигаться, и легкой походкой направился к зданию аэровокзала.

Глава 2: В которой появляется женщина, но совсем не та

– Какая, черт подери, фрау Марта? – Спросил я Эско Риекки ласково-преласково.

Так ласково, что еще чуть-чуть и с нижней губы закапает елей. Или яд. Тут как посмотреть.

– Обычная фрау Марта. Вдова. Ты снимешь у нее комнату. – Ответил господин полковник совершенно спокойным тоном, будто любые фрау – это вполне повседневное явление. Мало ли фрау в Германии? А еще его тон был категоричным. То есть любые пререкания даже не рассматривались.

Хотя, конечно, он прекрасно видел, моя эта ласковость на самом деле является искажённым отражением настоящих эмоций. То есть, в реальности я вообще ни разу не счастлив слышать какой-то бред про фрау Марту. Тем более, без предупреждения, как снег на голову.

Я прищурился, с подозрением рассматривая безэмоциональное лицо фина. Тот, в ответ, пялился на меня. Пауза затягивалась и ни один из нас не торопился ее прерывать.

Я упрямо молчал, ожидая, что вот-вот Эско не выдержит и ухмыльнется. Или вообще скажет, будто предыдущие его слова про фрау Марту были шуткой.

Ничего не имею против немецких вдов, особенно с именем Марта, но жить под боком с какой-то тёткой я точно не планировал. У меня имеется легкое неприятие посторонних людей. А вернее, их присутствия, когда в мои планы входит слишком много опасных для жизни вещей. Всякие тёти, тем более вдовы, очень любят совать свой нос, куда не следует. Да и вообще… ну какая, к чёрту, фрау Марта?

Однако Эско пялился на меня серьезным взглядом и смеяться не торопился. Мои надежды на его плохое чувство юмора начали медленно рассеиваться.

– Подождите… – Я, недоумевая, покачал головой. – Вы что, на самом деле… А как же моя важность для гестапо? А как же моя особенная служба? Честно говоря, рассчитывал на скромную квартирку в центре Берлина, со всеми удобствами и с полным уединением.

– Meine Herren, gehen Sie aus? – Спросил водитель такси, беспардонно влезая в наш разговор.

Ему, видимо, надоело бестолковое времяпрепровождение, причиной которого были мы с Эско, и он культурно поинтересовался, собираются ли господа выходить.

Его можно было понять. Уже минут пять такси, которое господин полковник нанял возле аэропорта, стояло напротив серого трёхэтажного дома в одном из старинных районов Берлина. До места назначения мы добрались, но покидать автомобиль не торопились. Потому что только по прибытию на адрес я узнал интересные детали. Оказывается, в моей жизни теперь должна появиться фрау Марта. И никто не встречает меня с фанфарами. Красную дорожку тоже никто не торопится выкатывать.