2. Мариам. И не только

Я сдернул с плеча автомат – после полугода пребывания в Сирии я без него чувствовал себя практически голым – и побежал по направлению к месту, где, как мне показалось, кричали. Почему с автоматом? Попробуйте-ка подраться садовым инвентарем. Эх, была бы у меня саперная лопатка… Но что поделаешь, за неимением гербовой, как говорится…

Тропинка повела меня через отрог холма и вниз, к двум зданиям – одно побольше и побогаче, второе же представляло собой небольшой опрятный домик, рядом с которым были привязаны четыре неоседланных лошади. И женские крики раздавались именно из того, второго.

Эх, не учили меня, как зачищать здания… Но у меня и так все неплохо получилось. Ворвавшись внутрь, я увидел, как четыре смуглых мужика с явно сексуальными намерениями раскладывают на полу двух полураздетых девушек. Рядом лежали трупы мужчины и женщины постарше и двух девочек – лет, наверное, шести и восьми. Кричала одна из жертв – та, что была одета побогаче (если судить по ткани, из которой было сшито сорванное с нее платье). Другая же пыталась вцепиться зубами в руку одного из насильников, но тот ударил ее наотмашь по лицу, а затем продолжил свое дело. Меня они не заметили – наверное, потому, что мои шаги не были слышны из-за криков жертвы.

И что-что, а стрелять я умел, и автомат заранее переставил на одиночные. Да и боевой опыт тоже имелся – мне довелось почаствовать в двух перестрелках. И если во время первой я поначалу вел себя не лучшим образом и вышел из ступора лишь тогда, когда стрелять уже не было необходимости, то во второй раз я все же сумел подстрелить двух злодеев. Как мне сказал тогда один капитан-спецназовец, коренастый крепыш с небольшой бородкой: «Молодец, уважаю». Но в следующий раз он попросил меня сидеть в укрытии и не высовываться: мол, стрелять и без тебя есть кому, а переводчики, особенно хорошие, – товар штучный и дорогой.

Как бы то ни было, сейчас я не медлил ни секунды. Четыре выстрела, потом четыре контрольных – и насильники ушли прямиком в ад, туда, куда им и дорога. Конечно, если бы они не были столь беспечными и если бы сообразили, что я один и что палка у меня в руках стреляет, мне, возможно, не так просто удалось бы их всех уложить…

На меня с ужасом смотрели две девушки в разорванных одеждах. Одна явно была госпожой: как я уже говорил, ее платье, напоминавшее сто лы, в которые обычно драпировали статуи римлянок, было сшито из более дорогого материала, чем у той, второй. Даже в подобной ситуации я не мог не заметить, что обе были писаными красавицами. У первой были роскошные каштановые волосы, сейчас сбившиеся и спутанные, серые глаза и, хоть я и пытался не смотреть на их обнаженные прелести, точеная фигурка и прекрасная небольшая грудь. Вторая была повыше, посветлее, и грудь ее была побольше, но ни капельки не отвисала. Первая мне кого-то очень сильно напомнила, но я не мог сообразить, кого именно.

Я улыбнулся и сказал им сначала по-русски:

– Не бойтесь, барышни, теперь эти мерзавцы не сделают вам ничего плохого!

Потом повторил то же самое на английском, французском, арабском и, наконец, латыни. Последнее было явной ошибкой – страх на лицах девушек сменился ужасом, и та, что пониже, спросила:

– Руми?

Похоже, она приняла меня за римлянина.

Я помотал головой:

– Руси.

Девушка еще раз спросила меня на языке, напомнившем мне больше библейский иврит, нежели арамейский, но имевший определенное сходство и с тем и с другим. Да, я когда-то заинтересовался языком Библии, но очень быстро понял, что он не слишком похож на современный разговорный иврит, который нам преподавали в универе. Но кое-что понять я все же смог. Она меня спросила, что такое «руси». И я попытался ей объяснить, что моя страна очень далеко.

Не выпуская из рук оружие, я осмотрел двух взрослых и двух девочек. Мама и папа – так я понял – были, увы, уже мертвы, младшая девочка тоже. А вот у старшей на шее билась жилка. Я аккуратно снял с нее окровавленное платье и посмотрел – ага, ножевое ранение. Большая потеря крови. Но жить, скорее всего, будет.

Я произнес на арамейском:

– Ждите меня здесь, я сейчас приду. Если что… – И протянул той даме, что была одета попроще, кривой нож одного из нападавших.

Она отшатнулась и стиснула зубы – подумала, наверное, что я собирался ее прирезать либо обесчестить.

Я укоризненно покачал головой:

– Для тебя. Для защиты.

Она неожиданно кивнула и робко улыбнулась. Протянул второй такой же нож другой девушке, после чего сбегал к грузовичку за аптечкой. С ее помощью я тщательно обработал рану девочки и перевязал ее.

– Нам надо отсюда уйти, – сказал я. – Только куда?

– В Карт-Хадашт, – сказала та, что побогаче, на ломаной латыни. – Ко мне домой. Только на чем? Верховая лошадь у нас только одна.

– У дома к дереву привязаны четыре лошади этих. – И я показал на убитых мразей. – Но лучше уж мы поедем на машине. Вместимся.

– А что это?

– Увидишь. Кстати, меня зовут Николай.

– Ни-ко-ла. А меня – Мариам.

Только теперь я сообразил, кого она мне напомнила: она была очень похожа на Ванину сестру, хотя я, понятно, ни разу не видел ту без одежды. Разве что волосы у этой Мариам были чуть посветлее.

Я поклонился и прижал руку к груди, не зная, как именно здесь выражают почтение. Но она лишь улыбнулась и продолжила:

– А ее зовут Танит. Она моя… – Она перешла на свой язык, и тут я не понял слова, но догадался, что имелось в виду «служанка» или «рабыня». – И подруга. А это, – показала она на девочку, – Ашерат.

– Надо бы их, – я показал на тела родителей и второй девочки, – похоронить. Да и этих, – я пнул ногой труп одного из насильников, – куда-нибудь убрать.

Конечно, это сейчас мне кажется, что я говорил на их языке, а тогда то, что я смог из себя выдавить, было мало похоже на тот язык, на котором говорили мои новые знакомые. Но Мариам лишь кивнула.

3. Город над морем

Лошадей мы определили в конюшню здесь же, у площадки в центре усадьбы. Там уже стоял конь, на котором прискакала Мариам. Тела убитых родителей и сестры Танит я бережно сложил на пол небольшого здания с двумя колоннами спереди – как я понял, храма какого-то местного божества. А трупы убийц я попросту выволок из дома и свалил в канаву. Я так понял, что Мариам пришлет людей, которые займутся похоронами одних и избавятся от других.

Машина завелась, как будто ничего с ней и не случилось. Она была небольшой – трофейный белый грузовичок из тех, которые американцы передали «сирийским демократическим силам», в результате чего все они оказались у игиловцев, а некоторые потом стали нашими трофеями. Кузов был забит под завязку, но что именно мы перевозили, я точно не знал: кузов был затянут зашнурованным брезентом.

Девушки – и девочка – сначала испугались, когда увидели моего «железного коня» и особенно когда я его завел и мы отправились на нем в путь. Мариам и Ашерат обе, не сговариваясь, завизжали, а Танит вздрогнула, но ничего не сказала. Впрочем, вскоре испуг на их лицах сменился восторгом, и Мариам стала указывать мне дорогу.

«Все-таки, наверное, Карфаген», – подумал я, когда вел грузовик по довольно неровному склону по направлению к городской стене. Первые ворота, к которым шла дорога, были замурованы, и мы повернули налево, вдоль стены. Через какое-то время мы увидели другие ворота, достаточно широкие, чтобы туда могла проехать наша машина.

Я уже собирался зарулить в них, когда к нам, опасливо озираясь, подошли несколько стражников в пластинчатых доспехах, с мечами и щитами, и начали кричать испуганными и злыми голосами. Но, увидев сидящую рядом со мной Мариам, они немного успокоились и стали вести себя приличней. А когда моя спутница предъявила им бронзовую пластину и что-то сказала приказным тоном, они позволили мне загнать грузовик за периметр первой стены и показали, где его поставить, даже не поинтересовавшись, что это за агрегат такой.

Похоже, там было что-то вроде таможенного загона: на площадке стояло несколько десятков повозок, и местные Верещагины осматривали груз каждой из них. Мне же дозволили припарковаться с другой стороны, и никто ко мне больше не приставал.

Мариам переговорила со старшим таможенником, после чего сказала мне:

– Не бойся. Не тронут. Ждем.

Точнее, это звучало как «Не бояться, не трогать, ждать». Я помнил из предисловия к учебнику библейского иврита, купленного мною, когда я заинтересовался и этим языком, что у глаголов не было времени – оно определялось контекстом^[1]. Примерно то же, так я понял, было и в пуническом – языке Карфагена, на котором говорила Мариам. Это если, конечно, я находился в Карфагене.

Кто-то из стражников оседлал коня и поскакал в город. Минут через двадцать к нам подъехала повозка, запряженная двумя волами.

На мой немой вопрос Мариам ответила:

– Потом возьмем. Сейчас здесь. Поехали.

И мы покатили на повозке через весь город. Поездка, скажу я вам, оказалась незабываемой: дорога хоть и была относительно ровной, но лишь относительно. На каждом ухабе повозку нещадно подбрасывало, и, казалось, каждый раз на моей филейной части появлялся новый синяк.

Через вторые ворота мы прибыли на огромную рыночную площадь. Как я потом узнал, здесь иностранные купцы торговали с местными, ведь въезд в собственно Карфаген иностранцам разрешался, но без товара. Такой же рынок был внизу, у торгового порта.

Третьи же ворота привели нас в собственно город – в не самую богатую его часть. Улица, ведущая вглубь города, была широкая и вымощенная камнем. Вдоль обочин тут и там стояли каменные блоки. Я не мог понять зачем, пока не увидел, как один из жителей города с его помощью взбирался на лошадь, и подумал, что в этом был определенный смысл. А чуть дальше по желобам стекала вода.

Дорогу поначалу пересекали немощеные узенькие улицы, по краям которых стояли небольшие, но аккуратные домики. А вдоль проспекта возвышались дома побольше – в два, три, а то и четыре этажа, с наружными лестницами. Судя по всему, это было что-то вроде доходных домов, или римских инсул^[2]. Хотя в Риме, как известно, они нередко бывали и в десять или более этажей, пусть и в более поздний период. Кое-где эти «инсулы» перемежались зданиями с двумя колоннами у входа, которые, как мне показалось, были храмами^[3]. Так как я не знал, как будет «храм» на местном языке, я не решился спросить об этом у своих прелестных спутниц…

Чем выше мы поднимались, тем богаче выглядели улицы, которые уже были сплошь мощеными. Кое-где мостовая представляла собой некую мозаику из разноцветных камней^[4]. «Многосемейных» домов больше не было, их вытеснили особняки с разноцветными фасадами и полукруглыми навершиями, сначала одно- и двухэтажные, а постепенно и повыше. Появились и другие сооружения, которые явно не были жилыми; лишь потом я узнал, что это были не только административные здания, но и библиотеки, крытые рынки и дорогие магазины, где продавались и книги, и мебель, и произведения искусства. Там же можно было купить живой товар – рабов.

Вскоре мы уперлись еще в одни ворота, которые открыли специально для нас и только после того, как придирчиво ознакомились с той же бронзовой пластиной: как я понял, эта часть города была «не для всех».

– Бырсат, – сказала Мариам.

Я не решился спросить, что это означало, но догадывался, что имелось в виду нечто вроде детинца или цитадели. В этой части города здания были особенно роскошными, многие из них были окружены оградами. Посередине, на небольшом холме, парил над городом красивейший храм. В отличие от тех, которые я видел в нижней части города, он был больше похож на древнегреческий. Его окружали ионические колонны, над входом красовался скульптурный фронтон, а вокруг, над колонным поясом, располагался прекраснейший скульптурный фриз с изображением различных сцен, наверное, из местной мифологии.