– Но ты-то, капрал, – нахмурился я, – явно попутал, перебрав и решив после этого нагрубить офицеру. Извинись, и тогда я выслушаю, что у тебя за дело ко мне.

– Ах, господин поручик, не изволь серчать, – дурашливо откозырял капрал, – но мне нужна твоя профессиональная помощь. Я тут намедни по пьяни гномку на сеновале завалил. Ублажила она меня, надо понимать, знатно. Да вот только нынче зачинатель мой струпьями пошёл и зудит. И в паху чешется, как у прокажённого. Хочешь, покажу?

– Не хочу. – Я отвернулся от пьяного придурка, уже принявшегося расстёгивать ширинку. – Ты там поди вшей нахватал. Сходи помойся, да заросли сбрей. Глядишь, и поможет. А если нет, так это уже не по моей части. Как проспишься, к венерологу топай.

– Да как же не по твоей? – уж больно наиграно возмутился капрал. – Ты про такое, надо понимать, не можешь не разумения не иметь. Твой папаша, надо понимать, гномкам присовывать мастак. Неужто он не делился с тобой впечатлениями? Тоже поди лечиться пришлось.

В силу известных причин, мне-человеку было глубоко положить на любые инсинуации клыкастого переростка. Тем более такие примитивные. Однако офицеру-полукровке не стоило выказывать себя трусом и молча сносить наезды задиры.

– Вот, и ты подлечись! – Вскочив, я выплеснул щи на штаны орка, а глиняной тарелкой хорошенько приложился ему по морде.

Точнее, хотел приложиться. Посудина прошла вскользь, скребанув по мощным клыкам громилы, оставшись целой, да и наглой физиономии капрала не причинив ни малейшего вреда. Горячий суп тоже, хоть и стал для орка неприятной неожиданностью, но лишь ещё больше раззадорил буяна.

Несколько последующих минут мы, превратив трапезную в гладиаторскую арену, мутузили друг друга на радость остальных посетителей. Под их разухабистый свист и улюлюканье я остервенело пытался дотянуться ногами и руками до капрала. А тот достаточно легко блокировал почти все мои выпады и раз за разом точно доставал меня в ответ.

Больше всего я боялся за накладные клыки. Если бы они отвалились, вся моя маскировка накрылась бы интимной пуховкой. Так что челюсти приходилось прикрывать особенно тщательно, чаще всего в ущерб всему остальному организму.

А отхватывал я неслабо. Пару раз даже пришлось полетать, опрокидывая лавки и сметая собственной тушкой посуду со столов. Благо дело, никто из приятелей капрала не вмешивался в драку. Иначе всё закончилось бы для меня куда более плачевно.

Ну а так, в очередной раз сыграв мною в футбол и понаблюдав за моими безрезультатными попытками подняться с пола, капрал радостно воздел руки к потолку, огласил трапезную торжествующим рыком и преспокойно отправился дальше накачивать себя алкоголем.

Меня же подняли, слегка отряхнули и не очень деликатно подпихнули обратно к занимаемому ранее месту. Предоставив право в полном одиночестве и покое хлебать с помятой и опухшей рожей вновь принесённые щи. И, когда я уже домой поплёлся, несмотря на все опасения, никто не вышел провожать или подкарауливать меня за углом с целью выдачи люлейной добавки. Словно и не случилось в кабаке никакой размолвки. Отметелили и забыли.

По-хорошему, следовало бы мне обратиться в дисциплинарную комиссию. Не положено простому солдату задирать офицера. Это штрафная рота, как минимум. Но, если подумать, в драку-то я первый полез. Да и начинать свою службу с жалоб и доносов было бы как-то совсем уж неправильно.

На следующий день я прямо с утра припёрся в тот же кабак. Хотя тело, сплошь покрытое синяками, болело и ныло нещадно. Подумал, если не приду, все решат, что струсил. И тогда про нормальное существование можно будет напрочь позабыть, как и про успешное выполнение задания, соответственно.

Капрала я заметил и узнал, сразу же, едва зашёл в трапезную. Тот будто и домой не уходил, продолжая бухать всю ночь. Рожа у орка была, конечно, не как у меня, но тоже помятая и заплывшая. Отсалютовав мне пивной кружкой, придурок радостно оскалился и отвернулся, продолжив беседу со своими собутыльниками.

И только я облегчённо вздохнул, как из другого угла забегаловки ко мне направился ещё один мордоворот. Простой рядовой, но ещё огромнее и страшнее моего предыдущего спарринг-партнёра.

Его грязные намёки были вовсе на порядок примитивнее вчерашних тупых изысков капрала. Мне даже не пришлось играть в оскорбление – я и впрямь был возмущён такой скудоумной попыткой задеть меня.

Драка была неизбежна, и народ явно радовался очередному развлечению. Кто-то даже поспешил, сдвигая столы, освободить побольше места в центре зала. Осудительно хмурились лишь работники гномы. Да только никого их недовольство не волновало.

Я обречённо вздохнул и быстренько растёр уши. Ещё нос помассировал. Вчера он чудом остался цел, но сегодня мне так могло и не повезти.

Выставив перед собой кулаки, я уже приготовился к бою, как вдруг услышал позади себя знакомый голос:

– Насилу отыскал тебя, братец. Да только, смотрю я, ты тут уже вовсю веселишься, а меня дождаться вовсе и не думаешь. Не стыдно? А ты чего в струнку вытянулся? – это мой друг уже к задире обратился. Причём, даже Тимону пришлось смотреть на этого верзилу снизу вверх. – Ты на мои нашивки не пялься. Это я на плацу для всех штабс-капитан, а тут за своего брата я тебе рыло могу начистить, как простой солдат простому солдату.

Скинув с плеч китель, Тимон небрежным движением сунул его первому подвернувшемуся под руку бойцу, оставшись в одной рубахе:

– Чего застыл? Или со мной ты уже не такой смелый? Что тут вообще, – закатав рукава, мой названный братец с вызовом обвёл взглядом немного притихших посетителей кабака, – за сборище трусливых подонков? Что примолкли? Зассали, уроды?! Кому тут ещё зубья пообломать требуется?

Хуже он ничего и придумать не смог бы. Народ словно с цепи сорвался. Тут уж не только нам с Тимоном отбиваться пришлось. Орки, видимо, припомнив друг другу какие-то старые обиды, ещё и между собой сцепились. Замес начался такой, что стало совершенно неясно, кто тут за кого и кто против.

Удары прилетали со всех сторон. В ответ я лупил по любому, до кого мог дотянуться. Хотя, если честно, с большим удовольствием забился бы куда-нибудь в угол и затихарился, зализывая раны. Да только кто бы мне позволил это сделать? Нас же с Тимоном в самом центре трапезной зажали.

Ситуацию спас прибывший на шум комендантский патруль. Но и этим бравым ребятам порядок не сразу навести удалось. Дежурному офицеру даже пару раз в потолок пришлось пальнуть. И только после грохота выстрелов большинство орков в рассыпную кинулось. А кому не повезло сбежать, тех повязали и на гауптвахту отправили. И нас с Тимоном тоже, как главных зачинщиков. По утру, конечно, выпустили, но переночевать на «губе» всё равно заставили, хоть и в отдельной офицерской камере.

Остальных служивых и вовсе через день освободили. Но Тимон всем им такие неудобства, можно сказать, компенсировал, проставившись тем же вечером в кабаке и чуть ли не с каждым выпив по примирительной чарке.

Нажрались все в хлам. Больше ко мне никто не цеплялся, но косые и недовольные взгляды я замечал частенько. Не было тут ко мне любви, хотя Тимона народ принял после всего очень даже благодушно. А потом выяснилось, что во взводе, выделенном нам в охрану, почти все бойцы в том побоище и в последующей попойке поучаствовали. И капрал Варго́нсо, командовавший отрядом, в том числе.

Сейчас всех этих лихих забияк было не узнать. Все такие серьёзные, сосредоточенные. Пристально всматривались сквозь бойницы в морозную темноту, словно в нескончаемой снежной круговерти можно было хоть что-то заметить и разглядеть. И это при том, что маршрут пролегал по относительно глубоким нашим тылам, где-то между второй и третьей линиями обороны.

Из всей компании лишь я один оставался облачённым в китель и шинель. Остальные, включая моего названного братца, переоделись, предпочтя строевой форме обычные вязаные шерстяные свитера и тёплые тканые галифе, заправленным в высокие кирзовые сапоги. Вместо шинелей – короткие полушубки.

А вот буйные орочьи головушки никто утеплять и не подумал. Весь взвод щеголял в фетровых шляпах, похожих на те, в коих некогда рассекала американская кавалерия в моём мире. Так что красная ковбойская шляпа Тимона чудесным образом вписывалась в общий стиль, внося в него лишь небольшое яркое разнообразие.

Исключением тут были только я, в натянутой на уши каракулевой шапке-папахе, и управлявший транспортёром гном. Тот, в силу профессии, красовался в натуральном танкистском шлеме, только кожаном. Он и управлял бронеходом почти как танкист: резво ворочая рычагами и прильнув к окулярам панорамного перископа.

Вооружение наше с командой тоже отличалось. У меня на ремне слева болтался стандартный офицерский кортик в простеньких ножнах, а справа висела кобура с короткоствольным самовзводным пятизарядным револьвером. Чем этот девайс отличался от какого-нибудь земного кольта, я, честно говоря, был без малейшего понятия. По мне, так точная копия.

Против кортика я не имел ничего против. Пусть я и не моряк, но тут другой мир, другие правила, другие традиции. Положено, пусть будет. Глядишь, и пригодится.

Тимон остался верен своим предпочтениям. Раздобыл где-то монструозного вида пистолет, раза в два больше моего, и присобачил к поясу солидный мясорез. Да не отказал себе в удовольствии прихватить в добавок карабин. Такой же, как у остальных наших бойцов: чуть укороченные ствол с прикладом, автоматическая перезарядка и легко сменяемая обойма на восемь патронов. Единственный, на мой взгляд, недостаток – вставлялась обойма сверху. Так что заменить её можно было, лишь отстреляв все патроны до одного. В общем, как ни крути, один шаг до съёмных магазинов и стрельбы очередями.

Впрочем, самый настоящий пулемёт с ленточной подачей патронов в бронеходе всё же имелся. К турельной установке на крыше вёл люк в потолке, сразу позади двигательного кожуха. Поворотный механизм турели заклинило напрочь. Да так, что на месте, без специального оборудования, как мне сказали, его и не починить было.

Эта поломка, как я подозревал, и послужила причиной столь лёгкого согласия командования выделить нам машину для передвижения. Однако сам станкач был исправен и готов к стрельбе, пусть и торчал теперь над бронированным корпусом «Каракурта», почти не имея возможности поворачиваться и потому уставившись дулом лишь назад, в тёмнеющее небо.

Что при наших обстоятельствах было не так уж и плохо, ведь пулемёт предназначался для стрельбы не только по пехоте, но и по воздушным целям. Это бойцы нашей армии передвигались исключительно по земле и воде. А вот у эльфов, как выяснилось, уже имелся целый боевой воздушный флот, состоявший, правда, исключительно из одних лишь дирижаблей. Встреча с ними была весьма вероятна и не сулила ничего хорошего. Так что пулемёт нам вполне мог пригодиться.

Альянс орков и гномов впику противнику так же пытался подняться в небо, строя аэропланы на всё той же паровой тяге. И уже имелись первые опытные образцы. Но их было очень мало, и эльфам пока что принадлежало, даже не доминирование, а несомненное военное господство в воздухе.

Устройство эльфийские цеппелины имели почти самое обычное. Единственно, жёсткий каркас аэростата обтягивался тканью, столь хитро обработанной эльфами, что пробить её пулями из простых ружей и карабинов было практически невозможно. Более крупнокалиберный пулемёт и тот не всегда справлялся.

Опять же, на случай повреждения оболочки, газохранилище воздушных крейсеров разделялось внутри на множество автономных отсеков. При разрыве одного или даже нескольких, дирижабль должен был оставаться «наплаву» за счёт оставшихся целыми отсеков и ещё долго не падать на землю. Продолжая при этом сыпать с небес на войска противника бомбы с гранатами.