Этельберта не всегда так низко оценивала способности Макшонесси. При первой встрече они отлично поладили, и когда я, проводив друга до калитки, вернулся в гостиную, жена встретила меня словами: «Какой замечательный человек мистер Макшонесси! Он столько всего знает!»

Трудно более точно описать Макшонесси. Такое впечатление, что нет ничего, чего бы мой друг не знал. Я не встречал другого человека, который обладал бы большей информацией. Иногда она соответствует действительности, но по большому счету ненадежность ее поистине уникальна. Где Макшонесси ее добывает – загадка, которую никому еще не удалось разгадать.

Этельберта была еще очень молода, когда мы зажили своей семьей. (Помнится, наш первый мясник чуть не потерял в ней раз и навсегда клиентку, назвав «мисс» и посоветовав в дальнейшем приходить вместе с матушкой. Домой Этельберта вернулась в слезах, повторяя, что, может, она и не годится никому в жены, однако не понимает, почему должна узнавать об этом от лавочника.) Хозяйкой она была начинающей, отдавала себе в этом отчет и потому радовалась любому дельному совету и подсказке. Когда в нашем доме появился Макшонесси, он показался Этельберте кем-то вроде прославленной миссис Битон ^[1]. Ему было известно все, что нужно знать домохозяйке, – от чистки картофеля по последнему слову науки до лечения судорог у кошек – и Этельберта, выражаясь фигурально, ловила каждое его слово, набираясь за один вечер столько сведений, что потом в нашем доме целый месяц нельзя было находиться.

Так, Макшонесси учил ее разжигать огонь в плите. По его мнению, в нашей стране это делалось вопреки всем законам природы, и он рассказал, как в данном случае поступают крымские татары и прочие народности, достигшие в этом деле высот мастерства. Если следовать их системе, это позволит основательно сэкономить время при меньших затратах труда, не говоря уж об угле. Макшонесси обучил жену этому способу, и она сразу спустилась вниз и объяснила нашей служанке, как правильно разжигать огонь.

Аменда, помогавшая нам в то время по хозяйству, была невозмутимой молодой особой и в некоторых отношениях образцовой служанкой, потому что никогда не вступала в спор. Казалось, у нее просто не было собственного мнения. Наши просьбы она не комментировала и исполняла с педантичной точностью без всякого чувства ответственности за результат, что придавало нашему домашнему законодательству привкус армейской дисциплины.

Пока Этельберта излагала ей предложенный Макшонесси способ разжигания огня, Аменда стояла молча, не говоря ни слова, и, когда жена закончила, только спросила:

– Вы хотите, чтобы я так разводила огонь?

– Да, Аменда, отныне вы будете разводить огонь только так.

– Хорошо, мэм, – равнодушно отозвалась Аменда, и на этом разговор окончился.

Когда на следующее утро мы спустились вниз, нас ждал идеально накрытый стол, но завтрака на нем не было. Мы сидели и ждали. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Наконец Этельберта позвонила. На звонок вышла Аменда – спокойная и почтительная, как всегда.

– Известно ли тебе, Аменда, что завтрак следует подавать точно в половине девятого?

– Да, мэм.

– Но сейчас ведь почти девять.

– Да, мэм.

– Так завтрак готов?

– Нет, мэм.

– Но он будет когда-нибудь готов?

– По правде говоря, мэм, – ответила Аменда с подкупающей искренностью, – не думаю, что это случится.

– Но почему? Разве огонь не загорается?

– Загораться-то он загорается…

– Тогда в чем дело? Почему нельзя приготовить завтрак?

– Стоит мне отвернуться, как он уже тухнет.

Аменда никогда не заговаривала по собственной инициативе. Она отвечала на вопрос и тут же замолкала. Еще не зная об этой ее особенности, я как-то крикнул ей сверху и спросил, знает ли она, какой час. «Да, сэр», – ответила она и скрылась на кухне. Прождав полминуты или около того, я снова ее позвал. «Аменда, – укоризненно произнес я, – прошло десять минут, как я попросил тебя сказать, сколько сейчас времени». – «Разве? – простодушно переспросила Аменда. – Простите, но я подумала, что вас интересует, знаю ли я, который час. Теперь половина пятого».

Однако вернемся к розжигу огня… Тогда Этельберта задала служанке вопрос, пыталась ли она еще раз развести огонь.

– Да, мэм, – был ответ. – Четыре раза. Если хотите, мэм, могу еще попробовать.

Такой услужливой служанки у нас никогда не было.

Этельберта заявила, что спустится и сама разведет огонь, а Аменде велела следовать за ней и учиться. Эксперимент меня заинтересовал, и я к ним присоединился. Этельберта подоткнула платье и принялась за работу. Мы с Амендой стояли рядом и смотрели во все глаза.

Через полчаса Этельберта, раскрасневшаяся, перепачканная и раздосадованная, отказалась от намерения развести огонь. Плита по-прежнему сохраняла тот холодный и надменный вид, с которым нас встретила.

Тогда пришлось мне приняться за дело. Я старался изо всех сил. Горел желанием победить в нелегкой борьбе. Во-первых, мне хотелось позавтракать. А во‑вторых, я думал, как приятно будет сказать, что задача оказалась мне по плечу. Ведь каждый, кто попытается разжечь огонь таким способом и у него получится, может гордиться успехом. Даже при обычных обстоятельствах развести огонь в плите – нелегкое дело, а сделать это, следуя указаниям Макшонесси, – настоящий подвиг, о котором приятно будет вспоминать. Я уже представлял, как буду хвастаться перед соседями.

Но, увы, успех меня не ждал. Кое-что поджечь мне, правда, удалось – например, кухонный коврик и снующую под ногами и что-то вынюхивающую кошку, но топливо в плите оставалось огнеупорным.

Усевшись по обеим сторонам нашей холодной и унылой плиты, мы с Этельбертой смотрели друг на друга и проклинали Макшонесси, но тут Аменда вывела нас из глубокого отчаяния одним из своих практических советов, оставив за нами право решать, принимать его или нет.

– Может, сегодня мне разок развести огонь по старинке? – спросила она.

– Да, Аменда, разводи, – согласилась Этельберта, вставая. И еще добавила: – Думаю, будем так делать и впредь.

В другой раз Макшонесси показал нам, как готовить кофе по-арабски. Жители Аравии, похоже, не очень опрятны, если варят кофе таким способом. Макшонесси извозил две кастрюли, три кувшина, скатерть, терку для мускатных орехов, коврик перед камином, три чашки и сам измазался с головы до ног. А ведь он делал кофе на двоих – трудно представить, сколько было бы перепачкано посуды, если бы он готовил его на целую компанию.

То, что кофе нам не понравился, Макшонесси приписал нашему извращенному вкусу – слишком уж долго мы довольствовались низкопробным продуктом. Обе чашки он выпил сам, после чего отправился домой на такси.

Помнится, в те дни у него была тетушка, загадочная старая дама, жившая в каком-то богом забытом местечке, откуда умудрялась насылать бесчисленные беды на друзей племянника. Чего не знал Макшонесси – была пара-тройка вещей, в которых он не считал себя авторитетом, – знала его тетя. «Нет, – говорил мой друг с подкупающей искренностью, – в этом я не слишком хорошо разбираюсь. Однако, – прибавлял он, – я вот что сделаю. Напишу тетушке и попрошу ее совета». Через день-другой он появлялся снова и передавал совет от тетушки, и если вы были молоды и неопытны или бестолковы от рождения, то следовали ему.

Однажды она прислала нам через Макшонесси рецепт средства от тараканов. Мы жили в живописном старом доме, но, как это часто бывает со старыми домами, его достоинства начинались и заканчивались внешним видом. Внутри было множество дыр и щелей, старые доски скрипели и трещали. Сбившиеся с дороги лягушки, неожиданно не только для нас, но и для самих себя и явно недовольные таким поворотом, оказывались посреди нашей столовой. Многочисленные семейства крыс и мышей, обожающие физическую активность, использовали наше жилище как гимнастический зал, а наша кухня после десяти часов вечера превращалась в тараканий клуб. Они вползали к нам через пол и щели в стенах и беззаботно резвились в доме до самого утра.

Аменда ничего не имела против крыс и мышей и даже говорила, что любит за ними наблюдать, но к тараканам относилась с большим предубеждением. Поэтому, когда жена сказала ей, что тетушка Макшонесси прислала надежный рецепт для их уничтожения, Аменда была вне себя от радости.

Мы купили необходимые ингредиенты, приготовили смесь и разложили ее в разных местах. Тараканы приползали и ели ее. Похоже, она им нравилась. Они с ней быстро расправились, явно раздосадованные, что пиршеству пришел конец. Мы сообщили Макшонесси о результатах. Тот загадочно улыбнулся и, понизив голос, произнес со значением: «Пусть едят».

Очевидно, это был один из хитрых, медленно действующих ядов. Он не убивал насекомых мгновенно, но подтачивал их здоровье. День ото дня тараканы будут чахнуть и сникать, не понимая, что с ними происходит, а потом однажды, войдя утром в кухню, мы увидим на полу их холодные, бездыханные трупики.

Поэтому мы стали и дальше готовить снадобье и раскладывать его по углам, и тараканы теперь сползались к нам уже со всей округи. Каждую ночь их прибывало все больше. Они приводили с собой всех своих друзей и родственников. Чужие тараканы из соседних домов, не имевшие на нас никаких прав, прослышав о вкусной еде, стали стекаться к нашему дому толпами, стараясь оттеснить наших тараканов от кормушки. К концу недели все тараканы, что были на расстоянии нескольких миль от нас, за исключением немощных калек, кормились на нашей кухне.

Макшонесси сказал, что все идет как нельзя лучше. Мы одним махом очистим всю округу. Тараканы уже десять дней увлеченно пожирали отраву, и, по его словам, конец не заставит себя долго ждать. Я был рад это слышать, потому что наше безграничное гостеприимство обходилось дорого. Яд влетал в копеечку, а тараканы были настоящими обжорами.

Мы спустились вниз посмотреть, как обстоят дела. Макшонесси заявил, что тараканы выглядят не лучшим образом и, похоже, их дни сочтены. Мне же казалось, что здоровее насекомых я в жизни не видел.

Правда, один таракан откинулся тем же вечером. Мы видели, как он пытался удрать, прихватив огромную порцию ядовитого лакомства, а трое или четверо соплеменников яростно напали на него и убили.

Но, насколько мне известно, он был единственным, кто пострадал от рецепта Макшонесси. Остальные набирали жирок, их спинки лоснились. Некоторые обрели роскошные формы. В конце концов мы несколько сократили их количество с помощью обычного средства из керосиновой лавки. Но справиться с полчищем тараканов, привлеченных ядом тетушки Макшонесси, не представлялось возможным.

Я давно ничего не слышал о тетушке Макшонесси. Возможно, кто-то из его друзей раздобыл адрес женщины, приехал на место и прикончил ее. Если это так, мне остается только выразить ему свою благодарность.

В прошлом я сделал попытку излечить Макшонесси от его пагубной страсти давать советы, пересказав печальную историю, которую поведал мне один джентльмен в вагоне американского экспресса. Я ехал из Буффало в Нью-Йорк, и мне неожиданно пришла в голову мысль, что мое путешествие может оказаться интереснее, если я сойду с поезда в Олбани и продолжу путь по воде. Но я не знал расписание пароходов, а путеводителя при мне не было. Я огляделся, ища глазами, у кого бы спросить. У соседнего окна сидел пожилой джентльмен приятной наружности и читал книгу, которую я узнал по обложке.

– Прошу меня простить, – сказал я, садясь напротив. – Не знаете ли вы случайно, каким пароходом можно добраться из Олбани до Нью-Йорка?

– Охотно вам отвечу, – произнес мужчина с любезной улыбкой. – Есть три линии: компании Хеггарти, но ее пароходы не идут дальше Катскилла; компании Покипси, ее пароходы ходят через день; и еще ежедневно по каналу курсирует катер.

– Ах, вот как, – сказал я. – Может, вы посоветуете мне…