И всё же мои опасения не оправдываются, завтрак проходит мирно и спокойно, а чаевые важного мужчины – становятся отдельной статьей сегодняшнего заработка. Не то, чтобы была против… Наоборот, такая сумма становится приятным бонусом к неприятной отработке долга, да только почему-то складывается впечатление, будто мне не чаевые выписали, а аванс… за другие услуги.

– Ты это нарочно? – упрёк Костаса застаёт меня в раздевалке для персонала, когда я меняю форму официантки на робу уборщицы, но застреваю на рассматривании другого комплекта «официантки», только уже игровой зоны, куда пойду работать после ужина.

– Босс? Собственной персоны? В зоне простых смертных? – пряча волнение, в свою очередь заваливаю Дмитриадиса риторическими вопросами. Признаться, его голос меня нешуточно пугает, – не думала, что посмеет ворваться ко мне сюда, – но я не привыкла показывать страх, и умело прятала его за бездумным тарахтением. Это часто спасало: давало перевести дух и придумать что-то куда более действенное.

– Заткнись, Никита! – грозно рявкает Костас. – Дело очень важное!

– Да? – наигранно округляю глаза. – О-о-о, мой благоверный объявился? – кидаю наобум предположение, даже не думая стесняться или пытаться прикрыться, хотя видок у меня к слову «очень откровенно».

– Не-ет, – Костас немного кривится, словно я сказанула такую ахинею, которой не ожидал. Но злит другое – гад даже бровью не повёл, застав меня в столь пикантном одеянии.

– Тогда в чём проблема? – подбочениваюсь, стараясь не подавать вида, что раздражена манерой Дмитриадиса вести себя вот беспардонно, не стыдясь, что нагло вторгся на мою территорию!

– Будешь делать вид, что ничего не понимаешь? – прищуривается Костас.

– Так я и не понимаю! – ещё и руками развожу в негодовании.

– Ты отказалась от продажи своего тела, но демонстрируешь его… – взмахивает ладонью Костас, намекая на мой вид.

Ага! Значит заметил!

Стоп! Только… с чего это он мне тыкает?!

– Не я к тебе вломилась!.. – кидаю претензию в ответ.

– А я не об этом моменте!.. – перебиваем друг друга, воинствующе пиля глазами. – В зале! – рычит Дмитриадис. – Какого дьявола кокетничала с Малийским премьером?

– С кем? – хмыкаю непонимающе, но грозное рычание Костас чуть отрезвляет: – А-а-а, ты о пассажире за вип-столиком? – уточняю, как можно небрежней.

Дмитриадис красноречиво молчит. Пыхтит… продолжает таранить меня взглядом.

– Я не кокетничала, – отрезаю спокойно, возвращаясь к переодеванию. – Была любезна, вежлива… как того требуют правила этикета…

– Поздравляю! Долюбезничалась! Он! Хочет! Тебя! Купить! – чеканит по словам Костас, вынуждая оглянуться.

– А я тут причём? – негодующе всхрапываю. – Если в твоём заведении такое практикуется то, в чём моя вина? Я всего лишь работала. К слову, на тебя! Между прочим, по твоему требованию! Себя НЕ предлагала… – опять отворачиваюсь, с деланным усердием осматривая очередную форму официантки. – Он был мил. Ничего такого не предлагал. Но отвалил приличные чаевые, – добавляю как бы невзначай, ещё и плечиком поведя.

– Именно! Это тебя не насторожило?

– Нет. С чего вдруг? – лгу не моргнув глазом. – Я хорошо выполняла свою работу!

– Ты играешь с огнём. Провоцируешь и флиртуешь с опасными людьми!

– Интересная трактовка обычной вежливости, – ворчливо переиначиваю я.

– Ведешь себя, как шлюха, красующаяся перед клиентами. Хотя, о чём я?! Тебе не привыкать! – шокирует злобным обвинением Дмитриадис, дёрнув за руку и вынуждая смотреть ему в тёмные, словно сама бездна, глаза. А в ней нешуточно бурлила лава.

– Да как ты смеешь?.. – было шиплю с презрением, но запинаюсь.

Именно поэтому я когда-то сбежала из дома. Чтобы больше не слышать этого обидного прозвища. Не видеть тех, кто его запустил слухом. Чтобы больше не оправдываться и, вообще, вычеркнуть из жизни прошлое… вместе с Костасом, которому в глаза было стыдно смотреть.

Я сбегала, чтобы начать всё с нуля!

И вроде… начинала…

Так почему же прошлое меня вновь настигло?

– Даже если и так, – тотчас ощериваюсь, – не тебе меня судить! Моя жизнь! Мои проблемы! Что хочу, то и делаю!

– Заметно! Но сейчас ты принадлежишь МНЕ! – с ещё большим ожесточением чеканит самоуверенно Дмитриадис прямо в лицо. Его взгляд обещает лютую расправу, глаза сверкают так яростно и пугают бездной, что нервно сглатываю:

– Никогда! Никому! Не принадлежала! И тебе не принадлежу, сколько бы не задолжала! Я и только я решаю, что буду делать и с кем! И если в мою бедовую голову втемяшится – замучу с арабом. Не худший вариант! – выплёвываю негодование.

Да, горячусь. Возможно, резковата и прямолинейна, но я всегда такой была, с чего меняться?

Да и просто назло Дмистриадису говорю! Не собираюсь мутить с этим мужиком. Но пусть Костас знает, что не лыком шита! Он не имеет права меня запугивать, лишать свободы и указывать, что делать!

– М-О-Я! – перечит мне слишком самоуверенно Костас, вызывая дичайшее желание проехаться по его идеально прекрасной физиономии кулаком. – С потрохами! И запомни, если не прекратишь крутить хвостом, это плохо закончится. Такие как Абдула аль Рахим ибн Захир не любят шуток, не воспринимают флирта и легко ведутся на провокации. Заиграешься, я тебе уже ничем не помогу!

– Меня не надо спасать, Костик, – специально его имя на свой лад перекладываю. Помню, как его это раздражало. Но сейчас он не ударяет копытом, проглатывает недовольство, сверкнув тёмными глазами, и меня это ещё сильнее ранит…

Он стал каким-то непрошибаемым!

А я всегда умела его вывести на эмоции. ВСЕГДА!

Глава 8

Никита

Не будь дурой, добавляю:

– Запомни: Я сама за себя! Так было всегда!.. – махом избавляюсь от грубоватого хвата Дмитриадиса и гордо вздёргиваю подбородок. – ВСЕГДА!

– Дура! – ни чуть не обижается прямолинейности Костас. – Ему не отказывают! Раззадоришь, больше свободы не увидишь, – припечатывает значимо.

– Хм, сгодится, как один из способов от тебя избавится, – протягиваю нарочито задумчиво, будто взвешиваю все «за» и «против», но на деле, просто прячу испуг, и уже точно знаю – того мужика буду обходить стороной. – Что ж, я подумаю над твоими угрозами, – деланно спокойно отворачиваюсь, увлекаясь формой. – А теперь, будьте любезны, – едко добавляю, нарочно переходя на «вы», – если не собираетесь переступить очередную черту допустимого и нормального, выйдете из женской раздевалки! Или у вас и это в норме вещей? Чтобы босс к девчонкам вторгался на территорию?.. ауч! – вновь затыкаюсь, когда Костас меня ещё более грубым рывком поворачивает к себе и хватом за подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза:

– Ты в зале больше не появишься! – категорично, и как отрезает.

Дышит яростно, смотрит зло, почти расстрельно. Сдавливает скулы так ожесточённо, что вот-вот заплачу от боли.

– С этой минуты у тебя запрет на выход в зал! – чеканит, будто не замечая моих попыток освободиться.

– Это нечестно, – больше мычу, чем членораздельно говорю, потому что Костас меня не отпускает. На мою попытку вырваться, лишь оказываюсь в более тесном плену – прижатой всем телом Дмитриадиса к ближайшей стене между шкафчиками работников лайнера. И это до жути неправильно… как-то дико, трепетно, боязно и… волнительно.

– Ты – главная опасность для всех! И я позабочусь о безопасности пассажиров, – добавляет убеждённо Костас, словно и правда верит в то, что говорит. – И пока ты – моя собственность, я буду решать, где и кем тебе работать на лайнере! Если скажу, будешь только уборные чистить! – шипит в лицо, лютуя взглядом и обжигая презрением.

– Попробуй! Заставь! – взбрыкиваю, бросая с вызовом и уже мысленно его красивое лицо, располосовывая ногтями.

Жаль, только мысленно… ведь мои руки беспринципный гад удерживает одной рукой над моей головой.

– Ты так и не научилась за эти годы держать язык за зубами, – чеканит Дмитриадис. – Я это исправлю, – звучит многообещающе и до дрожи в коленках и паники в душе внушительно. – Раз у других руки не дошли, так и быть, сам замараю. Не гордый…

Но подтекст кажется иным.

Аж в груди морозит, а мозг, наоборот, вот-вот закипит.

– Не гордый? – фыркаю с неверием. – Да ты же… лопнешь скоро от важности. Тебя распирает от собственной значимости. Заловил меня, и мстишь мелко… А на деле ни тебе, ни мне этого не нужно.

– Если придётся, я тебя уничтожу, Никита. Уничтожу просто, чтобы больше тебя не видеть. Уничтожу, и даже глазом не моргну… – вторит раз за разом, будто гвозди в стену вколачивает.

Ничего светлого и хорошего по отношению к Костасу не остаётся.

Если раньше и мелькало нечто сродни «доброй памяти о прошлой дружбе», то теперь мной движет лишь жажда поставить на место этого мерзкого, циничного и грубого мужлана.

Довести до белого каления!

Ткнуть в неполноценность…

Обезоружить и растоптать!

– Дурак ты, Костас. Я ведь не прошу меня за так отпустить или поверить наслово. Не напрашиваюсь к тебе в друзья! Я живу своей жизнью! И готова понести наказание за наши с мужем растраты. Я готова работать, но ты не хочешь упростить этот момент! Зачем меня топить, когда мы могли бы друг другу упростить жизнь? Хочешь чтобы работала? Без проблем! Я не боюсь замарать руки. Но я куда лучший организатор вечеринок, чем уборщица или официантка. Вместо мытья унитазов и разноски заказов, я могла бы помочь с новой программой под ваши туры с уклоном под разный контингент! Уверена, ты знаешь, кем я работаю на берегу! И так же ты в курсе, что я на хорошем счету… Вместо того чтобы оказаться полезными друг другу, ты меня сливаешь…

– Ты ошибаешься, Никита. Ты полезна только своим отсутствием. Я уже давно понял, что лучший расклад, когда ты где-то в стороне и подальше от меня, – Дмитриадис махом отметает мысль, что смогу достучаться до его разума. Воззвать к совести. Напомнить о морали…

Между нами – пропасть!

Между нами – капитальное непонимание!

Между нами – прошлое и обиды!

Между нами – ненависть и неприязнь…

– И я сделаю всё, чтобы ты была рядом, но подальше от меня, – чеканит Костас. Интонация скатывается до какой-то интимности. Я и без того, вместо чёрных глаз уже давно на его губы таращусь, а теперь и подавно…

Мне почему-то страшно…

Нет, не расправы боюсь! Не побоев или крика…

Его губ…

Да! Я до жути боюсь, что Костас меня поцелует.

Вроде, и не намекает, а нутро предвкушающе трепещет.

Дыхание Дмитриадиса обжигает лицо, я словно под гипнозом смотрю на приближающиеся ко мне полные, чувственные губы Костас, и уже борюсь с собственными демонами, уговаривая себя, не позволять поцелуя…

Во что бы то ни стало дать отпор, укусить, плюнуть.

Что угодно, лишь бы не смел!!!

И даже зубами скриплю, как бы заранее смыкая челюсть и не позволяя наглой ласки.

Уж не знаю, чтобы между нами полыхнуло: вспышка похоти или жажда убийства, но в помещение со смехом врываются две уборщицы.

Правда только стоит им оказаться на пороге, мы с Дмитриадисом шарахаемся прочь друг от друга, а девушки перестают смеяться.

Глядят на нас с опаской, и даже жмутся в уголочке, словно до последнего ждут приказа немедленно убраться из раздевалки. Но мы молчим. Они тоже. Повисает жуткое, напряженное безмолвие.

– Надеюсь, ты всё предельно ясно поняла! – первым берёт себя в руки Костас.

Прочищает горло, пару раз кашлянув.

– С этого момента будешь… – кивает неопределённо, но на девушек, – только уборкой заниматься и то, в каютах эконом класса! – отрезает, в очередной раз окатив обвиняющим взглядом. – На этом всё! И… оденься уже… наконец, – выплёвывает с презрением, будто моя вина в том, что я раздета. – Живо! – коротко бросает и, крутанувшись на месте, словно не произошло ничего такого, покидает раздевалку.

Естественно на меня косятся все работники, попадающиеся на глаза – сплетня о нашей сцене с Дмитриадисом явно опережает нас, вот и иду на новый пост, делая вид, что не замечаю пристального внимания остальных.

Чёртов Костас!

Тоже мне, богом заделался?!

Судьбу мою вершить решил.