Цветов становится всё меньше. У участниц, чьи имена так и не прозвучали, на радость продюсерам начинают сдавать нервы. Камеры фиксируют каждую их эмоцию: слёзы, зависть, панический страх.

– Последний цветок я решил отдать… Есении.

Звук собственного имени заставляет меня ошарашенно вытаращиться на звёздного жениха.

На губах Котова играет улыбка, но взгляд остаётся холодным и жёстким.

Я мотаю головой в протесте. Что за прикол? Я планировала через час быть дома. Пусть перечитает контракт. Там чёрным по белому написано, что я вылетаю в первый же день.

– Ты сама подойдёшь или придётся мне? – голос Котова звучит насмешливо и немного натянуто.

Опомнившись, я встаю. В гостиной нет ни единого человека, который в этот момент не пялился бы на меня.

Ещё бы. Неудачница в вышедшем из моды милитари получила знак симпатии от звёздного футболиста!

Не чувствуя ног, подхожу к жениху.

– Это какая-то ошибка, – шепчу я, обхватывая похолодевшими пальцами пухлый цветочный стебель. – Я должна вылететь в…

Котов наклоняется к щеке, имитируя поздравительный поцелуй.

– В первом круге, я помню. Только вот хер тебе, коза. Наслаждайся шоу вместе со всеми.

Резко отпрянув от него, я пячусь назад. Камера наезжает всё ближе, и мне хочется её отпихнуть.

Твою же мать…

Это точно не сон. Цветок зажат у меня в руке, а это значит, что ночевать сегодня придётся здесь.

Позади раздаётся истеричный женский вой:

– ЧТО ЗА ХЕРНЯ ПРОИСХОДИТ?!!! Это же она должна была вылететь, а я остаться!!! Вы же мне обещали, суки!!!

– Женя, камеру на неё быстро! – азартно командует Игорь-Егор. – Крупным планом снимай, как ревёт. Вот это я понимаю, чистые эмоции…

8

– Мам, я не хочу здесь оставаться! – от паники и возмущения мой голос похож на рык разъярённой гориллы. – Тётя Надя обещала, что меня вышвырнут в первом туре, а Котов взял и всучил мне цветок! Мою сумку отнесли в спальню, а она, представь себе, общая! Одна спальня на пятнадцать человек! Такого коммунизма даже в спортивном лагере не было!

– А ты Наде не звонила? – сочувственно осведомляется мама. – Была ведь какая-то договорённость?

– Я тоже думала, что была, но оказалось, что только на словах! А в договоре, как любезно пояснил мне Егор-Игорь, есть пункт, где указано, что продюсеры шоу вправе изменить сценарий, и им за это ничего не будет!

– А ты договор не прочитала?

– Да ради бога, мам! Кто читает договор?! Я-то рассчитывала, что тётя Надя не даст меня так подставить.

– А что, там совсем всё плохо?

Вздохнув, я обвожу глазами мраморные полы.

– Интерьер тошнотворно роскошный, герой программы – красавчик-футболист, а мои соседки по комнате выглядят как второй состав Victoria's Secret.

– И что не так?

– А всего вышеперечисленного мало? – ворчу я. – Ты знаешь меня уже двадцать два года. Где я, а где гламур и игра на публику?

– Может, тебя в следующем туре выгонят? – выражает робкую надежду мама. – Просто не старайся произвести впечатление.

– Так я и не старалась, – в отчаянии стону я. – Ляпала всё, что приходило в голову, чем бесила Котова. Но они почему-то всё равно меня оставили, а выгнали другую. Девка, кстати, такой скандалище закатила, что съёмочной бригаде пришлось силой её скрутить. Ей, оказывается, минимум четыре выпуска обещали.

– Значит, ты была лучше её. Доча, мне суп варить надо. Я верю, что ты со всем справишься и с нетерпением жду выпуск «Звёздного жениха».

– А какой суп? – с завистью спрашиваю я.

– Щи с фрикадельками.

Я вздыхаю.

– Мой любимый. Ладно, иди. Папе привет.

– Передам. Звони, если что.

Я собираюсь сказать, что телефон у меня сейчас заберут, но мама успевает отключиться.

– Я никогда не делала пластику, что бы ни писали в СМИ.

Первое, что я слышу, заходя в спальню.

Голос принадлежит Кристине Строббери, которая в окружении заворожённых взглядов других участниц водит по лицу какой-то штукой, сильно смахивающей на обмылок.

– Да, филлеры есть, но у кого их нет?

– У меня, – беззвучно бормочу я, ища глазами свою кровать.

Почему в доме размером с Монако не нашлось отдельных спален, остаётся загадкой. Даже для зэков предусмотрены отдельные камеры, а для пятнадцати законопослушных гражданок – хрен.

Всё же придётся изучить правила. Вдруг за плохое поведение на шоу предусмотрен изолятор, и мне удастся скоротать в одиночестве пару ночей.

– Эй, номер три! – окликает всё тот же жеманный голос.

Выпустив из рук сумку, я оборачиваюсь. Взгляд Кристины Строббери с интересом скользит по мне.

– Прикольная была идея выйти из лимузина без помощи Темы. И с леденцом эффектно получилось. Это Инга или Егор тебе посоветовали?

Я чувствую себя деревом. В смысле, прикольная идея? В смысле, посоветовали? Думает, я намеренно выставила себя идиоткой?

– Это была импровизация.

– Ну да, ну да. – Её весёлый смех разливается по комнате. – Тебя ведь Есения зовут? Подсаживайся к нам, будем знакомиться.

Я напрягаюсь, чувствуя подставу. С чего бы лидеру этого шоу биться деснами с аутсайдером? Ватрушке точно не место рядом с миндальным круассаном.

– Мне нравится твой стиль, – продолжает Кристина, ободряюще улыбаясь. – Ботинки милитари – моя любимая обувь. Дамиан купил мне три таких пары в Галерее Лафайет.

– Милитари – это мастхэв на все времена.

Её свита, включая брюнетку, ещё недавно критиковавшую мой внешний вид, согласно трясёт головами.

– Спасибо. – Я возвращаю внимание к сумке. – Поболтаем в другой раз, ладно? Хочу переодеться. Я поняла, что милитари – круто, но у меня от них мозоль на пятке.

Судя по вытянувшемуся лицу, Кристина, как и Котов, привыкла, что окружающие ссут от неё кипятком. Она открывает рот, собираясь что-то сказать, но не успевает, так как в этот момент в комнате появляется Егор-Игорь.

– Внимание, девушки! Через пятнадцать минут встречаемся в гостиной! Артём хочет поговорить с вами о правилах проживания.

По комнате прокатывается восторженное эхо голосов, в которое вплетается мой измученный стон.

Да чего этому Котову неймётся? Мы виделись всего час назад. Мог бы выложить всё сразу и свалить на все четыре стороны.

И какие, чёрт подери, правила проживания он хочет обсудить? Как подмываться так, чтобы не расплескать воду? Или в каком порядке заправлять кровать?

После ухода Егора-Игоря комната превращается в жужжащий улей. Половина участниц бросается переодеваться, вторая – наносить второй слой штукатурки.

С облегчённым вздохом я стаскиваю говнодавы и вдеваю ступни в пушистые домашние тапки, которые предусмотрительно засунула в сумку мама. Всё, вечерний лук готов.

– Девушки, ещё раз добро пожаловать! – Артём торжественно обводит рукой периметр гостиной так, словно лично её спроектировал. – Надеюсь, этот дом станет для вас местом новых открытий и…

Он делает очередную долгоиграющую паузу.

– … конечно, любви. Но существует несколько правил. От вас требуется относиться друг к другу с уважением. Оскорбления, агрессия и физическое насилие полностью запрещены.

Мой рот распахивается в зевке, но захлопывается, стоит взгляду Котова лечь на меня.

Я возмущённо поднимаю брови. В смысле? Теперь меня назначили главной зачинщицей беспорядков?

После этого бесполезного собрания нас отпускают восвояси. Отказавшись хлестать шампанское на кухне с остальными участницами, я ухожу бродить по коридорам.

Ох, ни черта себе! Здесь даже рояль есть.

Приподняв белоснежную крышку, я осторожно глажу клавиши.

Не то чтобы я умела играть – скорее, это мой способ приобщиться к прекрасному.

– Сыграешь Баха – получишь свидание со мной вне очереди, – раздаётся прямо за мной.

Вздрогнув, я оборачиваюсь и вижу перед собой насмешливое лицо Котова.

9

Быстро взяв себя в руки от неожиданной встречи, я натягиваю на лицо выражение снисхождения.

– Могу сбацать «Собачий вальс» в обмен на возвращение домой. Как тебе сделка?

– М-м-м… – Котов трет подбородок, делая вид, что обдумывает предложение. – Пожалуй, нет. Мои слуховые рецепторы слишком утончены для такой банальщины.

– Правда? То есть, если я загляну в твой плейлист, то обнаружу там шедевры мировой классики и отсутствие хип-хоп-фекалий про горы бабла, тусовки в Сан-Тропе и течных сучек?

– А разве музыкальный вкус непременно подразумевает приверженность к классике? Откуда такой перфекционизм?

– На мне кожаная юбка и розовые меховые тапки, – фыркаю я, глядя себе под ноги. – Всерьёз считаешь меня перфекционисткой?

– Да, я заметил, что ты не слишком старалась принарядиться вместе с остальными.

Его приглушённый смех заставляет меня заулыбаться.

– За это утро я исчерпала свой годовой лимит битвы за красоту и теперь месяц не планирую причёсываться.

– Боюсь, это будет серьёзным нарушением контракта. – Котов щурится. – Тебе действительно нравится эпатировать окружающих или это часть имиджа для шоу?

Я устало возвожу глаза к потолку.

– Да что вы все заладили про этот имидж? Как ты правильно заметил, я просто не ссу от тебя кипятком и хочу домой.

– Так ещё только один съёмочный день прошёл. Всё может измениться.

– Что, например? То, что мне вдруг понравится жить в комнате с толпой незнакомых людей, каждый день задыхаясь от парфюмерной вони и тупых разговоров?

– Нет-а, – на лице Котова появляется озорная улыбка. – То, что со временем ты сможешь по достоинству оценить главный приз.

– Я плохо читала контракт, – иронизирую я. – Там ещё айпад обещали?

– Ты такая шутница.

Вздохнув, я облокачиваюсь на крышку рояля.

– Слушай, нет ни единого шанса, что я примкну к стаду твоих обожательниц. Даже став победительницей шоу, чего, мы оба знаем, не будет, я не смогу правдоподобно разыграть восторг. Истинные достижения я представляю по-другому.

– И всё-таки я не ошибся насчёт тебя, – медленно изрекает Котов после паузы. – Ты душная снобка с раздутым эго, забывшая, что такое получать удовольствие от жизни.

Я издевательски кривлюсь.

– Это тебе IQ в сто двадцать баллов нашептало?

– В сто двадцать один балл, – поправляет Котов. – Ты, наверное, не в курсе, но в вопросе, кого из участниц оставить на проекте, а кого нет, моё мнение является решающим. Так что наберись терпения и учись получать удовольствие от новой обстановки. Пока тебе удаётся так профессионально меня бесить, будешь торчать на этом шоу до талого.

– Ходить со мной на свидания и послушно открывать рот, если в ресторане мне вдруг вздумается угостить тебя устрицей.

– Бедолага-а, – изумлённо тяну я, моргая без остановки. – Как же тебе хреново без тренировок. Совсем не знаешь, куда себя деть, да?

– Ты, блядь, даже представить себе не можешь, – цедит Котов, переводя взгляд на мои тапочки.

Я хочу сказать, что могу и ещё как, но вовремя прикусываю язык. Откровенничать с хромоногим тираном, вообразившим себя вершителем чужих судеб, – плохая идея.

– Тогда будь готов, что, пихая моллюска мне в рот, рискуешь остаться без пальцев.

Угрюмое выражение моментально слетает с лица Котова, уступая место ослепительной улыбке.

– Будь спокойна, малышка. Я всегда успеваю вытащить.

Я смотрю на него с недоумением.

– А что, часто приходится? Или кормить женщин с ложки – твоё внефутбольное хобби?

Теперь Котов выглядит озадаченным.

– Слушай, а сколько тебе лет?

– У женщин не принято такое спрашивать, – огрызаюсь я. – Не заставляй меня звонить Инге и поднимать твоё досье. Девятнадцать?

– Мне двадцать два.

– Двадцать два – это, конечно, не девятнадцать, – тянет он задумчиво.

Я смотрю на него с сочувствием.

– Всё же про IQ выше среднего ты наврал.

– Ты же не девственница? – неожиданно спрашивает Котов, проигнорировав мою пику.