Тогда мне пришлось пойти на этот шаг. Мы делали так иногда на службе. Это спасало жизни, и я тоже хотел, чтобы Еся жила. Мы затерли ей память, искусственно поставили блоки, никакой амнезии у нее не было.

Каких-то двадцать минут, и моя осенняя девочка больше не помнит Монстра. Его нет, он исчез, так же как и ее страхи, и я хотел этого. Хотел, чтобы Еся не плакала, чтобы не боялась, чтобы не просыпалась от истерик.

Я хотел, чтобы моя девочка прекратила вздрагивать от каждого шороха и спрашивать постоянно об аукционе.

И это сработало. Ее состояние пришло в норму, показатели нормализовались, риск инсульта миновал. Давление перестало колебаться, Еся начала приходить в себя и прекратила эти жуткие истерики.

Она бы сошла с ума, черт, какой еще был у меня выбор?!

А после я увидел ее уже при выписке. Есе выдали фальшивые документы, я организовал ей полностью новую жизнь. Она начала жить, а я вернулся на службу. У меня не было ни сил, ни желания искать новую рабыню, мне нужна была пауза, и Данте был со мной согласен.

Нет, он не подозревал меня, я сделал все чисто, но я знал, что я все равно должен закончить начатое. Данте очень хотел этого, мы шли к этой цели десять лет, и я сам все запорол. Специально, чтобы она жила.

Жалею ли я об этом теперь, спустя год? Нет. Ни капли. Я ни о чем не желаю, потому что вижу, что Еся живет. Да, ее теперь зовут Николь, но она свободна. Она не рабыня, и у нее нет хозяина. Она живет обычной жизнью студентки, общается с друзьями, работает и учится. Это максимум, что я мог возместить ей после всего, что творил с ней, если бы не одно но.

Я скучал по ней. И ни служба, которая выжала меня как военного врача до капли, ни долг перед Данте не могли изменить этого. Я так скучал по Есе, что вернулся раньше, преждевременно разорвав контракт.

Тогда изначально мне казалось это идеальным планом. Данте все еще думал, что я на службе, а я… я мечтал. О ней. О своей жене, не фальшивой, нет. Нас и правда расписали заочно, так что Еся-Никки теперь моя законная жена, и я хочу этого. Впервые в жизни мне чего-то захотелось вне влияния Данте, и это была Еся.

Еся сказала мне как-то, чтобы я мечтал и жил, вот только в моих мечтах ничего не было, кроме нее.

Так появился Марат. До тошноты сахарный и правильный, добрый, нормальный мужчина (я читал характеристики среднестатистических мужчин).

Марат – это муж, которого Еся заслуживала, которого я бы хотел видеть рядом с ней. Так проще и ей, и мне. Без мрака, без боли и ее слез, на которые я больше не мог смотреть.

Я знал, что очень далек от понятия нормальности, но я готовился и очень старался понравиться Есе. Процесс “вылепливания” сущности Марата у меня занял несколько месяцев, и это было больнее, чем все годы моего рабства, вместе взятые.

Я оттачивал все, вплоть до реакций, привычек и движений, чтобы максимально затереть, спрятать и поломать себя самого. Арман теперь заперт в клетке. Я не позволяю ему ничего.

Арман сидит на цепи – впрочем, это для него привычно. Единственное, что я позволяю Арману, – смотреть на Есю и радоваться, что она жива. Остального он не заслуживает, знаю, я довольно самокритичен к себе, но Еся бы сразу узнала меня, явись я ей без этого скафандра ирискового Марата таким, какой я есть на самом деле.

Я работал со специалистом, который научила меня вести себя как муж, как семейный человек, у которого есть жена. Так я начал играть реального-выдуманного мужа Марата для Еси, чтобы Арман имел возможность хотя бы иногда быть с нею рядом.

Глава 10

“Самки часто меня трогали. Им нравилось мое тело, они могли любоваться им часами, целовать меня, лапать, как игрушку.

Я это особенно ненавидел. Их прикосновения к себе. Это тоже останется со мной даже спустя годы.

Они все одинаковые – похотливые богатые суки, которые текли при одном только виде молодого тела. Мне не повезло с генетикой, потому что я был мускулистым и крепким, высоким, спортивным. Меня кормили как быка, и, даже несмотря на побои и условия, я быстро превратился из мальчика в мужчину.

Теперь мне ничего не стоило завалить любую бабу и отодрать ее до искр из глаз даже без всяких таблеток, дула пистолета у виска и вина”.

Я не могу уснуть. Снова. Боюсь, что, если задремлю, мысли улетучатся, а меня как раз сегодня прорвало. Перед глазами то и дело мелькают картинки, но я не могу собрать их в отдельный образ.

Только чувства. Что-то темное, запретное, опасное и в то же время безумно честное.

Моя героиня. Она попала в руки этого дьявола в маске и ненавидит его, а после что-то меняется. Монстр открывается ей, и она понимает, что… я не помню, точнее, как я вообще могу это помнить? Это же просто мои фантазии.

Я устала, я устала от этих лабиринтов ума, и, кажется, Марат был прав. Я просто хочу быть обманутой. Сама с собой играю, и это так необычно. Как будто сон во сне, лабиринт, загадка.

Так странно, я даже номер его не взяла, но дословно помню наш разговор. Почему я сбежала, чего именно я испугалась, ведь Марат не сделал мне ничего плохого. Пока что.

Иду на кухню, делаю кофе и смотрю в окно, а после в ужас прихожу, когда вижу тот самый черный пикап у двери моего подъезда.

Ох, обычно я добрая, хотя до амнезии фиг знает, какой была, но сам факт того, что за мной следят, доводит до истерики. И это уже никакие не фантазии, а красивенный незнакомый муж под окнами моей квартиры.

– Эй! Эй, вы!

Выбегаю на улицу в одной только ночнушке, и мне пофиг, что сейчас поздняя ночь. Марат сидит на водительском месте и опускает стекло, когда я подхожу.

– И тебе доброй ночи, принцесса.

– Что вы делаете возле моего подъезда?!

– Я приехал за тобой, Никки, и не говори мне о том, что ты не думала обо мне.

– Вы слишком самоуверенны – вы знаете это?

– Знаю, так же как и то, что я снюсь тебе каждую ночь во снах таких, о которых тебе думать стыдно.

Как он это сказал… мамочка, он говорит фразой из моей книги!

– Псих… психопат, чертов маньяк! Вы читали мой черновик?! Вы… вы что, были в моей квартире?

Марат усмехается, закуривает, поднося сигарету к своим идеальным чутким губам.

– Первое: двери на ночь надо закрывать. Всегда. Второе: я знаю тебя, девочка. Хорошо знаю.

– Значит, так, мой ненаглядный, прекрасный незнакомый муж: еще раз я увижу вас у своего дома – вызову полицию!

– И пожарных.

– Что?

– Ну надо же кому-то тушить пожар между твоих ножек. Ты ласкала себя, когда думала обо мне сегодня? А, Никки?

От этой наглости и распущенности у меня начинают гореть щеки. От стыда даже сразу не получается ответить.

– Вы, да как вы, да как…

– Садись в машину, Никки. Если ты сама этого не сделаешь, я тебе помогу.

– Это похищение, Марат, не находите?

– Если тебя это заводит, то да. Пусть будет похищение. Можешь сопротивляться, девочка, уверен, тебе понравится.

Шаг в пропасть без страховки, но я слушаюсь Его. Я не знаю, как это работает (может, этот восточный принц владеет гипнозом, фиг знает), но я сажусь в машину Марата добровольно. Кролик всегда упадет в глубокую нору в итоге. Чисто из любопытства.

Не из-за страха, Марат меня не принуждает – я сама этого хочу и объяснить себе это тоже не способна.

Этот мужчина как-то действует на меня. То ли его голос, то ли запах – или, скорее, все вместе создает ощущение, что он мне точно не чужой.

А еще я знаю, что он продолжит мне сниться, если я с ним не пойду. Будто в моей жизни остался огромный незакрытый гештальт и Марат мне в этом поможет. Он излечит меня, исцелит.

Все эти месяцы я была так одинока, когда, оказывается, у меня есть семья и муж, который меня любит – вроде бы.

И это все пока так тонко и прозрачно, но я ему доверяю. У меня складывается четкое ощущение, что на Марата можно положиться, либо это я усиленно хочу иметь надежную защиту от тьмы.

По пути мы молчим, я периодически посматриваю на мужчину. Марат включает печку, набрасывает мне на плечи свою кожанку.

– Я свои вещи не забрала. Вернитесь, пожалуйста, там мои книжки, вся моя жизнь.

– Завтра их привезут, не переживай за это, – Марат говорит спокойно и закуривает, а я дым этот вдыхаю, и он так нравится мне. Сигареты с ментолом. Свежие, холодные, дикие.

Сама даже не понимаю, как невольно втягиваю этот запах глубже.

– Это… можно и мне сигарету?

Марат оборачивается, читаю в его черных глазах удивление.

– Ты начала курить?

– А что, раньше этого не было?

– Не было. Не надо пускаться в грехи, малышка. Достаточно того, что я курю, – сказал как-то пространственно, но сигарету не дал.

Пожадничал? Не знаю, а еще Марат был напряжен почему-то, и причины я не понимала. Он с силой сжимал руль, отчего тот аж хрустел, порой мне казалось, что я слышу, как мой муж прокручивает в голове разные сценарии, как даже подбирает слова.

Да, я, конечно, могла это выдумать, мне могло показаться, но все же я хорошо знала людей и их поведение, так вот Марат взвешивал буквально каждое свое движение, каждый своей жест. Он словно носил жесткий тяжелый панцирь, а я до сих пор не знала, что у него там, под ним.

Его поведение не было наигранным или фальшивым, просто мне почему-то казалось, что Марату сложно даже говорить со мной, и я ничем не могла объяснить это.

Мой незнакомый муж привозит меня в тот самый особняк. Большой, прекрасный и пустой одновременно.

– Зачем нам такой большой дом? Мы что, миллионеры?

Он улыбается. Порочно, обнажая белоснежные клыки, как у зверя.

– Ты хотела такой дом. Никки, ты вольна делать здесь все что угодно. Творить, работать. Ты ведь пишешь книгу, не так ли?

Мы вошли в одну из комнат. Спальня, огромная кровать, светло-оранжевые шторы. Красиво, но не вычурно, очень даже в моем вкусе, будто сделано под меня.

– Вы точно следили за мной!

– Я твой муж – что мне еще было делать?

При этом Марат слегка наклоняет голову, и я вижу это. Не знаю даже, как объяснить, но он… он безумно похож на Него. Того из тьмы, кто приходит ко мне ночами.

– Что такое? – спрашивает, подходя ближе, берет меня за талию, смело привлекает к себе. Никакой боли, насилия, просто нежность, а у меня мурашки почему-то бегут от его прикосновений.

– Я… Марат, вы не подумайте, что я ненормальная, у меня просто была травма головы.

– Я ничего и не думаю. Не надо оправдываться, малыш.

– Знаете, вы напоминаете мне кое-кого.

Марат смотрит на меня черными глазами, взгляд обжигающий, тяжелый, но в то же время такой родной. Глаза прекрасные, ресницы черные длиннющие, внешность как у бога… я уже говорила, что от такого мужчины дети наверняка будут как ангелы? Почему я думаю об этом? Почему Марат вызывает у меня такие мысли?

– Кого же?

Облизывает чуткие губы, гладит меня большими ладонями по талии, пока я трепещу. Близость Марата – это отдельное искусство. Я не знаю, с ним рядом легко и жутко тяжело дышать одновременно. И приятно, и страшно, будто всегда на контрастах.

– Моего героя. Из книги, которую я пишу. Роман.

Марат усмехается. Его прекрасные губы растягиваются в улыбке, на щеках появляются едва заметные ямочки.

– Ну и какой же он, твой герой? Смазливый мачо, а может, настоящий семьянин? Какой он, Никки? О ком ты мечтаешь? – наклоняется и шепчет мне на ухо, а у меня мурашки бегут и стопроцентное ощущение того, что я по доброй воле угодила в капкан к охотнику.

– Нет, он… не похож ни на кого, он живет в темноте.

– Он хороший, добрый, славный – такие тебе нравятся?

– Он не хороший. И не плохой. Он просто есть.

– Ты часто думаешь о нем, мне пора ревновать?

Откидывает мои волосы на плечо и осторожно целует в шею. Едва ощутимо, но это будоражит и заставляет опомниться.