Тела мамы и бабушки покрывал замысловатый рисунок из переплетенных корней, стеблей, листьев и трепещущих цветков, вычерченных тонкими, словно чернильными линиями. С годами узор разрастался и становился все более сложным, захватывал спину, предплечья, ноги. Элла любила водить по узору пальцем, когда бабушка просила помассировать ей голову с душистым маслом. Девочка не уставала любоваться тем, как меняется рисунок после каждого чарования: тут набухнет новый бутон, там раскроется свежий цветок. Кожа обеих женщин представляла собой живую карту их способностей и возможностей.

Чарование всегда оставляло след.

Бабушка поцеловала кончик пальца и коснулась им крошечной метки на шее Эллы чуть ниже затылка. Темное пятнышко в форме крошечного бобового зерна, которое можно было принять за родинку или слегка расплывшуюся татуировку. Бобовое зернышко пустило росток, как только Элла начала помогать бабушке в семейной аптеке, запоминая, что белладонна любит, когда ей делают комплименты, что, отправляясь в Подземный мир, нужно положить в башмаки по одному пенни и что в тигель во время чарования лучше всего добавлять звездную пыль, собранную в сумерки. Бобок на шее, который до этого никогда не менялся, вдруг треснул посередине, и из него протянулась вверх тончайшая линия – словно ручкой черкнули. Это была первая чародейная метка Эллы, точь-в-точь такая же, какая появилась когда-то у мамы, и у бабушки, и у прабабушки, – тоненькая и готовая расти при каждом чаровании.

– Бобок раскрылся еще шире, только я не увижу, как стебель пойдет в рост. Но ты ведь будешь мне писать?

– Да, мэм.

– И будешь все рассказывать?

– Конечно.

– И не гуляй одна по этим небесным городам. Это ненормально – жить так высоко. Как бы чего не случилось…

– Я знаю, бабуль.

Элла не раз слышала историю о том, что у мамы была сестра-близнец, которая пропала, когда семья – первый и последний раз в жизни – посетила город необычайнов. Ее имя присоединилось к бесчисленному сонму имен чародеев, так и не вернувшихся после путешествия в небесный город.

Но, конечно, с Эллой ничего подобного случиться не могло.

– Обещаю, что со мной все будет в порядке.

Бабушка поцеловала ее в лоб и помогла накинуть поверх одежды одну из белых шуршащих мантий.

– Веди себя так, чтобы мы тобой гордились, слышишь?

Именно так она и собиралась себя вести.

– И не давай себя в обиду.

– Ни за что, – подмигнула Элла.

– Готова? – спросил папа.

Элла огляделась напоследок. На плите стояли тигели, высокие свечи ярко освещали семейный алтарь с портретами улыбающихся предков. Полки были заставлены стеклянными банками, доверху наполненными вечерними звез- дами. Сад тянул в комнату ветви, словно тоже пришел попрощаться.

– Еще увидимся, – шепнула она и выбежала во двор, в самом центре которого рос могучий дуб.

Элла заскочила под дерево. Его ветви были увешаны музыкальными подвесками, бутылками из синего стекла, светящимися шарами. Вскинув голову, она попрощалась с дубом. Тот едва заметно дрогнул в ответ.

– Элла, поторопись, – окликнула мама. – Гроза собирается.

Папина красная машина уже ждала на площадке перед домом. Элла, мама и Уинни забрались внутрь. Распахнулись ворота, и чародейная эмблема на них ярко вспыхнула. У Эллы перехватило дыхание. Наконец-то.

Папа вел автомобиль по улицам Нового Орлеана. Незначители спешили по своим делам, не оборачиваясь, не замечая чародеев и членов их семей, которые высовывались из окон и с пением отправляли в небо разноцветные зонты, чтобы задержать дождь. Их притопы и хлопки сливались с раскатами грома. Даже в машине был слышен хор голосов: «Уходи, гроза, не тронь их. Пропусти, гроза, не тронь их».

«Чарование подобно хорошей песне, – часто повторяла бабушка, – но его мелодия и ритм слышны только нам».

Машина ехала под навесом из зонтов. Элла заметила в окнах и на верандах черные, красные, зеленые свечи – все в поддержку ее решения учиться в Арканумском институте. Многие чародеи оделись в самое лучшее, воскресное, и кидали навстречу и вслед их машине чарозы – прекрасные черные цветы, словно покрытые алыми брызгами. Такие цветы чародеи носили с собой на счастье.

На Дюранов сыпались лепестки, добрые пожелания залетали в окна машины, и Элле казалось, что у нее сейчас сердце выскочит из груди.

– Удачи, Элла!

– Мы будем молиться за тебя и твое везение!

– Да хранят тебя предки!

– Береги себя!

Люди кланялись и приподнимали шляпы.

– У Дюверне в окне нет свечки, – заметила Уинни. – У Бове – тоже.

– Тише, – шикнула мама. – Неважно.

Элла была слишком взволнована, чтобы спросить, что это значит. Машина миновала красные Врата в Подземный мир, расположенные на площади Конго. Огромные фигуры смертбулей по обе стороны Врат возвышались над городом, наблюдая за теми, кто желал пройти в Страну мертвых. Элла послала им воздушный поцелуй, и оба кивнули ей мощными головами.

– Ты будешь по ним скучать? – спросила Уинни.

– Вряд ли. Ну, может, не сразу.

Элла так давно мечтала покинуть дом, что пока не могла представить себя скучающей по кому-либо.

– А по мне скучать будешь? – Глаза Уинни стали большими и круглыми.

После этого Элла щекотала сестренку до тех пор, пока папа не остановил машину перед домом лучшей подруги Эллы, Риган Марсалис. Вся ее семья высыпала на маленькую лужайку перед домом. Мистер Марсалис приветственно приподнял шляпу, а миссис Марсалис посылала воздушные поцелуи. Элла так старательно улыбалась в ответ, что стало больно лицу.

К машине подбежала Риган, ее смуглые щеки влажно блестели от сентябрьской жары. Элла опустила стекло.

– На счастье. – Риган протянула ярко-синий цветок-талисман из Подземного мира. Это было одно из ее любимых растений.

Элла протянула руку, и цветок сам перебрался к ней на ладонь.

– Спасибо.

– Будешь мне писать? – спросила Риган.

– Каждый день.

Машина тронулась с места, и, пока она не повернула к порту, Элла, прижавшись лицом к стеклу, следила за тем, как Риган бежит следом. Жалко, что подруга отказалась ехать провожать ее в порт.

Но в тот самый момент, когда печаль уже почти было сжала ее сердце, на морскую гладь впереди, точно упавшая звезда, опустился дирижабль необычайнов.

У Эллы сладко екнуло внутри. Сегодняшний вечер – самый важный в ее жизни… может быть, даже в жизни всей их семьи.

АРКАНУМСКИЙ ИНСТИТУТ ОТКРОЕТ СВОИ ДВЕРИ ЧАРОДЕЯМ

Автор статьи Ренатта Купер

20 сентября

Вот и наступил первый день нового учебного года в младшей школе Арканума, но не для всех он полон радости. Немало возмущенных граждан соберется с протестом у гигантских небесных врат!

Но почему?

Случилось немыслимое… Учебный центр, существующий двести пятьдесят лет, распахнул свои двери перед чародеями из обычного мира.

После того как выдающийся американский политик-чародей Себастьен Дюран отстоял свое дело в необычайном суде, закон, запрещающий чародеям учиться в необычайных городах, был признан несправедливым и не соответствующим духу Конституции.

В Конституцию была внесена чудо-поправка, и чародеи получили возможность обучаться в Аркануме.

Вот только в школу поступила всего-навсего одна маленькая чародеянка – дочь Себастьена, Элла Дюран.

Храни ее звезды!

Глава вторая
Пристань «Звездная пыль»

Они оказались на пристани в одно мгновение. Только что Элла с семьей неслась в дирижабле по Мексиканскому заливу, и вот они уже посреди Атлантического океана на огромной платформе-пристани «Звездная пыль» ожидают прибытия небесного парома, с помощью которого будет преодолен следующий отрезок путешествия. Из-за сентябрьской жары кожа была липкой от пота.

Круглые звездные фонари над головами сияли, как гигантские светляки. Над волнами мелькали носы других дирижаблей, подвозивших всё новые семьи на платформу, которая росла на глазах, чтобы вместить всех прибывающих. Элла могла поклясться, что ощущает плавное растяжение поверхности у себя под ногами.

Ее будущие товарищи с первого уровня обучения, все в белых мантиях и с чудо-чемоданчиками, были готовы вспорхнуть, точно стая голубей, и умчаться ввысь в любой момент. Элла покосилась на свои чаросундуки – рядом с чемоданами они смотрелись нелепо. Девочка глубоко вздохнула, расправила новую форменную мантию и попыталась накинуть капюшон на свои длинные кудри. Пальцы дрожали от волнения. Больше не будет никаких стеганых фартуков, чародейных жакетов и колец с памятками о каждом члене семьи. Начинается что-то совсем новое, совсем другое.

– Раз в неделю я буду ждать от тебя письма со звездной почтой, малышка, – настойчиво сказала мама.

Элла посмотрела на нее, такую бледную в лунном свете. Даже расстроенная, она все равно была до невозможности красива.

– Да, мама.

– Стать первой – огромная ответственность. Ты будешь представлять там не только себя, но и всю нашу семью. – Теплая папина ладонь опустилась на Эллино плечо.

– Знаю, – сказала Элла.

Уинни дернула ее за руку.

– Что это за люди? – Она показала на спину стоящей перед ними женщины.

– Охранители.

– Это кто? – не поняла сестренка.

– То же самое, что полицейские у незначителей.

Элла подумала, что они похожи на рассерженных игрушечных солдатиков. На мундирах сверкали и переливались золотые бляшки с буквой «Н», и девочке вдруг ужасно захотелось потрогать эту букву.

– А зачем они тут, с нами? – Уинни прижалась к сестре. – Мне не нравятся их странные собаки. – Некоторые охранители держали на поводке красноглазых волков. – И птицы у них злые.

Охранители выпустили в небо воронов, и те следили за прибывающими дирижаблями.

Мама цокнула языком:

– Болтай поменьше. Это тебя не касается. Они здесь для того, чтобы все прошло гладко.

Элле не хотелось даже приблизительно представлять, что может означать «не гладко». Она все продумала заранее: одежду, в которой будут провожать ее родители и сестра; собственную прическу – бабушка закрутила ей волосы и вплела в них ленточки на удачу; талисман от Риган – он лежал у Эллы в кармане. Время от времени она совала туда руку и легонько щекотала цветок – ей нравилось, как он поднимает листочки навстречу ее пальцам. Как будто Риган берет ее за руку.

Этот вечер должен получиться безупречным. И Элла тоже будет безупречна.

Девочка помахала зевакам, толпящимся на соседних пристанях, – нужно хоть «здрасьте» им сказать, раз уж они так уставились. Люди держали какие-то таблички и плакаты, но она, даже прищурившись, не могла разобрать, что там написано. И чем сильнее она всматривалась, тем плотнее и гуще становился ночной воздух. Интересно. Наверное, какая-то хитрость необычайнов. Сколько еще ей предстоит узнать!

– Ты видишь, что там написано? – спросила Элла у папы.

– Нет, – ответил он. – Наверняка что-нибудь не стоящее внимания.

Элла улыбнулась толпе так широко, как только могла, и держала улыбку сколько было сил. Небесные паромы для прессы носились над головой, то и дело сверкали фотовспышки, и каждую минуту в вестибоксы поступала очередная новость.

Папа показал на луну:

– Я так счастлив, что полечу!

Арканумские паромы должны были вот-вот прилететь и забрать их. Мама любила повторять примету о чайнике, который никогда не закипает, пока за ним следят, но Элла была уверена, что плотные облака засияют и расступятся прямо у нее на глазах, пропуская летучие суда. Она умирала от нетерпения и предвкушения.

На возвышение поднялся смуглый мужчина в чалме, и толпа качнулась к нему.

– Добро пожаловать, добро пожаловать! Чудесная ночь… Я бы даже сказал, необычайная… Именно так я и скажу. – Мужчина взмахнул руками. – Выстраивайтесь в очередь вот с этого места. Прямо отсюда. Пожалуйста, называйте свои фамилии.

Возле его плеча завис сияющий свиток. Элла знала, что ее имя там тоже есть.

– Элла, Элла. – Уинни сунула ладошку в свободную ладонь сестры. – Смотри, у тебя звезды на платье. Когда эти штуки, – она показала наверх, где парили звездные фонари, – приближаются, их становится видно.

– Это не платье, это необычайная мантия, – поправила Элла, поскольку старшим сестрам полагается следить, чтобы младшие не говорили глупости.

Уинни снова потянулась к мантии, но Элла отодвинулась от ее пальчиков: