ЧУДО-ПОПРАВКА

Объединенная лига необычайнов настоящим провозглашает, что чародеи* всего мира могут стать гражданами Необычайного сообщества. Поправки в Конституцию прекращают действие запретительного закона о чародеях и гарантируют равенство всех обитателей необычайных городов и членов любых ассоциаций.

* Термин «чародеи» включает все конгрегации Объединенного Чародейного конгресса, в который входят делегации от Северной Америки, Центральной Америки, Южной Америки, Кубы, Кабо-Верде и т. д.

КАРТЫ СМЕРТЕЛЬНОЙ СУДЬБЫ

В тот момент, когда Элла прибыла в Арканумский институт, некая женщина склонилась над вестибоксом «Необычайно Таймс». Посреди тюремной камеры проявилась и ярко замерцала новостная голограмма, в ее свете бледная кожа заключенной стала совсем прозрачной.

Женщина рассмеялась резким грубым смехом:

– Клянусь зубами звезды, они ее допустили!

Потянувшись к голограмме, она попыталась схватить крошечную черно-белую проекцию первой чародеянки, поступившей в престижную школу. Но пальцы скользнули сквозь сотканную из света фигурку, как сквозь блуждающий огонек.

Над изображением девочки всплывали заголовки статей: «КТО СВИЛ ОСИНОЕ ГНЕЗДО В МЛАДШЕЙ ШКОЛЕ АРКАНУМА?», «К УЧЕБЕ ДОПУЩЕН РЕБЕНОК ЧАРОДЕЕВ. ЭТО СКАНДАЛ!». Строчки статей о маленькой чародеянке набегали на ее изображение.

Женщина прикрутила скорость, чтобы предложения всплывали медленно и можно было внимательно прочитать каждое слово.

– Это будет лучшее небесное представление, – усмехнулась она. – Пока…

В правом углу камеры возникло окно. Женщина выглянула наружу – в сумрачной пустоте перед ней плавали другие тюремные камеры, похожие на печальные, затухающие звезды в адской Вселенной. Эти окна выводили ее из себя, как кривые зеркала в сумасшедшей комнате смеха. Потрясающий аттракцион, вызывающий зависть, – она всегда любила хорошо сделанные иллюзии.

Мир никогда не узнает, что она заперта в колоде карт, подвешенной во времени и пространстве, между жизнью и смертью. Таким было ее наказание до скончания веков. Необычайны любовно соблюдали свои законы.

«Обед!» – крикнули в камере.

В последний раз она ела несколько часов назад. Возле узкого окошка для подачи пищи вырос маленький медный фонарь на ножке – что-то новенькое. В самом окошке трепетал крылышками крошечный торт «Колибри». Из середины торта, словно вилка, торчал медный ключ.

На суровом, но от того не менее красивом лице женщины появилась улыбка. Наконец-то. Она ждала этого долго и терпеливо. Женщина ухватила торт пальцами и выдернула из него ключ. Слизнув сахарную глазурь, она рассмотрела на головке ключа тонко вычерченную розу и инициалы – С. Б. Тузам удалось пробиться, как, впрочем, и всегда.

В камере не было двери, но это не имело значения. Ключ – именно то, что ей нужно. Женщина ощутила зуд в кончиках пальцев. Как давно ее чудо не пело внутри нее подоб- но вертящимся звездным звеньям! Одиннадцать лет. Четыре тысячи и пятнадцать дней. Девяносто шесть тысяч и триста шестьдесят часов.

Она хохотала, пока не пересохло во рту.

У нее кое-что украли, но теперь она заберет свое обратно.

Глава третья
Бутылочное дерево

Элла и три ее соседки по комнате не мигая смотрели друг на друга. Никто не моргал. Никто не спешил заговорить. Каждая гадала, кто сделает первый шаг к сближению. У Эллы слова застревали в горле, хотя дома она никогда не страдала от подобных проблем и друзей у нее было как звезд на небе.

Но здесь… здесь она была одна.

Несколько раз она открывала рот – и снова закрывала, не зная, что сказать. Хотелось произнести что-нибудь интересное и умное. Элла все лето репетировала перед зеркалом, и они с Риган даже разыгрывали разговоры по ролям, но сейчас все заготовленные речи вылетели из головы словно дым.

Другие девочки были такие важные.

На плече у первой сидело странное существо в стальных доспехах, лоб девочки скрывала густая, как черный занавес, челка. На второй соседке был премиленький хиджаб, подчеркивающий смугло-розовые щеки, она прижимала к себе украшенную драгоценными камнями лампу. Третья соседка держала террариум, полный пикси. Держала так крепко, что костяшки сначала побелели, а потом покраснели. Она была растрепанная и румяная, как будто раскраснелась от бега.

Элла коснулась цветка-талисмана в кармане, подумав про себя, что все сейчас было бы совсем по-другому, если бы Риган согласилась ее проводить.

– Привет! Я Элла, – пискнула она наконец.

– Мы знаем, – ответила с легким акцентом черноволосая девочка. – Ты говоришь на каких-нибудь еще языках, кроме английского?

– На французском, чуть-чуть на испанском, но я учу…

– А на мандарине или на кантонском диалекте? Жалко, – разочарованно выдохнула девочка. – Я Лянь Вон, из тех самых Вонов. Мой папа – верховный судья.

Не дожидаясь, пока представятся остальные, она решительно обошла комнату, словно хотела убедиться, что выбрала самое удобное место. Существо, которое слезло с плеча, принялось поправлять нарукавники, и Элла подумала, что, может быть, это тоже спутник, как у ее родителей.

– Цзяоцзы, не вертись, затихни, понял? – прикрикнула девочка.

– Кто это? – Существо Элле сразу понравилось.

– Собака фу, – с усмешкой ответила Лянь. – Это собаколев, китайский оберег.

– О!

Элла никогда раньше не видела собакольвов.

Собака фу гордо прошлась по комнате, встряхиваясь и прихорашиваясь.

– Вот я посажу тебя в клетку и запру на этот раз.

Лянь подхватила Цзяоцзы на руки.

Наверное, все-таки собаки фу отличались от спутников. Чародейного спутника невозможно было посадить в клетку, как нельзя запереть лучшего друга, часть своей души.

Девочка в хиджабе шагнула вперед:

– А я Самайра.

– У тебя там настоящий дух? – спросила Элла, с восхищением разглядывая прекрасную лампу.

Самайра наморщила носик.

– Мы их никогда так не называем. Это джинн, точнее, у меня джинна. Она добрая. Может улетать и прилетать, когда захочет, но мне нравится носить лампу с собой, чтобы ей было уютнее, если она захочет меня проведать. – Самайра погладила лампу, словно Элла обидела ее обитательницу. – А моя мама – президент Объединенной лиги необычайнов.

Элла тихо сглотнула. Уф. Опять не то сказала.

– Я Шивон, – с сильным ирландским акцентом прошептала последняя девочка. – И я никто.

Остальные захихикали, но Элла не поняла почему.

Она начала объяснять, что она чародеянка, но Лянь вдруг соединила ладони, и между ними вспыхнул крошечный шарик света. Элла вытаращила глаза – она впервые видела, как творится колдовство необычайнов. И ей так захотелось поскорее научиться чему-то подобному! Необычайные чудеса были совсем не похожи на чародейные.

– А у тебя какое чудо? – надменно поинтересовалась Лянь. – Ты на каком факультете будешь?

Ой, нет. Элла до сих пор не знала.

– У меня вся семья училась на факультете Духа. – Лянь принялась перекидывать шарик света с ладони на ладонь. – Мой папа творит чудеса с погодой. Он очень любит работать с грозами. Думаю, я пойду по его стопам.

Самайра подалась вперед:

– Ты уже научилась призывать Свет! Как это тебе удалось?

– Годы тренировок. – Лянь сверкнула самодовольной улыбкой. – Брала частные уроки.

– Одна из моих мам – мастер Осязания, как необычайн-директор Ривера, она умеет творить чудеса с драгоценными камнями. – Самайра потрогала украшения на головном покрывале. – Они созданы, чтобы усилить мою память. А родная мама – мастер Зрения, ей подвластна мудрость. Все читают ее знаменитую колонку советов, которую она ведет в «Необычайно Таймс». У нее всегда самые точные предсказания и пророчества. Но я планирую стать мастером Вкуса и открыть собственную пекарню-кондитерскую. Буду создавать лопающуюся от сиропа басбусу, прославлюсь на весь мир своими тортами.^[2]

Элла неловко поежилась. Как бы ей хотелось вот так же тараторить о чудесах, которые творят ее мама с папой, но девочка не очень четко представляла, как чарование соотносится с колдовством необычайнов.

Лянь и Самайра перевели взгляды на Шивон.

– Моя мама – мастер Осязания, творит чудеса с металлом, работает с диким железом, может создать из него все что угодно. Папа – мастер Духа, способен проникнуть сквозь любую завесу, – пробормотала она.

– Твоя мама ведь в тюрьме? – спросила Лянь. – Я видела по вестибоксу «Необычайных сплетен».

Щеки Шивон вспыхнули.

Самайра тихонько ойкнула, потом повернулась к Элле:

– Это правда, что у тебя внутри недобрый Свет?

– Неправда, – ощетинилась Элла. – Что еще за недобрый Cвет?

Самайра не успела ответить – в комнату вошли родители Эллы и необычайн-директор Ривера.

– Твои родители здесь? – Лянь скроила презрительную гримаску.

Элла, не зная, что сказать, сжала губы.

– Привет, крошки, – произнесла мама своим глубоким голосом.

Следом за ней протопал Стручок, оставляя на полу мокрые следы. Девочки шарахнулись от Дюранов. Наверное, родители Эллы казались странными ее новым соседкам. Папа – с длинными кудрями, в цилиндре и фраке с длинными фалдами, с квакающей лягушкой на плече. Мама – с роскошной копной волос, в длинном платье, за разлетающимся подолом которого прятался огромный аллигатор, и – что самое заметное – с чародейным рисунком по всему смуглому телу.

– Приятно со всеми познакомиться. – Мама помахала рукой.

Никто не ответил, кроме Шивон.

Необычайн-директор Ривера попыталась завести вежливую беседу.

Мама легонько похлопала Эллу по плечу, и их взгляды встретились. Ее голос проник в сознание девочки, он звучал успокаивающе, как колыбельная: «Твоя комната дома гораздо больше, и спальни в школе у мадам Коллетт ничуть не хуже этой. Я могла бы разрешить тебе ночевать у нее, не возвращаясь домой каждый день. Ты точно решила, что хочешь учиться здесь?»

Сколько Элла себя помнила, мамин вездесущий голос всегда звенел у нее в голове, если она находилась рядом, – от чуть слышного напоминания полить орхидеи до ласкового подбадривания, когда она пыталась учить чародейные карточки или читала сказки перед сном. До тех пор пока у Эллы не появится собственный спутник, который будет охранять ее сознание от любопытных родственников, мама, папа и бабушка смогут свободно проникать ей в мозги, чтобы пообщаться или (иногда) почитать ее мысли.

– Да, мама, – чуть слышно шепнула Элла.

– Хорошо.

Мама наклонилась и поцеловала ее в лоб.

«Чародеи добрее и приветливее», – заструился ее голос в сознании дочери.

Элла кивнула. Но, может, местным просто надо немного привыкнуть?

Папа приподнял цилиндр с гроздью черепов, приветствуя девочек и госпожу Риверу. Девочки продолжали молча глазеть. Ривера улыбнулась:

– Мы очень рады, что ты теперь с нами, Элла.

– Мы с Уинни пойдем прогуляемся, пока ты поможешь нашей девочке разместиться, – сказал папа маме и, подмигнув Элле, выскользнул из комнаты.

Под взглядом госпожи Риверы Лянь, Самайра и Шивон разошлись по своим углам. Элла перевела взгляд с сундуков на их необычайные чемоданы и поняла, что готова бежать в ближайший магазин за такими же. Украшенные изображениями созвездий, да еще распаковывались сами по команде. И ко всему прочему, она здесь единственная, кому мама помогает разобрать вещи. Элла сгорала от стыда.

Мама похлопала дочь по спине:

– Вещи сами по полкам не разложатся.

Элла дернула плечами, потом вместе с мамой убрала белье в комод, повесила в собственный шкафчик пять белых необычайных мантий и поставила горшок с чарозами на тумбочку у кровати. Затем застелила кровать бабушкиным лоскутным одеялом, взбила подушку. Неожиданно пальцы ее нащупали в уголке наволочки что-то твердое. Приподняв подушку, Элла обнаружила зачарованную монетку. Блестящая медь согрела ладонь.

– Спорим, я угадаю, от кого это, – улыбнулась мама.

Элла подкинула монетку и прижала к уху.