Все сидели (кроме Севки, тот вроде как дремал) и смотрели на меня примерно с таким видом, как каннибалы острова Буга-буга смотрят на внезапно выброшенного штормом на берег белого моряка.

Поэтому, когда Альберт меня в двух словах представил и помахал перед всеми приказом, заготовленную напутственно-мотивирующую речь я решила не провозглашать. Вместо этого посмотрела на них взглядом товарища Сталина, и сухо произнесла:

– Слышали все? Вот и прекрасненько. Надеюсь, сработаемся, товарищи, – я ещё раз обвела взглядом притихший электорат, – завтра с утра жду всех по очереди у себя в кабинете с докладами о проделанной работе за год, о результатах и планах на следующий период. Регламент – двадцать минут. Каждому. Будем решать, что дальше делать. А теперь, идите работать, товарищи. Не задерживаю…

Я шла домой. Пользуясь служебным положением, удалось выйти чуть раньше.

Чтобы скостить путь, я пошла через пустырь напрямик. Люблю ходить этой дорогой, здесь всегда тихо, спокойно и как-то умиротворительно. Я подставила лицо мягкому весеннему солнышку и улыбнулась – на щеку легкий, пропахший ромашками, ветерок швырнул пушок раннего одуванчика, щекотно. Поздняя весна – моя любимая пора: вроде, как и лето ещё не началось, такой прям жары-жары ещё нету, и всё как-то так радостно, приятно, аж душа поёт. Воздух пропитан ароматами цветов и налитых соком трав, а в воздухе чувствуется предвкушение свободы.

Я перешагнула через узенький, в две ладони, ручеёк, который весело побулькивал, пересекая тропинку. От неожиданности большая бурая лягушка отпрыгнула в сторону и сварливо квакнула, ошеломлённо вращая выпуклыми глазами.

Раньше здесь ходить было невозможно, но после того, как соседний со стойкой овраг засыпали и высадили там ёлки, средь густо поросшего одуванчиками и лопухами пустыря возникла удобная тропинка. Я шла по ней и размышляла: круговорот последних дней так затянул, что мое то ли «возвращение», то ли «галлюцинация», как-то отошли на второй план. А ведь есть, о чем подумать. Вот взять хотя бы…

Мои мысли прервал какой-то посторонний звук – в зарослях гигантских лопухов кто-то громко чихнул. Я прислушалась. Кто-то чихнул второй раз и явственно сказал: «Свинство!». Не удержавшись, я заглянула туда. Каково же было мое удивление – прямо посреди пыльных лопухов сидела моя Светка и хмуро рассматривала огромную ссадину на коленке.

– Ты что здесь делаешь? – удивилась я, раздвигая листву.

Светка вздрогнула и удручённо посмотрела на меня из-под спутанной чёлки:

– От Тольки Куликова прячусь, – наконец, сообщила она, и сорвала большой подорожник.

– А что ты с ним не поделила?

– Рогатку его сломала и выбросила, пока он в футбол гонял, – показательно грустно вздохнула Светка, но раскаяния в её глазах я не увидела.

– Нужно же уважать чужую собственность, – сообщила известную педагогическую мудрость я.

– Он из неё по замку из песка стрелял, – привела несокрушимый аргумент Светка и глаза её полыхнули от гнева. – Маринка с Владькой в песочнице замок полдня строили, большой такой получился, а потом их тётя Клава на обед загнала, а Куликов взял из рогатки весь замок расстрелял! Они вернулись – а замка уже нету. Вот разве это справедливо? Кто-то стоил, строил, а Куликов – раз – и расстрелял всё!

– А где ты так коленку разнесла? – спросила я, чтобы свернуть с социально опасной темы. – Боевые раны девочку не украшают. Сражения – это удел мужчин.

– Да разве это боевые раны? – снисходительно буркнула Светка и поплевав на клейкий ещё подорожник, прилепила его к ссадине на коленке. Но подорожник был слишком большой и моментально отвалился. Светка недовольно покачала головой, приложила его обратно и строго взглянула на меня:

– У тебя есть чем привязать?

– Надо сначала обработать зеленкой, – забеспокоилась я. – А то ещё инфекцию занесешь. Сейчас заразы всякой хватает.

– Вот только не надо усугублять, – рассердилась Светка, – подумаешь, зараза!

– Здесь я с тобой категорически не согласна, Светлана, – возразила я, – пошли лучше домой, и там разберемся. В крайнем случае можно же взять не зеленку, а йод. Или лучше даже перекись. Перекисью совсем не больно, так, пошипит немножко и всё.

– Я не могу домой, – пожаловалась Светка и поддёрнула бретельку выгоревшего за прошлое лето сарафана, – баба Римма загонит на всякие свои глупости…

– Какие ещё глупости?

– Да на сольфеджио это, – скривилась Светка и недовольно сдула челку с глаз, – Гаммы, гаммы. А мне некогда гаммы! Я жду Мишку и Саньку со второго подъезда. Надо этому Куликову вделать по уху! Он всегда в это время ходит на молочную кухню сам. Без этих своих… вассалов. Мы его у оврага и перехватим.

– А это разве хорошо, втроем на одного нападать? – строго спросила я.

– А что, раз Маринке и Владьке всего по четыре, так сразу можно их замок вот так, из рогатки? – огрызнулась Светка и добавила. – Свинство!

– Не выражайся, – попеняла я и спросила, – а, собственно, из-за чего весь этот ваш конфликт начался? Изначально, я имею в виду. Ведь это явно не первый такой случай, правда?

От такого вопроса Светка удивлённо вскинулась, затем задумалась и кивнула.

– Так он меня играть в футбол не берет, – наконец, пожаловалась она и от избытка чувств так пнула ногой комок земли, что от резкого движения лист подорожника опять отвалился, – говорит, бабы в футбол играть не должны, их удел – борщ варить и в куклы играть.

– А ты?

– А я не хочу в куклы! А борщ варить баба Римма всё равно не пускает, говорит, мала ещё, – надулась Светка, критически посмотрела на подорожник, но прилеплять его обратно не стала, – я хочу в футбол! Тем более сейчас все разъехались и игроков не хватает. Мы же нашим двором против третьедомовцев играем.

– А почему он тебя на футбол не берет? – задала наводящий вопрос я, – ты уверена, что только из-за того, что ты девочка? Может, там и другие причины есть, тем более, если игроков у вас не хватает.

– Да я гол в прошлый раз пропустила, – прошептала Светка и покраснела, – ну, не люблю я на воротах стоять, а он же меня туда нарочно поставил. А я голы пропускаю. Куликов ругался, а третьедомовцы хвастают, говорят, что я – их человек. Вот меня и не берут больше.

– Ну, тогда твоя проблема не в рогатке и явно не в Тольке. Проблема – в тебе, – сообщила я. – Пошли домой, по дороге поговорим.

– Как это во мне? – карие глаза Светки от удивления расширились, и она пошла со мной, позабыв обо всем остальном, и даже о предстоящей вендетте.

– Если бы ты отлично играла в футбол, то я уверена, Куликов сам бы тебя затащил в свою команду. Ещё бы и упрашивал.

– Ну, как умею, – обиделась Светка и принялась яростно расчесывать волдырь от крапивы на руке.

– Слабое оправдание. И неубедительное.

– Так, а что я сделать могу? – от такой жизненной несправедливости глаза Светки налились слезами.

– Значит нужно научиться. И научиться играть хорошо, – ответила я, открывая дверь в подъезд, – или же навсегда забыть о футболе против третьедомовцев и действительно играть в куклы. Я бы тоже некомпетентного человека в команду не стала брать. Сама подумай, зачем мне в команде человек, который не принесет победу? Вот и Куликов также рассуждает.

– А что же мне делать, если я не умею!? Вот что?!

– Ну, это не беда. Футболистами не рождаются. Можно походить на футбольную секцию, научиться, – посоветовала я, – при Доме пионеров такая есть. Туда сын тёти Зои Смирновой ходит. Если хочешь, я поговорю с тренером.

– Баба Римма не одобрит, – с сомнением ответила Светка, разуваясь в коридоре.

– Что баба Римма не одобрит? – Римма Марковна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем и подозрительно уставилась на нас со Светкой. – Ты где так коленку разбила, горе луковое, а? Опять с этим хулиганом Куликовым, небось, дралась?

– Он первый начал!

– Римма Марковна, мы всё уже выяснили, – заступилась за Светку я.

– Пошли колено зелёнкой намажу.

– Не хочу зелёнкой! – яростно запротестовала Светка и спряталась за моей спиной. – Это моё личное колено, и я не позволю его всякой зелёнкой мазать!

– Но инфекция…

– Мы перекисью сейчас быстренько обработаем, – примирительно сказала я и потащила Светку в ванную.

– Мойте руки, лечитесь и быстро обе за стол, – поставила точку в дискуссии Римма Марковна, и, развернувшись, ушла на кухню, откуда давно уже шел одуряюще вкусный аромат овощного рагу с мясом.

За столом Римма Марковна опять завела старую песню о том, что скоро лето, а у нас с дачным участком ничего не понятно, и опять придется просидеть в душном городе, а в деревне, мол, свежий воздух, овощи-фрукты. Я как могла отмахивалась, и так сейчас проблем полно, завтра вон денёк ещё тот на работе предстоит, как минимум Ватерлоо. Но Римма Марковна, как заевшая пластинка пошла по второму кругу:

– Нам очень нужна летняя дача, Лида, – доказывала она, подкладывая одуряюще вкусное рагу мне на тарелку. – Вот взять хотя бы тех же Роговых со второго подъезда, так они каждое лето дачу снимают. Такая хорошая семья. Ты же знаешь Роговых?

Я неопределенно пожала плечами.

– У них девочка Надя, – уточнила Римма Марковна. – Хорошая такая, на скрипочке играет.

– По кличке Глиста, – ввернула Светка, сосредоточенно выковыривая морковку из рагу.

– Не выражайся, Светлана, – одёрнула её баба Римма, – это не красиво. И не выбрасывай, пожалуйста, морковь. Она полезна для организма.

Светка пожала плечами и не ответила, продолжая недовольно раздвигать морковные кусочки по краям тарелки

– Ну вот что ты с ней будешь делать? – пожаловалась мне Римма Марковна, глядя на светкину морковную аппликацию, – не слушается совершенно. Вся в мамочку.

Я посмотрела на Римму Марковну с таким выражением, мол, сами во всем виноваты. Римма Марковна взгляд поняла и моментально надулась.

Дальше ужинали в молчании: Светка дулась на Римму Марковну, Римма Марковна – на меня, а я просто наслаждалась тишиной и покоем. Милый семейный вечер. А вот завтра будет ой.

Глава 2

Завтра наступило. И было действительно «ой». В смысле никто не пришел.

Представляете? Вот так просто – никто, ни один из двенадцати моих подчиненных, не пришел. Моё вчерашнее распоряжение проигнорировали все. Демонстративно.

Я просидела в бывшем кабинете Ивана Аркадьевича почти до десяти. Сама.

Это уже даже не звоночек. Это уже колокола. Набат.

Ну ладно.

Я выглянула в подслеповатое окошко (так как это был полуподвальчик, то видно было лишь ноги проходящих мимо людей до колен, примерно, как в подвальчике у булгаковского Мастера). Сейчас во внутреннем дворе было пусто. Лишь напротив окошка сидел лохматый монорельсовский кот, из-за совершенно бандитской физиономии он носил кличку Пират, и увлечённо вылизывался. На меня Пират не обратил совершенно никакого внимания.

Я хмыкнула.

Вот представляю, если бы сейчас на этом месте была Лида Горшкова, такая, как она есть – деревенская девушка, получившая образование в виде третьесортного техникума и все время проработавшая простой конторщицей депо «Монорельс» под гнётом Щуки. Вот она бы сейчас точно рыдала и билась в истерике. Кукловод, который всё это затеял, именно на такой результат и рассчитывал.

Я говорю «кукловод», потому что не могут двенадцать человек из разных отделов так синхронно между собой спеться. Слишком разный круг интересов и разное отношение ко мне. А значит, мне нужно выявить, кто за всем этим стоит. Ну и заодно взбодрить вверенный мне коллектив.

Вы хотели войны? Нате вам!

Я же вам не Лидочка, я – Ирина.

В последний раз я взглянула на Пирата, смачно потянулась и пододвинула к себе пишущую машинку: «иди-ка сюда, моя прелесть!». Я печатала, печатала, а с моего лица не сходила предвкушающая улыбка: «ну что ж, ребятишки, потанцуем!»

Танцевальная фигура номер раз