– Я точно знаю, что дух её может быть в любой человеческой самке! – не слушала Альфу жрица. Мягко стелила, будучи на своей волне, и знала, куда била, потому и попадали слова точно в цель.

– А знаешь, где её искать? – Альфа до последнего не желал мириться с новым порядком дел. Он до сих пор грезил могуществом рода своего. Только теперь сила волколака его не устраивала: вечные войны, пустые земли… Роден прозрел: он видел свою ошибку и был готов к новому порядку в мире. Ещё больше желал управлять теми, кто управляет. И ежели сейчас в его руках была одна из них, возжелал её во что бы то ни стало сделать своей.

– То мне тоже не ведомо, – улыбнулась жрица, – но недавно видела виток твоего рода, – кивнула на Альфу. – Твоя кровь вольётся в великое начинание. А самка с душой твоей дочери станет той самой, кто выдержит натиск Зверя.

– И? – требовал продолжения Альфа. – Как она выглядит? Как её найти?

– Я могу попробовать разглядеть подробней, но боюсь времени у меня почти не осталось, – сожалела с грустью.

– С чего бы вдруг? – недопонял Роден. – Жива, здорова, не тронута… Но ежели и дальше будешь тайны хранить, со мною играть, то да…

– Или вдруг не стану женой кого-то из… – едва слышно добавила жрица с таким видом, будто уже знала, что это неизбежно, и просто сообщила о том.

– Ты моей станешь! – рявкнул Альфа. – И я научу тебя быть мне полезной, когда МНЕ это нужно!

На том Роден прервал разговор, еле сдерживаясь, чтобы не разорвать на части жрицу: уж больше много на себя брала. Но через некоторое время, после не самых удачных походов, поумерил пыл и осознал, что Ясновидица, как бы это ни было неприятно Зверю, была в чём-то права. Она тихо давала советы, коих не слушал, а в итоге… Поступи он, как она говорила, исход мог бы быть с меньшими потерями и большей выгодой.

– Хочу управлять! – гневно рыкнул Альфа, узнав, что очередная битва окончилась неудачей. Зувр вернулся домой и принёс недобрую весть: хвостов полегло столько, что теми землями, уже некому будет владеть. Пустынными станут…

– Тогда тебе нужно научиться видеть дальше, чем глаза видят. Слышать не только ушами, но и сердцем. Понимать не только головой, но и душой. И поступать не как велит Зверь, а как будет для всех правильней.

Потому Роден не подпускал какое-то время к себе деву, но и от себя теперь ни на шаг. Со стороны следил за тварью опасной. Но всё больше она ему в голову просачивалась, навязчивой мыслью звучала.

Вели они беседы долгие и поучительные. Не сходил по ней с ума Роден, но она всесильно завладела его вниманием. Были её речи сладки как мёд, но по силе опаснее самого смертоносного яда. Проникали под кожу, въедались во внутренности, отравляли рассудок. И запах её порочной невинности кровь Зверя будоражил. Улыбки скромные заставляли сердце замирать.

Глядел на неё Альфа и всё больше увязал.

Была она чистейшим искушением, пороком… Даже о свадьбе задумался, к обряду «брачного загона» начал готовиться, пока не вернулся старший сын из дальнего похода.

Явился к отцу отчитаться о ходе войны да так и потерял себя, как увидал Ясновидицу, сидящую на ступеньке подле ног отца и напевающую чудный мотив, от которого в голове легко и тепло становилось. А когда подняла на него глаза красавица, в них тотчас отразился волколак.

– Отдай мне её, – осмелился просить о «брачном загоне» Зувр Альфу, прекрасно зная, что Роден уже сам к нему готовится. Сражался старший со своим Зверем, но отражённая стала наваждением и проклятием. Дни и ночи подле дома отца сидел Зувр, подыхая от жажды заполучить свою самку.

Отец если и замечал это, упорно игнорировал. У него свои планы были, и болезнь сына в них никак не входила. Не простил такой наглости Зувру Роден. И жрицу своей решил сделать не любви ради, а потому что Альфа брал то, что желал, тех, кого желал. Невзирая на то, что парность Зверя нарушает!

Да и чаще стал замечать, что другие волколаки себя теряли. Меж собой всё чаще в драки ввязывались. Выли, требуя деву им на растерзание.

Их не винил в том. Луна виновата! Входила в силу, а призывность самки проклятущей и её свободу Звери чуяли остро. Он сам уже едва справлялся с животной похотью.

– Желание обладать чужой самкой может перечеркнуть судьбу оставшегося рода! – пригрозила мягко дева, намекая на затянувшееся молчание. Роден не спрашивал совета, а дрянь влезла в его помыслы. И тогда Зверь по обычаю разъярился от наглости жрицы.

Принял вызов старшего сына и доказал, что пока ещё нет того самца, который победить бы его мог.

А потом израненного Зувра отправил восвояси, и тот ушёл. Затаив дикую обиду, увёл с собой свору верных хвостов, которые ему близки были по битвам. С кем рос, кто поддерживал его в расколе стаи. Кто не пожелал оставаться на “брачный загон”, который отец огласил.

Слухи о таком поступке Альфы долетели до Асмуда с Ярэдом. Братья уже давно шли своими дорогами, и, несмотря на то, что не было меж ними с тех пор больше прежней сплочённости, решили поддержать брата: затеяли супротив отца заговор и сели за один стол, раздумывая, как укрепить свою власть вдали от Альфы, а потом и его с трона сдвинуть!

Конечно, о том прознал Роден. Злился на сыновей. Не понимал, почему они так своевольничают, а жрица как назло речи свои ядовитые льёт:

– Нет тебе спасения, я предупреждала, что всевластие губит. Ты пожелал не своего – теперь тебя ждёт за это расплата.

– Чем была плоха моя власть?

– Власть в одних руках – тирания и вседозволенность. Даже боги не имеют безграничной власти: у каждого своя сила и своя стезя, и это помогает избежать войн меж ними. А ты, мой Альфа, забылся, что являешься всего лишь одним из любимцев Аура, а он не управляет природой. Мать-природа сама решает, кому жить, а кому умереть. Потому твой род проклят.

– Проклятие, проклятие, – чертыхнулся зло Роден. – В чём его суть? Какую хворь на нас нашлёт природа?

– Проклятие в одиночестве состоит. Зверь нелюдим и обозлён, как ты. Вот и будете вымирать…

– Так мы ВСЕ звери, – напомнил мрачно Альфа. – Ты, люди, мы и другая живность…

– Животные скорее, – согласилась спокойно жрица. – А вы, волколаки, лютые Звери. И быть вам одинокими по судьбе!

– Мы того не страшимся, – отмахнулся Роден.

– Так ли? – нежно улыбнулась жрица. – И потому ты Из-за любимой пошёл супротив богов? Разве не это главное доказательство, что без пары тварь себя теряет?

– Себя потерял, – кивнул ровно, – но у меня есть дети, есть стая…

– Были дети, и сколько от стаи осталось? От семьи твоей? – уколола беззлобно, но с явным умыслом.

Странный вопрос… Альфа задумался, порылся в памяти и к удивлению осознал, что от хвостов– то немного осталось. Ежели раньше полчищем несметным, как рекой живой, двигались, покоряя земли, то теперь каждый загривок был на счету. А их ряды настолько стали малочисленными, что почти каждого волколака в лицо знал. Сглотнул удушливо Альфа, а Ясновидица продолжала:

– А молодняка на подходе достаточно?

Опять ушёл в свои мысли Роден. Жуткая правда обрушилась, заставив помрачнеть ещё больше. Права жрица. Щенков стало так мало, что и учить-то толком некого. Того глядишь и воевать скоро некому будет.

– Природа не прощает, – кивнула головой дева без сочувствия, просто уверяя в безысходности. – Вы пошатнули мир, она проучила. Женщины теряют плод быстро, ибо утрачивают способность выходить полный срок. В том вы сами виноваты: слишком часто личины меняете, вот плод и не успевает укрепиться, развиться и как итог – погибает.

– А ежели запрещу самкам обороты? – нашёл тотчас вариант Альфа.

– Уже не спасёт это ваш род. За столько времени сущность волколаков поменяться успела настолько, что теперь не сможет воспротивиться Зверь призыву Луны. Хоть запирай, хоть на цепь сажай, хоть приказами завали, Зверь вырвется – дитя не будет. А нет потомства – нет будущего. Племя ваше скоро начнёт грызться по поводу и без повода. Будете уничтожать не только других, но и друг друга… за власть, земли, самок…

– И что нам делать?

– Учиться примирению, учиться делиться…

– Что это значит ?

– Ваше спасение только через людей. Учитесь с ними уживаться…

– Ещё чего не хватало! – взрыкнул Роден. – С этими мелкими, жалкими, слабыми существами?!

– В отличие от вас они научились выживать…

Призадумался Альфа. Окинул своих волколаков мрачным взглядом. Сыновей вспомнил и то, как собственноручно их прогонял. И тогда в душу закралось сомнение: а не Ясновидица ли в том виновата?

Дочь хотела погубить. С сыновьями рассорила. Секрета, где найти душу дочери, до сих пор не поведала. О проклятии твердит, не переставая! О, боги!!! Она – и есть проклятие!

Это осенило, когда жрица нарушила брачную церемонию и упала без чувств на первом же шаге. Может, тому виной её знания, а может, уловка женская, но пришлось церемонию отложить.

А ночью проснулся оттого, что жрица стонала на своём ложе. В испарине крутилась, металась… Бормотала невнятно:

– Третья дочь, третья дочь… среди невест искать…

 И до того испугался за неё Альфа, что сдёрнул одеяло, прижал к груди хрупкий обнажённый стан девы. А она как заведённая о третьей дочери и невестах лепетала. Что-то про гон, человеческих самок…

Успокаивал, покачивая, чего не делал ни с одним из своих детей во младенчестве, и что осуждал в сердобольных самках, мол, Из-за этого волколаки забудут свою суть, вырастут слабыми нытиками. Страхи и кошмары надобно перебороть самолично. Лишь такие Звери достойны жизни!

Сердце лихорадочно грохотало, дурно ему было.

– Третью дочь ищи, – шептала в беспамятстве Ясновидица.

– Где? – рыкнул нетерпеливо Зверь, встряхнув деву. Она открыла непонимающе чёрные очи. Сморгнула сонливость.

– Где её искать? – повторил глухо Альфа, с жадностью следя за томной девой. Она с мурчанием прижалась крепче, обвила его могучую шею руками и застонала губы в губы:

– Дай мне эмоций ярче – сделай меня своей, – со сладким поцелуем прильнула.

И Зверь зарычал, позабыв, что давал обещание не трогать жрицу. Ответил пылко… А потом швырнул её на простыни мягкие, подрагивая от дикой похоти, что плоть раздирала и вены горячила. Уже отравился запахом и желанием, ощутил тело молодое, податливое и трепещущее. Никогда таких хрупких дев в своих руках не держал, под собой не ощущал. Худенькая, с женственными изгибами. Грудь упругая, а соски так торчали дерзко, что во рту пересохло у Родена. Взглядом скользнул по плоскому животику, по лобку с чёрной полянкой волос.

И сорвался Зверь, рывком подтащил жрицу к себе, прикусил до сладости грудь точёную. Вскрикнула Ясновидица, из оков страшного сна окончательно вырываясь, да вцепилась в ужасе в волосы Альфы. То ему лишь знаком послужило. И как бы девка ни отбивалась, его уже было не остановить. Стонала жрица, то прогибаясь от ласк его жадных, то брыкаясь, когда Зверь верх брал. Увещевать пыталась, молить о чём-то :

– Убьёшь… стой… кровь…

Но глух оставался к мольбам её, они и раньше его не шибко трогали, а теперь и подавно.

Поцелуи грубые чередовал с укусами кровавыми. Дева всхлипывала, металась, а Роден к вожделенной цели спускался. Языком след оставляя на плоском животе до поросли витков смоляных. Носом пробуравил их, запахом самки девственной травясь, и лизнул нетронутое лоно.

Ахнула жрица, дугой изгибаясь в крепких руках. Смял Роден ягодицы округлые, не выпуская из плена, и с большим пылом принялся ласкать деву сладкую. Пил, лизал, и даже метки ставил на самке, своё право утверждая и доводя её то до вершины удовольствия, то до болевого обморока. Ласкал на пределе, показывая все грани похоти животной…

И взлетала она быстро, и так же стремительно ухала в пучину беспробудного удовольствия. То болью задыхаясь, то стонами сладострастья, и когда опала изнеможённо на простыни без сил, Роден овладел ею, стремясь и свою похоть утолить. Рывком ноги стройные развёл шире, собой накрыл тело юное и ворвался.