У меня было три дороги после университета. Я уже работала на телевидении и могла остаться там – но не было ставки, поэтому только внештатным сотрудником. Могла пойти в газету, куда много писала и куда меня брали. И могла в аспирантуру, куда меня пригласили. Но позвали меня, оказывается, для конкурса: в аспирантуру должен был поступать мальчик, сын какого-то районного начальника, и нужен был солидный конкурс.

Я круглая отличница. И те же самые преподаватели, которые ставили мне пятерки на экзаменах, начали говорить, опустив глаза: «Хорошо, но недостаточно». В результате у меня две пятерки и четверка, а у мальчика три пятерки. В аспирантуру я не поступила.

Меня однажды спросили: что делать, если ваш ребенок страдает, получив оценку несправедливо, незаслуженно? Или вы сами попали в такую ситуацию, где вас оценили «на два», хотя вы стоите дороже? «Пусть университет плачет» – отличная фраза, как мне кажется. Не берите на себя. Бывают в жизни всякие обстоятельства. С вами все в порядке – это главное, что вы должны знать. «За одного битого двух небитых дают» – лучше и не скажешь.

А у моей истории было продолжение! В тот момент, когда я не поступила в аспирантуру, позвонили с телевидения и сказали, что у них есть ставка, – меня взяли в молодежную редакцию редактором.

Была еще история с аспирантурой в МГУ – может быть, еще более болезненная, потому что тот провал стал для меня огромным переживанием. Сергей Александрович Муратов, человек, на которого я молилась и чьи книги знала наизусть, лучший профессор телевидения, сам пригласил меня. Я получила пятерку по специальности, потом еще одну, а потом меня ждал английский язык, с которым – как мне казалось! – у меня не было проблем. Но в МГУ английский преподают по-другому! На более высоком уровне. Там был настоящий английский, а у нас такой «русский английский». Я не понимала ничего, что мне говорили на экзамене, не понимала, о чем спрашивают. Я получила двойку и предложение идти в соискатели. И тогда вспомнила папу, который сказал:

– Почему ты пошла на филологический? Все те же знания ты получила бы в инязе, но еще бы знала и язык.

Это правильно, конечно. Но я благодарна родителям, которые не давили, а признавали за нами право на ошибку.

Глава 2
Как меня обижали в «Артеке»

Я росла в атмосфере любви, творчества, поддержки в прекрасной семье и очень старалась быть активной. В 12 лет стала председателем совета дружины нашей школы № 25. Надо было пройти почти что конкурс – серьезная история, много желающих, и мальчиков, и девочек, надо было очень постараться. Выбрали меня. И впоследствии наша дружина стала одной из лучших в городе.

Дружинные дела тоже требовали полной отдачи. Помню, как мы смогли собрать больше всех металлолома. Потом, правда, приходили хозяева нужных металлических конструкций и слезно просили вернуть их назад, потому что в угаре, порыве, стремлении к победе мы насобирали во дворах много того, что людям было очень нужно. Но дружина стала лучшей – то ли в городе, то ли в районе, уже не помню. И по правилам конкурса председатель совета лучшей дружины получал путевку в «Артек».

Я получила путевку в «Артек». В мае. Меня освободили от школьных занятий, сказали, что уроки будут в «Артеке» и что это будет суперинтересно, потому что каждый сможет выбрать тот предмет, который ему больше нравится. И обучение будет насыщенное, интерактивное. Путевка была, как сейчас помню, с 10 мая, а из Нижнего Новгорода мы выехали 13 или 14 мая, потому что ждали нескольких ребят из области. Путевка была на 40 дней, но все равно было очень жаль терять эти три или четыре дня. Я понимала, что к этому времени все уже приедут и отряды будут сформированы.

У нас был сопровождающий – веселый парень, который рассказывал, какой прекрасный «Артек», как нам повезло. Да, он все правильно рассказывал, но все же приукрашивал, потому что знал, что нас везут в лагерь «Кипарисный».

Единственное фото из «Артека». Удивительно, но с этими девочками мы ровесницы. Я крайняя справа

Только что построенные корпуса стояли на песке, а недавно посаженные кипарисы были не выше 15 сантиметров от земли. А май был жаркий, и тени не было совсем. Надеюсь, что сейчас там мощные кипарисы. Представляете, сколько лет назад это было? Я 1952 года рождения – значит, это был 1966 год.

Ростом тогда я была маленькая – выросла чуть позже, как и мои дети. Есть фотография из «Артека» – там все девочки выше меня. Невысокая, неказистенькая, уже появились прыщики, которые меня очень смущали, как-то тоньше стали косы. Они начинались толстыми, а заканчивались тонкими хвостиками. Сейчас я понимаю, что это просто такой период, когда все в организме меняется.

Всю жизнь я дружила с мальчишками, перенимала их манеры, не умела красиво, мягко, плавно ходить. Так и не научилась, к сожалению. Уметь красиво ходить, танцевать – это очень важно. Бабушка мне рассказывала, что в гимназии за этим следили, она ходила такими маленькими шажками, держала спину. Мама тоже как-то органично это делала. Я – нет. Однажды в пионерском лагере, где я играла роль Снегурочки (был большой успех, как мне казалось), вечером я случайно услышала разговор двух девочек:

– Ну и Снегурочка у нас. Ходит как медведь, голос как у волка, черная, как ворона.

Ужас. Помню, как я рыдала тогда и больше никогда не ходила в Снегурочки. Ну не мой образ точно.

И вот тут мы ехали в «Артек», полные планов! Более того, один из мальчиков сразу начал за мной ухаживать. И какие же мы были идиоты, что не пошли всей нашей компанией в один отряд! Была такая возможность, но мы сосредоточились на выборе любимого предмета.

Когда мы приехали, нас отправили на «переодевалочный» пункт, где с нас сняли все, что на нас было, и выдали шорты, майки, сандалии – все артековское. А приехали поздно, и нужных размеров уже не было. С меня все спадало, все было велико. Дали какую-то веревочку, я подвязала шорты. Пообещали, что через несколько дней привезут вещи моего размера. Ну ничего, это пережили.

Запись в отряды была ранним утром. Парень, который мне нравился, записался в физкультурный отряд. И правильно сделал – они там много бегали, прыгали, ходили по горам. Ну а я сразу гордо сказала:

– Математика.

У меня было все хорошо и с литературой, и с математикой, но мне хотелось подтянуть именно математику. Мне сказали, что в «Артеке» будут разные командные игры, что будет интересно. Девушка, которая записывала, пыталась меня отговорить. Я еще не понимала, в чем дело, и стояла на своем.

Утром меня привели в отряд в лагере «Кипарисный» в комнату, где стояли кровати. Много нас было, человек шесть девочек. И оказалось, что для меня кровати нет. Мне показали на одну:

– Ложись вот сюда, это будет пока твоя кровать.

Тут же ко мне подошли девочки, сильно старше меня. И они сказали, что здесь спит девочка, которая сейчас болеет и находится в изоляторе, но вернется через два дня. Они говорили по-русски с акцентом, приехали из наших восточных кавказских республик – и как приехали вместе, так вместе и поселились, позаботились об этом заранее. Им совсем не нужен был новый человек. Стояли насмерть, выгоняли меня вместе с моей сопровождающей. Сопровождающая ушла, а я осталась.

И получилось, что шорты мне поменяют, когда привезут моего размера, и кровать мне поменяют, когда девочка придет из изолятора. Я как-то это пережила, разложила вещи под взглядами «не хочешь сама уйти, значит, мы тебе поможем».

И они стали «помогать». Когда наклоняешься, чтобы положить сандалии на полку – тебя толкают в попу, и ты падаешь. Когда приходишь спать, оказывается, что матрас весь мокрый. А вокруг скачут и смеются, что это твои «детские радости» еще с ночи остались.

В общем, я растерялась. Любой бы, наверное, растерялся. Ведь у меня в жизни вообще не было ничего такого, даже близко! Были любящие родители, прекрасный университетский дом, друг Андрюшка с трех лет рядом – и друг, и паж. А тут какие-то совсем другие люди, которые совершенно не собираются меня жалеть и мне сочувствовать.

Я терпела. Записалась на все кружки, везде, где только можно, – и стихи читать, и готовить праздник какой-то артековский. День я была занята с другими людьми, где все было в порядке. А вечер, ночь, утро – вот это все надо было как-то выдержать и перетерпеть.

На третий день нас всех собрали у большого костра – такое там было традиционное знакомство, где каждый должен был рассказать о себе. До этого никто меня по имени не называл, я же слышала, как кого зовут, и запоминала эти неожиданные для себя имена. У этого костра мне опять не повезло – меня первую попросили рассказать о себе. И я очень гордо рассказала, что папа у меня ученый, мама – учитель физики, а я сама председатель совета дружины, и наша дружина лучшая. И все время был хохот, все время были подсмеивания. Я рассказала вроде нормально, как полагается, сделала «самопрезентацию». Сейчас тысячи людей в моей онлайн-школе или на моих курсах делают самопрезентации. А тогда, в «Артеке», это была первая и самая трудная самопрезентация в моей жизни. Конечно, я хвасталась, потому что была хвастунишкой. «Артек» отучил меня от хвастовства. Но, видимо, не насовсем, потому что дальше были еще истории, когда я не чувствовала ситуацию, момент, людей. А тогда я совсем не почувствовала.

Следующим был веселый парень, который коротко хохотнул:

– Папа заплатил, я и приехал.

И дальше все по кругу повторяли:

– Папа заплатил!

– Мама заплатила!

И хохотали. У нас была начинающая вожатая, которая совершенно не справлялась с ситуацией. Она краснела, бледнела, просила:

– Ребята, не надо шуток.

А в ответ слышала:

– Так это не шутки. Папа заплатил – я получил то, что хотел.

И вышло так, что я со своей дружиной, успехами, заслуженной бесплатной путевкой оказалась опять абсолютным изгоем.

Примерно через неделю мне улыбнулось счастье. Дважды. Во-первых, я встретила парня, с которым мы вместе ехали, и он меня очень поддержал. Я не жаловалась, но он тоже переживал, что мы не вместе, что мы дураки – так плохо записались, он тоже не мог найти там себе друзей. И я поняла, что не у всех все так хорошо и не у одной меня так плохо. Он говорил и держал меня за руку, это была какая-то хорошая, добрая, чувственная поддержка.

Мы долго стояли и разговаривали. А в «Артеке» же нельзя ни долго стоять, ни разговаривать, там речовки, движение, ходьба. Не знаю, как сейчас, а тогда это был абсолютно военизированный лагерь. Мы скандировали «Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд» и так далее, один запевает, другие подхватывают. Я предложила сочинить речовки самим, меня тоже не поняли. Ходили как солдаты, в Мисхоре на нас пальцем показывали: «Ведут дрессированных». Я мечтала совсем о другом «Артеке».

Через неделю случилась еще одна история. Ко мне под покровом вечера, улучив момент, подошла девочка, единственная, которая мне нравилась из отряда. Ее звали Неля Орджоникидзе, родная внучка Серго Орджоникидзе, очень интеллигентная. И она мне сказала:

– Не обижайся на них. Они все друг перед другом выступают. Но они неплохие ребята. У нас так принято, в нашей культуре все по-другому.

Она меня поддержала, мы договорились, что она будет иногда подходить. Да и ребята немножко смягчились, задевали уже меньше. Видимо, они впечатлились моей стойкостью, но все равно жить с вечными издевками было очень трудно. Я могла написать родителям, чтобы меня забрали. Первые два-три дня меня посещала такая мысль, но потом она ушла. Я поняла, что должна решить эту проблему сама. У меня был огромный запас любви и силы. Я понимала, что меня ждет мой город, мои друзья и дом, мне есть на что опереться. И в «Артеке» это тоже я, тоже моя жизнь. Оказалось, что жизнь бывает и такой. Но несмотря на то, что я готова была принять и этот опыт, мне очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось.