II

Мы с мамой жили в соседнем со школой доме. Идти – всего пять минут, так что и встать я могла за четверть часа до начала урока. Мама, правда, такой подход не одобряла: «Носишься ураганом по дому, от тебя ветром предметы с полок сдувает». Она не понимала, какой это кайф – проснуться по ЕЕ будильнику и лежать еще полчаса, слушая фен в ванной и шкворчание яичницы на кухне. Однако сколько бы она ни ворчала, а из кровати меня волоком не тащила, за что я ее особенно уважала.

Когда я пришла домой после стычки с Алиной, мама сразу все поняла:

– Что стряслось? – спросила она, глядя на мое мрачное лицо.

– Ерунда, – отмахнулась я. – Просто устала.

– А почему раньше пришла?

– Саныч нас отпустил.

Мама покачала головой, а мне вспомнилась Нинка – бледная моль, а не человек. Что с ней случилось? А что будет со мной из-за ссоры с Алиной? Забудется за каникулы? Вряд ли. Девчонки злопамятные. И зачем я только в это впуталась?

– Я за человека одного заступилась, – призналась я, когда мама налила мне суп.

– Молодец, – одобрила мама. – Слабых нужно защищать.

– Это да, – протянула я. – Только вот теперь из-за этого все остальные против меня сговорились.

Мама приспустила очки на кончик носа и нахмурилась. «Спокойствие, только спокойствие» – вот что я больше всего в ней любила.

– Ты знаешь, хорошие поступки – они в итоге все равно к добру приводят. Может, и не сразу, но приводят. А если против тебя из-за хорошего дела сговорились, то и не стоят они твоего внимания. Людей вокруг много, а ты у себя одна.

Я кивнула, хотя спокойнее мне не стало. Легко ей говорить! Я, конечно, и не собиралась с Алиной дружить, но воевать… Тоже не очень.

После обеда потянуло в сон. Я, сколько могла, сидела за приставкой, убивая монстров, ползущих из-под текстур, но глаза слипались. Еще и Лео пришел, улегся в ногах и давай мурчать, как испорченный холодильник. А плед мягкий, уютный, как кокон, и нет в нем места ни для Нинки, ни для Алины.

И вдруг я снова оказалась в классе. Сижу, зубрю теорему Пифагора, и тут свет на мгновение гаснет, и неизвестно откуда налетает ураганный ветер. Он вздыбливает страницы тетради, он бросает мне волосы на лицо, он царапает кожу песчаной пылью, и когда я открываю глаза, не сразу понимаю, что произошло. У меня почему-то пропали ботинки вместе с носками, а по голой ноге ползет какое-то насекомое. Присматриваюсь – вот же гадость! – а это таракан. Следом за ним другой, за другим – третий. И тут до меня доходит, что пол в классе, обычно розовый, окрасился ржавчиной, и она двигается. Пол двигается. Потому что весь ровным слоем покрыт тараканами.

Я подскакиваю, с ногами забираюсь на парту, ору дурниной. Одноклассники сидят как ни в чем не бывало, усердно переписывают решение теоремы с доски. А входная дверь рябит, будто вода по ней стекает. Ржавая вода…

Я заорала и свалилась с дивана. Плед опутал меня, я билась в нем, как в сети, Лео оторопело таращился с подлокотника, пока я возвращалась в себя. Судя по тишине в квартире, мама ушла в магазин. Я еще несколько минут посидела на полу, а затем рассмеялась. Ну и дура! Так перепугаться какого-то глупого сна, чтобы грохнуться с дивана. Хорошо еще хоть ничего не сломала, вот была бы история, расскажешь – не поверят. Это все дурацкий таракан из столовой, будь он неладен!

Затолкав воспоминание о сне поглубже и прихватив с кухни пару бутербродов с колбасой, я вышла на балкон и, облокотившись на ограждение, стала наблюдать за спортивной площадкой возле школы. Стычка с Алиной уже подзабылась, однако стоило вспомнить ее слова – щекам снова становилось горячо, а сердцу тесно. Надо было ее заткнуть при всех, ох, вот была бы сцена! Увидеть их лица, их изумленные взгляды, но главное – беспомощность Алины и закипающую в ее глазах ненависть.

Но прошлого не вернуть, так что остается только и дальше кусать локти.

С балкона был виден главный фасад школы и несколько окон, подсвеченных желтым светом. Их осталось всего пять – четыре на первом этаже и одно на втором. Последнее принадлежало Михал Санычу – он часто задерживался, проверяя тетради. Личной жизни, как мы знали, у него не было: жена ушла, забрав сына, вроде бы к любовнику, а может и нет. Главное, злобы он не держал и на нас не срывался, как математичка в разводе. Мужик, что тут скажешь.

На окнах колыхались оранжевые занавески, которые мы стирали дома в качестве летней практики. За ними промелькнула квадратная тень, прошла из конца кабинета в начало и скрылась в подсобке с реактивами и пробирками. В навалившейся с неба темноте подсвеченные изнутри предметы читались без труда. Глядя на окно нашего кабинета, я задумалась о Нинке и о том, почему она вечно стучала на нас. Неужели ей так уж не хотелось с нами дружить? Ведь никто не просил ее врать, только помалкивать, разве сложно? Но она упрямо выдавала любую нашу провинность. Может, ей просто нравилось смотреть, как нас отчитывают? Тогда я зря вступилась за нее сегодня. Вот только мама всегда мне говорила – тебе необязательно делать, как все. У тебя может быть свое мнение.

Я уже совсем было ушла в свои мысли, когда в окне вновь появилась тень Михал Саныча. И еще одна, над его головой.

Она походила на тучу, персональную тучу Михал Саныча. Судя по тому, как спокойно он продолжал стоять у окна, он либо еще не заметил этого странного природного явления внутри его кабинета, либо не видел в нем ничего угрожающего. Не прошло и минуты, как из тучи пролились первые капли – черные точки падали вниз, слишком быстро для воды. Михал Саныч вздрогнул, задрал голову и застыл. Странные капли продолжали падать ему на лицо, а туча на глазах уменьшалась.

И вдруг он вцепился руками в лицо, приплясывая на месте, как во время сильного мороза. Туча продолжала осыпаться на него, он побежал в подсобку, но редеющее облако легко последовало за ним. Наконец, оба скрылись, свет в классе погас, и окно сравнялось с остальными соседями.

Я закрыла глаза и зажала рот рукой.

«Мне почудилось, – повторяла я про себя. – Почудилось. Отсюда ничего толком не видно, далеко. Ничего там не было. Это все кошмар, будь он неладен, я все еще сплю, да, точно – это очередной дурацкий сон».

Я сдавила пальцы в кулаки так, что ногти больно впились в ладонь. Нет, не получается проснуться. Значит, все наяву?

И что теперь делать? Позвать на помощь? Но кто мне поверит? А если не поверят, то что – бросить Михал Саныча? Он, конечно, мужик крепкий, но уже немолодой и к тому же прошлого поколения – ни черта не понимает в гаджетах и доверяет только собственным глазам.

Под оглушительный стук сердца в ушах я приоткрыла веки. Руки у меня дрожали, в груди бухал молот, по спине сползла змейка холодного пота.

Окно по-прежнему зияло пустой глазницей. Значит, Михал Саныч так и остался в подсобке, один на один с этой жуткой, напавшей на него тучей! Я вспомнила, как он вцепился в свое лицо, будто хотел отодрать кожу и вырвать себе глаза. Меня затрясло, я вскочила на ноги, еще не зная, чем могу помочь, но точно не собираясь оставаться на месте. Сбежала по лестнице и помчалась к школе, в голове у меня стучало: «Нужно позвать на помощь!»

На входе охранник Пал Палыч перехватил меня за локоть:

– Эй, Морозко, куда летишь?

Он всегда меня так звал – именем сказочной девчонки – и этим раздражал, спасибо хоть не при одноклассниках, а тет-а-тет. Я вывернулась из его мягких пальцев.

– Забыла домашку Михаилу Александровичу сдать. Я быстро.

И полетела дальше. Но мне стало спокойнее: Пал Палыч к нам, девчонкам, был ласков, а мальчишек гонял только так. Говорили, он прошел войну, и я не сомневалась – на него можно положиться.

Коридоры и лестничные пролеты пустовали. По дороге я встретила лишь две парочки старшеклассников, которым, видимо, негде было зажиматься, кроме как по школьным углам. Заслышав грохот моих шагов, они отлипали друг от друга, а увидев, что перед ними всего лишь мелюзга без права голоса, фыркали и вновь переплетались, как две танцующие змеи.

А я летела. Летела сквозь гардероб, через холл первого этажа, вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Ноги несли меня вперед, а в голове ныл противный голосок: «Придумала черт знает что, каких-то монстров, будто они существуют. Ну подумаешь, тень, это могло быть что угодно».

Ну да, что угодно. Только вот что? И тут меня осенило: а что, если Михал Саныч проводил какой-то химический опыт, в результате которого появилась эта туча? Ну вроде как суперзлодей из супергеройских комиксов – он кажется душкой, его любят ученики, а на самом деле он – чокнутый ученый, который под прикрытием разрабатывает какое-нибудь оружие. И вот, эксперимент вышел из-под контроля, а его результат убил ученого и теперь ждет следующую жертву.

То есть меня.

Запоздало я заметила, что трясусь с ног до головы, и врываться в класс, чтобы спасти Михал Саныча резко расхотелось. Вообще вся эта чертовщина с тучей в окне показалась ужасно бредовой – просто разыгралось воображение. Поэтому я подошла к двери и постучала костяшками пальцев, надеясь, что Михал Саныч откроет и удивится моему позднему визиту. Но шагов по ту сторону слышно не было – тишина, нарушаемая шелестом штор. Возможно, Михал Саныч уже ушел, и мы разминулись. Так даже лучше: пусть никто не узнает, какая глупость мне почудилась. Вот постучу еще раз и пойду домой, выпью чай, лягу спать пораньше, может, даже обойдется без кошмаров.

Я постучала, мысленно уже покидая школу. Никаких шагов. Но появился другой звук.

Тихое шебуршание.

В замке двери была круглая замочная скважина. Мне не хотелось в нее заглядывать, все внутри протестовало, сердце маршировало в груди, но я все равно нагнулась и заглянула внутрь.

Сперва мне показалось, что изнутри вставлен ключ, однако темнота была не кромешной. Я вглядывалась в нее пристально, до рези в глазах, пытаясь привыкнуть к мраку, но тщетно. Возможно, там ничего и не было, просто пустота, безвредная, логичная, даже успокаивающая.

А потом в ней что-то зашевелилось, и чья-то хитиновая лапка царапнула мой глаз, приставленный к скважине.

Я заорала так, как не орала, даже когда на меня однажды бросилась бешеная собака. Страх и брезгливость толкнули меня в грудь с такой силой, что я приземлилась на пятую точку и крабом поползла назад. Из скважины на бежевый линолеум выпал таракан – точно такой, как тот, что испортил мою ватрушку. Он проворно побежал ко мне, а следом один за другим его братья повалились из скважины и полезли сквозь щель под дверью. И это полчище шло на меня ровными, как по линейке выстроенными рядами. Они не спешили, но приближались очень быстро, а за спиной у меня белела стена, и чтобы сбежать, мне пришлось бы раздавить их растущую армию.

На ногах у меня были кеды на толстой рифленой подошве – они казались достаточно прочными, но море тараканов разрослось настолько, что они шли волнами и продолжали сыпаться из замочной скважины, как если бы кабинет кишел бы этими тварями до самого потолка. Я набрала воздуха в грудь и приготовилась бежать по хрустящему месиву. Но едва моя нога рухнула на их усатые головы, размазывая хитиновые тельца по линолеуму, они кинулись врассыпную. Я почувствовала копошение возле лодыжки: десяток-другой мерзких тварей заползли в ботинок и щекотали сквозь носок.

Я бросилась наутек.

Силясь не обращать внимания на зуд в лодыжках, я неслась по коридору, думая лишь о том, как выбраться из школы, напрочь забыв о Михал Саныче и о том, что он, возможно, заперт или уже съеден рыжей ордой. Лишь на мгновение я обернулась, чтобы оценить, далеко ли мне удалось оторваться от преследования, и тут же смачно врезалась во что-то костлявое, ойкнувшее и упавшее рядом со мной.

Из глаз у меня посыпались белые звезды, я схватилась за лоб и только тогда сквозь слезы увидела Нинку: она тоже терла голову и растерянно смотрела по сторонам, будто до сих пор не поняла, откуда пришелся удар.