В первые несколько дней на грани агонии ему и правда чудилось, что тело пронзают побеги бамбука и острые стебли трав. Казалось, что Эйлис снова жив, а он, Нармо, умирает посреди всего этого великолепия. Прекрасная картина… Даже себя не было жалко, даже становилось смешно и неуловимо упоительно.

Но стоило сознанию немного проясниться, как вновь предстала обшарпанная башня с тараканами и горами сваленного по углам хлама предков. И злоба поражения повелела выжить.

– Дурак все-таки Раджед. Прохлопал свою любовь, сделал все, чтобы никогда не встретиться с ней. Бам – и сбежала, – скрипучим голосом проговорил Нармо, придирчиво рассматривая нарисованные цветы. Этот далекий дар природы, утраченный в реке прошедшего. Ведь нет более жестокого владыки, чем все отнимающее время.

– Будто ты в этом деле великий советчик, – недовольно отозвался Сумеречный Эльф, глядя на разведенный огонь. Льор же намеренно не приближался к источнику тепла, держал дистанцию, как для прыжка. В случае чего готовился атаковать: не когтями, так кинжалом, с которым никогда не расставался.

– О любви отчего ж не поговорить? – кривились в улыбке тонкие губы Нармо, но голос его не содержал и капли веселья. – А чувствовать – это иное. Я, например, не научен, нет самой потребности. Зато все мы… великие теоретики любви. Но это было забавно. Очень забавно, когда его добыча упорхнула прямо перед носом. Впрочем, девчонка нехило подпортила мои планы.

Нармо недовольно цыкнул, проводя пальцем по невысохшему холсту, отчего на руке остался кроваво-красный след.

– Скажи, ты убил бы ее тогда? Действительно собирался? – спросил Сумеречный Эльф, не до конца ведая ответ. Этот наглый льор – точно отражение самого Стража – рушил планы и законы всезнания. Мало того что в будущем путал все карты, наводя пугающую дымовую завесу, так еще и мысли свои частично блокировал. Возможно, не он так старался, а мироздание с какой-то высшей целью заслоняло непомерно зрячее «третье око» Сумеречного Эльфа.

– В башне? Как бы объяснить такой твари, как ты, которая уже давно не чувствует по-настоящему боли? – с нарочитым старанием давал пояснения Нармо, точно лектор в аудитории. – Попробую на недавних примерах. Понимаешь, бессмертный, когда тебе втыкают в руку кинжал, срабатывает непроизвольный рефлекс. А так, наверное, нет, не собирался. Хотя я еще подумаю, что с ней придумать, когда захвачу Землю.

Нармо довольно ухмыльнулся. Уж что делать с красивыми девушками, они с Раджедом оба знали не понаслышке, да и Сумеречный Эльф ничуть не отставал, даже после стольких веков сохранив способность влюбляться, точно мальчишка. Впрочем, все его чувства отмечала печать скорби, потому что клятва «пока смерть не разлучит вас» означала для него только смерть или гибель очередной возлюбленной, жены… Так и тянулись века, порой в полном одиночестве и намеренной изоляции. Что несли его новые чувства к той, для которой он делал музыкальные шкатулки, – Страж не ведал. Он совершенно не видел ее судьбу. И это вселяло надежду. Но когда он наблюдал пробелы в судьбах врагов, то обвинял себя, точно опытный разведчик, который не раздобыл нужные данные.

– Откуда столько уверенности? – только осадил Сумеречный Эльф.

– Если я ставлю какую-то цель, то добиваюсь ее… – коротко и ясно отрезал Нармо, разводя руками, точно дергая марионеток за нити.

– Но так ли тебе нужна эта власть? – перебил Сумеречный Эльф.

– …даже если порой задумываюсь, зачем мне все это вообще, – многозначительно завершил Нармо. – Но не оставаться же в гниющем – вернее, каменеющем – мире?

Голос его набирал силу, в глазах появлялся экзальтированный блеск, точно он стоял перед многотысячной аудиторией. Но впалые щеки подернулись землистым оттенком, а губы совершенно побелели. И Нармо как стоял, так и упал плашмя, будто все это являлось частью его игры без публики.

Очнулся он уже снова на неизменной узкой софе – немногое, что уцелело из мебели. Возможно, нашлось бы что-то еще, но где-то на дальних складах, может, на нижних окаменевших уровнях. Из-за ранения еще два яруса башни окончательно окаменели, и магии хватало только на то, чтобы выращивать еду и поддерживать оборону королевства. Ситуация для льора складывалась отчаянная.

– Мог бы и убить, – прошептал хрипло он, когда увидел рядом все того же Сумеречного Эльфа.

– Не убил. Пока, – кивнул Сумеречный Эльф, намеренно уточняя: – «Пока» – это ключевое слово.

– Учту. Впрочем, ничего нового, – отозвался Нармо.

Повисла тягучая пауза, собеседники задумчиво глядели то в окно, то в зеркало земного мира, что стояло возле камина. Нармо давно перетащил фамильный артефакт в свои небольшие покои.

Из всего замка льор занимал от силы пять комнат, в которых практически не появлялся, то ночуя у Илэни, то пропадая на разорении захоронений. Находить новые могилы становилось все сложнее: старые карты часто запутывали и лгали. Тут-то и выручал мистический дар топазовой чародейки. Мертвецов она чувствовала безошибочно, разве только живых совершенно не понимала. Впрочем, от нее Нармо и не пытался добиться какой-то взаимности. Да и ни от кого другого. Как и говорил, не привык, не испытывал потребности в теплоте. Хотя… Не врал ли себе?

Он немо глядел в зеркало чужого вожделенного мира, картинки за стеклом не обращались в портал. Злорадно грела мысль, что у Раджеда ситуация ныне не лучше. Но оставалась уверенность, что янтарный починит сокровище своей башни: тогда-то и предполагалось нанести удар.

Сумеречный Эльф слегка изменился в лице, прочитав такие помыслы. Он не рассчитывал на иной исход. Да и на милосердие чудовищ. Хотя любой зверь сделается чудовищем, если загнать его в угол. Чародеи сами себе подготовили эту мучительную ловушку, пытку. Им оставалось лишь предаваться воспоминаниям, мечтаниям о несбыточном будущем. Да подглядывать за чужими мирами, чем Нармо успешно занимался, завороженно рассматривая с софы пеструю толпу на оживленных улицах, переливающихся разноцветными огнями иллюминаций.

– О, гляди-ка. Они снова празднуют… как это…

– Новый год, – напомнил Сумеречный Эльф.

– Да, именно. Безумный народишко! Празднуют, что еще на год ближе к своей смерти, к очередной войне, к тому, что их солнце потухнет, и прочим малоприятным вещам, – пробормотал отстраненно Нармо.

В Эйлисе никогда не существовало традиции пышно провожать год и встречать новый. Все как-то сознавали конечность мира, магии и жизни. Поэтому ячед праздновал сбор урожая, а льоры – день своего воцарения и день своего самоцвета, четко установленный по лунному календарю. Но все пиршества давным-давно канули в Лету.

– Сказывается то, что ты обитаешь в гибнущем мире. Но в целом ты прав, – отозвался Сумеречный Эльф. – Зато они умеют радоваться мелочам, сиюминутно и громко.

Нармо махнул рукой, жадно всматриваясь в разрывающие темно-синее небо разноцветные всполохи, что так напоминали цветы на его картине.

– Помолчи, дай поглядеть на фейерверки. Ценю их тягу что-то поджигать!

– А у тебя здесь телевизор прямо, – хрипло рассмеялся Сумеречный Эльф.

– Да у Раджеда вещица получше будет, – недовольно фыркнул Нармо, нервно перебирая пальцами. – У меня можно смотреть. Трогать нельзя. – Он почти облизнулся, выхватив кого-то в толпе. – Ох, ты только глянь, какая… иссякни моя яшма – а хотя она уже и так, – но это же средоточие всех сладостных пороков, сосуд запретного меда. И эта…

– В красном? – Сумеречный Эльф сам приник к экрану, дабы узнать, кто так привлек чародея.

– О да! Мне бы в их мир, да прямо сейчас, – оживлялся Нармо, отчего даже кожа его сделалась не такой смертельно бледной, как пару минут назад. Он вскочил и подошел к зеркалу, следя за объектом своего интереса. Компания наряженных девушек шумно праздновала в одном из множества городов, размахивая бенгальскими огнями.

– Вот знал бы я, что ты ничего опаснее таких затей не замышляешь… – вздохнул Сумеречный Эльф, глядя, с каким интересом чародей рассматривает в мельчайших подробностях особенности мира Земли.

– Будто ты не знаешь! Ты знаешь лучше меня, что я еще придумаю, – отвечал Нармо раздраженно, отгоняя наваждение. Казалось, ему вовсе не власть была нужна, скорее, просто жизнь на той далекой планете, которая еще не подошла к своему уничтожению. Или всем хотелось в это верить.

– Знаю. И пока не поздно, советую остановиться. Как советовал Раджеду, – кивнул Сумеречный Эльф.

– Игра уже начата, кто-то обязан довести ее до конца, – делано полупоклонился Нармо, точно готовясь показать танцевальный номер. – Кто-то неизбежно принимает роль зла. Если меня никогда не мучает совесть, почему бы не мне оказаться под этой личиной? Так всем проще.

Глаза его погрустнели, только на лице осталась маска застывшей улыбки. И Сумеречный Эльф узнавал себя в этом кривлянии клоуна, который давно мертв.

– Зачем тебе власть, которая претит? – с болью в голосе обращался к своему темному духовному близнецу Страж. – Я две с половиной тысячи лет странствую по мирам и нигде не становился ни королем, ни даже командиром армии. Хотя мог бы.

– Факты не в пользу твоего ума. Вечный бродяга – это диагноз, – недобро заключил Нармо. – Впрочем, мне быть королем тоже не очень радостно. Это сковывает какими-то ненужными условностями. Зачем мне все это? – Он застыл на миг, словно сам себя уговаривал, но с торопливостью расчетливого дельца нашел объяснение: – Схема-то простая! Чтобы победить Раджеда, мне нужны камни других льоров, так как яшма почти померкла. Если я соберу все могущественные камни, становиться бродягой в мире Земли как-то несолидно. Придется захватывать над ним власть. А дальше подумаем. Это все просто игра… со ставкой в жизнь. И мой театр – два мира, великие подмостки.

– Театр смерти, роли боли… – вторил ему Сумеречный Эльф.

– Подожду еще немного и наведаюсь к Илэни. Пусть укажет на новое захоронение.

Нармо деловито разминал широкие плечи, кажется, уже вполне готовый к своим темным свершениям.

– Выберешься из-под защиты башни?

– Я не Раджед, открытых пространств не боюсь, – напомнил о некоторой фобии янтарного Нармо, лукаво ухмыльнувшись. – А ты не выдашь мое местоположение.

– Откуда тебе знать? – поразился такому нахальству Сумеречный Эльф.

– Чутье вора. Назовем это так. – Нармо приподнял указательный палец. – Или, как ты это называешь, «не имеешь права». Неужели самому уже не так интересно досмотреть наш спектакль декаданса в роли наблюдателя?

– Я не наблюдатель. Мне жаль ваш мир.

Сумеречный Эльф отвернулся, уставившись в огонь. Языки пламени жадно лизали каменное тело камина, однако бились в его пасти без дров или углей, только от мощной магии. Возможно, зря он проявил сострадание к врагу, зря зажег огонь и привел раненого в чувство.

– Я никогда не считал этот мир своим, – после некоторого молчания заключил Нармо, вздрогнув. – Он не дал мне ничего, кроме умения ненавидеть. Но ненависть – это скучно, поэтому я научился смотреть на вещи с разных сторон, вертеть их как вздумается, выворачивать смыслы. Надо было чем-то заполнить пустоту. – Он дотронулся до груди. – Да, вот здесь, где сейчас все разодрано и покрыто свежими рубцами. Здесь у нормальных обитает душа. Мы все великие теоретики душ. А если там черное ничто – тоже неплохо: меньше хлопот таким, как я.

– Если ты ощущаешь ее отсутствие, значит, уже не так плох, – выдохнул Сумеречный Эльф с нескрываемым участием. Казалось, он сам цеплялся за соломинку, утопая в океане непредсказуемости. Но Нармо только издевательски рассмеялся, хотя давился своим весельем:

– Да ты иди по известному адресу, не пытайся как-то разговорить меня. Тебе просто скучно, нестерпимо скучно, потому что Раджед на тебя смертельно обижен. И давно пора! Жаль, что я не успел рассказать ему правду. Ничего, узнает перед гибелью, перед тем как я снесу ему голову. Это будет мое величайшее представление.