Глава 3

Леон

Утро не приносит ничего хорошего, хуже того – просыпаться в тишине становится страшнее обычного. Леон привычно передвигается по квартире: кухня, душ, умывальник. Из зеркала на него смотрит постаревший лет на пятнадцать небритый мужик. Десять дней назад ему было двадцать восемь, а теперь кажется, что больше сорока. Две складки у рта глубоко прорезали мрачное, уже не способное на улыбку лицо, еще две обосновались между бровями. Под глазами – черные бессонные круги, а на голове и в рыжеватой бороде едва ли не половина волос стали седыми.

Пора возвращаться в мир, что бы это ни значило. Леон надевает очки, берется за бритву и начинает рутинную борьбу с неряшливостью. Почему-то он позволил себе расслабиться практически до потери человеческого облика, хотя раньше внутренняя дисциплина всегда была сильнее обстоятельств.

Запустив соковыжималку и закинув хлеб в тостер, Леон тянется за планшетом, чтобы проверить календарь. Шерил словно потеряла хватку вместе с ним: в календаре нет чтения завещания и совета директоров. Лучше бы ей собраться.

Он сам забивает в календарь необходимые встречи, сверяясь с задачником. День получается нетипично пустым, впрочем, сейчас такой чувствуется вся его жизнь. Леон не представляет, как жить дальше и как вообще делать что-то без Тыковки. Он был единственной верой в будущее – и не только компании, но и его собственное. Казалось, если брат смог выбраться из всего их дерьма, сохранив светлую душу, то и они справятся.

Никто и ни с чем не справится. Их жизненный маяк сгорел в крематории, и последний огонек среди ночной бури окончательно погас.

У еды нет вкуса. Леон машинально проводит пальцами по гладко выбритому подбородку: есть сегодня еще кое-что, с чем стоит разобраться: так называемая жена Тыковки. Девять дней он молчал не вмешиваясь, но теперь ей придется объяснить, как это все произошло. Хорошо бы ей еще заполнить пробелы в истории.

Итак, Тыковка в свои тридцать два оказался больным четвертой стадией рака легких, которая оказалась терминальной. Спасаясь от боли, он съехал с моста на своей любимой машине, оставив на земле жену, о существовании которой никто не знал.

Чем его лечили и почему не помогло? Насколько законна их свадьба? Почему Тыковка никому не сказал о своей болезни? Вероятно, все эти ответы хранит женщина по имени Кэтрин. Леон сможет вытащить их из нее – единственное, в чем он уверен.

Чтение завещания назначено на одиннадцать, а в офис с утра не хочется. Позавтракав, Леон достает ноутбук и открывает Salesforce. Каждая непрочитанная задача наводит на него тоску: их мышиная возня теряет всякий смысл. Еще месяц назад он хотя бы примерно понимал, куда их компания движется и чем станет через год, три, пять. Но теперь… Теперь Леон не уверен даже, что они сдвинутся с места в ближайшее десятилетие.

В любом случае его чувства не нужны никому, и уж тем более ему самому: это просто задача, которую придется решить. Леон ставит в свободное окно встречу с Майей: они еще не обсуждали кандидатуры на роль нового директора по продукту, но там некого обсуждать. Рынок вряд ли предложит им нужного человека, да и они не готовы. Единственной, кто сможет справиться с текущей командой, остается Майя, и она уже делала это, пока Тыковка пропадал.

Теперь понятно, где он был: боролся с раком. И чем больше Леон давил, тем хуже ему, судя по всему, становилось. Сейчас кажется, подсказки были повсюду: в приступах кашля, что превращались в затяжные и звучали все страшнее, в неестественной худобе, которую они списывали на то, что Тыковка забывал поесть. И это при том, что он регулярно сбегал из офиса на длинный ланч…

Насколько зацикленным на себе мудаком нужно быть, чтобы не заметить, что твой брат умирает от рака? Судя по всему, просто Леоном Гамильтоном.

Он успел подхватить Гэри, когда тот втайне от всех них нашел своего отца и отправился с ним расправляться, и то спасибо Пайпер. Успел подхватить Джека, когда тот едва не сошел с ума от чувства вины, и то спасибо Монике и Флоренс. Но если бы у братьев не было девушек, благодаря которым Леон мог хотя бы узнать причины ненормального поведения, он бы упустил и их.

У Тыковки не было девушки, у него была эта якобы жена. Если она указана в завещании, придется судиться. Леон видел эту Кэтрин: за все время подготовки и на самих похоронах по ней нельзя было сказать, что она хоть как-то переживает. Конечно, таким дамочкам все удобно: подцепила ранимого искреннего парня, который умирает от рака, охмурила, женив на себе, довела до могилы и теперь собирается жить на то, что он успел заработать. Ну уж нет.

Леон знает таких. Видел, и не раз, и даже представляет, как именно с ними бороться. Они с Тыковкой не появлялись на публике, тот ни с кем из них ее не знакомил… Доказать, что брак был фальшивым, довольно легко.

Бросив взгляд на часы, Леон складывает ноутбук и идет в гардеробную. Пора одеваться, если он не хочет опоздать на чтение завещания. Стоит уже перестать вариться в собственных мыслях, надо заняться делом, пусть даже самым бессмысленным: оно разгонит кровь и не даст утонуть в сожалениях. Тыковка вряд ли хотел бы, чтобы они все последовали за ним на тот свет, значит, придется учиться жить без него.

Спуститься вниз – заряженная «Тесла» привычно ждет на входе. Леон вбивает адрес нотариуса на встроенном экране и запускается. Внутри тихо: он и так не особенно любил музыку в дороге, заменяя ее по утрам на книги, а теперь посторонние звуки кажутся попросту неуместными.

Нью-Йорк уже встал в пробку: хорошо, что Леон выехал пораньше. Он смотрит вперед, замирая вместе с городом и игнорируя все, кроме движения. С тех пор как они уехали из Манчестера, он перестал бояться, что еще до тридцати похоронит кого-то из братьев. Это было ошибкой: даже если он вывел их всех из поля зрения синдиката ценой собственной задницы, опасности не ушли. Просто стали бытовыми и банальными, а значит, более страшными.

Барон Бакстон оказался прав: он не сможет спасти всех. Кстати, о нем: Леон невольно поднимает подбородок, вспоминая об их последнем разговоре. Если в синдикате узнают, что «Феллоу Хэнд» ослаблена, могут начать действовать. Нужно избежать огласки любым способом. Томас Кристофер Гибсон погиб в результате несчастного случая, его место в компании займет его правая рука и талантливая ученица Майя Фостер.

У них даже нет грамотного пиарщика – Женевьев все еще тянет эту функцию на себе, но у нее недостаточно опыта и связей. В конце концов, она лишь маркетолог. Леон тянется за телефоном и открывает календарь, который не изменился за последний час. В еще одно окно он назначает встречу Женевьев. Черт, где носит Шерил – она совершенно игнорирует его сообщения – и почему именно сегодня?

В квартале от нотариуса он сворачивает к платной парковке: в этом районе совсем негде бросить машину даже на пару минут. Леон задерживается внутри, настраиваясь: сейчас его ждет еще один сложный момент. Нужно будет решить столько всего – и поехать в квартиру Тыковки, разобрать вещи. Собаку-то он не успел завести? Если нет, тогда это можно будет отложить.

Повернувшись, Леон замечает «Линкольн» Джека. Тот тоже внутри, опустил голову на руль и закрывает ее руками. Черт, он, наверное, сходит с ума – для всех них смерть Тыковки стала шоком, но Джек очень чувствительный сам по себе. Любые потрясения всегда давались ему тяжелее.

Нужно будет с ним поговорить. Просто попробовать выдохнуть какими-то словами все, что накопилось внутри. В себе Леон не сомневается – кому в горле нужно время, он рассосется, хотя вряд ли до конца. Но Гэри сейчас может устроить самому себе чемпионат по национальному английскому спорту – алкоголизму. А Джек… Этот способен даже причинить себе вред.

Подождав, пока дверь «Линкольна» откроется, Леон выбирается из «Теслы». Они с Джеком встречаются взглядами и кивают друг другу. В ту же секунду на парковку въезжает «Форд» Гэри, огромный черный пикап, заметный за милю. Братья в сборе, но на еще одном свободном месте до боли в груди не хватает серебристого спорткара по имени «Индиго», машины Тыковки. Леон слишком долго смотрит на дыру в своем сердце, и силы, которые он собирал все утро, покидают его.

На свободное место рядом с «Фордом» заезжает еще одна черная машина – «Хендай Ионик». Леон кивает Джеку, приглашая идти за собой, и тот делает шаг вперед.

– Мы догоним, – доносится до него рычащий голос Гэри.

Что ж, не им одним нужно время. Леон обещает себе, что сегодня вернется домой, откроет бутылку виски и позволит алкоголю расслабить напряженный мозг. Возможно, сейчас стоит даже накидаться до отключки, хоть он и не делал этого лет шесть, с самого их переезда в Штаты. Только один день – иначе он сопьется быстрее Гэри.

Они собираются в приемной нотариуса, так и не проронив ни слова – незачем. Последней появляется эта чертова Кэтрин. В сером деловом костюме с нелепыми туфлями на низком каблуке она даже не похожа на вдову. Хоть бы траур надела для приличия.

– Не опоздала? – тихо спрашивает она, становясь рядом с Гэри. – Еле выбралась из стационара.

– Нас еще не звали, – спокойно отвечает тот. – Не передумала уходить?

– Нет, – качает головой Кэтрин, поправляя пиджак. – В пятницу последний день.

Леон прислушивается, пытаясь понять, о чем они говорят. Выходит так, словно она увольняется… кем бы ни работала. Он даже об этом не спросил – было неинтересно. Что ж, если она рассчитывает жить на наследство, у него есть пара плохих новостей.

Когда их приглашают в комнату для оглашения завещания, Леон заходит последним. Там стоит ровно четыре стула. Боль от смерти брата, которая с утра ощущалась как тупая и фоновая, поднимает голову, и приходится заставить себя с трудом подавить отчаянный вой, рвущийся наружу.

Их было четверо. Их всегда, с первого дня, было четверо.

Кэтрин оказывается с краю, скрытая от Леона широким торсом Гэри. Приходится прикусить язык: не стоит давать боли выход через колкости и яд. В конце концов, еще ничего не известно. Напротив них за стол усаживается пожилой грузный мужчина с блестящей лысиной, обрамленной белыми волосами. Его морщинистое лицо сосредоточено на бумагах перед ним.

– Сегодня, двадцать седьмого февраля две тысячи девятнадцатого года, я, Джеймс Эверетт Брент, нотариус, поверен огласить завещание Томаса Кристофера Гибсона, британского подданного. Здесь присутствуют все, кто упомянут в завещании. Перед тем как я сообщу о распоряжениях мистера Гибсона, меня попросили передать следующие письма.

Монотонно произнося их имена, Брент протягивает им три конверта. Каждому, кроме Кэтрин. Леон сжимает свой пальцами, но не открывает. Он боится увидеть внутри корявый почерк Тыковки и окончательно впасть в безумие.

– Я, Томас Кристофер Гибсон, в здравом уме и твердой памяти, – Брент запинается, но продолжает, – несмотря на таблетки, которые глотаю вместо супа, сообщаю свои последние распоряжения по поводу моего имущества.

Джек рядом с Леоном ерзает на стуле и прикрывает рот рукой.

– Являясь владельцем двадцати пяти процентов акций компании «Феллоу Хэнд», я распределяю их следующим образом: по пять процентов каждому из моих названых братьев, коими являются Гэри Дэниел Джеймс Барнс, Джек Уолтер Эдвардс и Леон Генри Эдуард Гамильтон, виконт Колчестер. Прошу распоряжаться ими со всем умом, который у вас есть, братья, и вести наше дело к процветанию.

– И запомнил же, – усмехается Гэри.

– Оставшиеся десять процентов акций «Феллоу Хэнд» вместе со всем моим имуществом, включая квартиру в Уильямсберге, гаражное помещение там же, мою машину «Индиго», если она еще пригодится, денежные средства на всех моих счетах, телевизор и все движимое и недвижимое имущество, которое я забыл указать, переходят моей жене Кэтрин Гибсон.