– Государь, думаю, что в Гатчинском дворце Николаю и Адини ничего не угрожает. Я был там недавно и убедился, что дворец и подходы к нему неплохо охраняются. К тому же там разместились курсы снайперов и егерей. Все, кто проходит там обучение, прошли тщательную проверку, и среди них не должно быть людей, которые работали бы на англичан. Впрочем, береженого и Бог бережет. За курсантами ведется наблюдение, и все, кто вызывает сомнение с точки зрения честности и надежности, немедленно отчисляются и отправляются в свои части. Что же касается Виктора Ивановича… Тут все гораздо сложнее. Майор Скуратов, который в крепости Росс ведает безопасностью, регулярно сообщает мне о разоблачении вражеских агентов, засылаемых спецслужбами Англии и САСШ. Недавно поймали французского шпиона – интересы этой страны были серьезно нарушены российскими патрульными кораблями, которые активно борются с браконьерами, невзирая на их национальную принадлежность. Скоро грядет раздел мира, в котором намерены поучаствовать многие европейские страны. И не только европейские…

– Александр Павлович, вы все же подумайте, что еще можно сделать для обеспечения безопасности наших людей, – император, судя по всему, всерьез воспринял планы виконта Палмерстона. – Конечно, на войне, как на войне. Но все же вы стали для меня родными и близкими людьми. И мне очень бы не хотелось, чтобы с кем-нибудь из вас случилось что-то плохое…

– Государь, давайте подумаем, какую тактику нам следует избрать во время дальнейших переговоров с британцами. Ну, с юной королевой все понятно. Она, несмотря на свою беременность, готова часами танцевать на балах, посещать театры и музеи. Палмерстон, получив пищу для размышлений, в настоящий момент обдумывает новую тактику охмурения московских дикарей – так этот джентльмен в узком кругу именует нас, грешных. Его агенты встречаются с вашими подданными, кои явно или тайно сочувствуют Англии. Наша служба, которой успешно руководит майор Соколов, выявляет таких паршивых овец и тщательно фиксирует их контакты…

– Эх, не хотелось мне, Александр Павлович, применять принуждение, – вздохнул император, – но если люди за британское золото готовы вредить своему отечеству… Позднее, ознакомившись со списком этих иуд, я решу, что с ними делать дальше. Рубить им головы, как поступил бы мой предок Петр Великий, я, пожалуй, не стану. Но о придворной или государственной карьере они могут забыть. Пусть сидят в своих поместьях, у кого они, конечно, есть, и занимаются хозяйственными делами. Естественно, под негласным надзором жандармов.

Николай встал с кресла и прошелся по своему кабинету. Шумилин внимательно наблюдал за ним. Видимо приняв какое-то решение, он подошел к своему собеседнику, заглянул ему в глаза и произнес:

– Вы не будете против, если мы с вами, а также с моей дочерью Ольгой посетим молодых в Гатчине. Мне хочется лично убедиться в том, насколько надежно охраняется дворец, и все ли сделано для того, чтобы с Николя и Адини ничего не случилось.

– С удовольствием, государь, тем более что виконт Палмерстон попросил пару дней тайм-аута, чтобы проработать текст будущего соглашения. Так что один денек мы можем потратить на посещение Гатчины. Сказать честно, и я немного соскучился по Николаю и его очаровательной супруге. Да и погода вроде бы наладилась. Можно будет погулять по чудесному Гатчинскому парку, пожарить шашлыки – вы ведь знаете, что у нас есть такая привычка, на пленэре откушать это чудное блюдо, и побыть в чисто семейном кругу, когда не надо соблюдать многие условности, налагаемые на нас нашими должностями и происхождением.

– Отлично, Александр Павлович! – воскликнул Николай. – Так тому и быть. Сегодня же я велю приготовить несколько карет, обеспечить конвой, и завтра с утра мы отправимся в Гатчину.

* * *

Император Николай не любил долгие сборы. Утром, после легкого завтрака, все приглашенные на пикник в Гатчинский парк уже садились в кареты Дворцового ведомства. Учитывая возможность вооруженного нападения на царский кортеж, Николай велел усилить охрану. Помимо обычных конных гвардейцев, в одной из карет с задернутыми шторками на окнах расположились бойцы спецназа из будущего. Их направили в Санкт-Петербург XIX века для усиления на все время, пока в столице империи находилась британская королева Виктория со своей свитой.

Из Гатчины по рации императору сообщили, что часть пути будут обеспечивать курсанты школы снайперов, обучавшиеся там под руководством Николая Сергеева. Так что царь может лично убедиться, как проходит подготовка будущей элиты русской армии, чему сумел научить курсантов зять самодержца.

Шумилин, плохо спавший эту ночь, с утра был немногословен. У него ломило в висках и темнело в глазах. Приняв лекарства, он почувствовал себя немного лучше и даже пытался шутить, беседуя с царем. Впрочем, это получалось у него не всегда удачно. Император внимательно посмотрел на Шумилина, покачал головой, но ничего не сказал. Когда же кортеж выехал за пределы Петербурга, он предложил своему другу подремать немного, поудобней расположившись на мягких подушках.

– Александр Павлович, – сказал Николай, – нам еще добираться до Гатчины не менее двух часов, так что вы можете немного отдохнуть. Поверьте, я ничуть не обижусь.

Шумилин попытался было возразить императору, но потом, убаюканный мерным покачиванием кареты, стал клевать носом и незаметно для себя уснул.

Проснулся он от резкого толчка. Карета остановилась на дороге, проходящей через березовую рощу. Причиной же остановки стало появление из придорожных кустов двух фигур, одетых в маскировочный камуфляж «леший». Шумилин пригляделся и заметил, что камуфляжка сделана не в XXI веке – она была украшена лентами из мешковины и лыка. Синтетикой и не пахло.

– Государь, – сказал Шумилин, – это «птенцы гнезда Николаева». Сразу видно, что в Гатчине он время зря не теряет. Ваш зять не только учит курсантов метко стрелять, но и маскироваться на местности. Для этого используются подручные средства.

– Именно так, дядя Саша, – раздался голос Сергеева-младшего рядом с полураскрытой двери кареты. Николай незаметно бесшумно подошел к остановившейся на дороге карете и с улыбкой наблюдал за тем, как ее пассажиры с удивлением разглядывают странные фигуры, мало похожие на людские.

– Ай да Николя! – воскликнул император, выйдя из кареты и пожимая руку мужу своей любимой дочери. – Ай да молодец! Как ловко ты сумел обмануть всех и подобраться к нам. Плохо только то, что мои молодцы тебя не заметили. Надо их подучить, чтобы они в следующий раз не пропустили супостата, желающего совершить цареубийство.

Ольга, выбравшаяся вместе со своей фрейлиной из соседней кареты, с восторгом смотрела на Николая.

– Николя, ты просто чудо! – закричала она, даже зааплодировав от полноты чувств. – Ты сейчас похож на лешего, который, как писал господин Пушкин, бродит в заколдованном лесу.

Сергеев-младший рассмеялся.

– Так вы уже полчаса следуете по дороге, которую контролируют мои ребята. И вы их не видели. Молодцы – они хорошо научились маскироваться!

Дальнейшее путешествие до самого Гатчинского дворца прошло без приключений. Навстречу им выбежала улыбающаяся Адини. Похоже, что Николай рассказал ей по рации о дорожном приключении, и она с удовольствием наблюдала за тем, как гости разминали ноги после долгой дороги и с удовольствием оглядывались по сторонам. Рядом с ними с веселым лаем прыгал довольный Сникерс.

– Государь, – спросил Сергеев-младший, – не желаете ли вы осмотреть дворец, или сразу пойдем на берег Серебряного озера? Все, что необходимо для приготовления шашлыков, уже там.

– Николя, – с улыбкой ответил император, – мы ведь договорились с тобой, что тебе дозволяется обходиться без титулования и обращаться ко мне по имени и отчеству. Ну и тебе неплохо бы переодеться – ведь в таком виде негоже сидеть за столом.

– Виноват, Николай Павлович, – с вашего позволения я отлучусь на четверть часа, чтобы привести себя в порядок.

– Послушай, Николя, – поинтересовался император, – я давно хотел тебя спросить – в порядке ли подземный ход, который ведет из дворца на берег Серебряного озера? Помнится, в детстве мы обожали играть в этом подземелье. Особенно нам нравилось эхо, которое звучало под его сводами. Помнится, я кричал: «Какой цветок не боится мороза? – Роза!» И мне в ответ звучало: «Роза, оза, за!» Было и страшно, и смешно.

– Мы были недавно в подземелье, – ответил Сергеев-младший. – Там все в порядке. И Адини тоже покричала там: «Кто с утра грызет камыш? – и эхо ответило ей: «Мышь!»

Адини и Ольга рассмеялись.

– А что, давайте сходим все вместе в это подземелье, – сказал Шумилин. – Покричим там, может, и услышим что-нибудь новое.

Все согласились и отправились в замок, чтобы заглянуть в подземный ход. А Шумилин внимательно осмотрел вход в грот. Замечания, которые он сделал Николаю в свое прошлое посещение этого рукотворного курьеза, были приняты к сведению. Крепкие двери закрывали вход в подземелье, а на железных засовах висели внушительного вида замки. Кроме того, под потолком была установлена система видеонаблюдения и датчики сигнализации. Проникнуть со стороны Серебряного озера во дворец было невозможно.

Николай открыл двери, закрывающие вход в подземелье, и все проследовали по нему к выходу на берег озера. Там, на каменной пристани, их ожидал баркас, на котором они отправились к месту, где повара раскочегаривали мангалы и накалывали на шампуры кусочки сочного замаринованного мяса. Все было готово к приему пищи и культурному отдыху. Сергеев-младший, оставшийся во дворце и собственноручно закрывший двери подземного хода, успел переодеться и пришел с гитарой. Следовательно, помимо наслаждения душистым шашлыком, в программу мероприятия входит и небольшой сольный концерт. Император знал от своей дочери, что его зять неплохо поет и играет на этом инструменте. Теперь настало время царю своими ушами услышать песни, которые еще не исполнялись в этом мире.

Над кристально чистой водной гладью Серебряного озера стелился легкий дымок. Сладко пахло жареным мясом.

Слуги проворно накрыли походные столики белоснежными скатертями, разложили столовые приборы и расставили бокалы для вина. Шашлыками же, к всеобщему удивлению, занялся сам Шумилин. В свое время он неплохо умел их готовить и часто приглашал к себе на дачу друзей, чтобы побаловать себя вкусным и ароматным мясом, хорошим вином и, самое главное, задушевной беседой, которая, как говорил один французский писатель, летчик и романтик, «единственная роскошь на свете»^[13].

Адини и Ольга играли со Сникерсом, который с веселым лаем носился вокруг столов. Пес был хорошо воспитан, и хотя его ноздри с вожделением впитывали запах мяса, он делал вид, что его это не касается. Император же о чем-то с увлечением беседовал с зятем. Сергеев-младший рассказывал о своих планах по превращению Гатчины в учебный центр русской армии.

– Николай Павлович, – говорил он царю, – тут, как это было при вашем внуке и правнуке, можно создать аэродром, где на небольших учебных самолетах будущие русские пилоты овладевали бы навыками летного мастерства. Ведь согласитесь – Россия просто обязана стать первой в мире авиационной державой. Вы даже представить не можете, насколько возрастет ее мощь, когда она обзаведется своими военно-воздушными силами.

– Почему не могу, Николя, – улыбнулся император. – Ведь во время путешествия в ваше время я в качестве пассажира совершил полет на вертолете. Пусть и недолгий, но его я запомню на всю жизнь. Машина от стен Петропавловской крепости совершила полет вдоль Невы, немного покружила над Петербургом и вернулась туда, откуда поднялась в воздух.

– Простите, я совсем об этом забыл, – ответил Сергеев-младший. – Но мне бы хотелось, чтобы ваши подданные научились сами управлять крылатыми машинами. Причем не только мужчины, но и женщины. Ведь дочь полковника Щукина достигла больших успехов в пилотаже и в совершенстве умеет выписывать в небе самые замысловатые фигуры.

– Николя, – нахмурился царь, – думаю, что, прежде всего, нам следует научить летать мужчин. Ведь аэропланы – это прежде всего оружие. Я читал донесение контр-адмирала Этолина об атаке вооруженного ракетами и пушками вертолета скопища дикарей на Аляске. Это так сильно их напугало, что с той поры колоши больше ни разу не пытались напасть на наши владения в Новом Свете.

Сергеев-младший не стал спорить с императором, тем более что Шумилин, окончив свое священнодейство, позвал всех к столу.