А сейчас, потрясенно думал Володя Пчелинцев, шла война, решалась судьба страны. Как же они поедут в Америку? Однако времени на такие размышления особо не было. На следующий день в кабинете Михайлова Володя встретил Людмилу Павличенко, которую видел раньше в снайперской школе в Вешняках, и высокого молодого человека – Николая Красавченко. Их отвели к начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрову, разъяснившему всю важность поездки. И тут же стали поспешно снаряжать в дорогу: за несколько часов подогнали по Володе и Людмиле военную форму из генеральского магазина, перешив на нее их лейтенантские знаки различия, дали в придачу великолепные гражданские костюмы, белье, пальто и обувь, какие им и не снились, снабдили запасом деликатесов, чтобы удивляли капиталистов, и немалой суммой денег, чтоб ни у кого не одалживались.

Вскоре они полетели долгим и сложным маршрутом в обход оккупированных нацистами стран, с многочисленными посадками. Летели через Тегеран, поразивший ослепительными витринами в богатом центре и обилием прилипчивых нищих, через Каир, где тоже были нищие, а еще пирамиды и магазин часов – там Пчелинцев приобрел незаменимую для снайпера вещь: швейцарский хронометр. В Каире члены делегации видели на авиабазе союзников «замысловатые белые шкафы», оказавшиеся обыкновенными холодильниками – их в СССР еще в глаза не видели. На приеме в столице Нигерии представители СССР решили, что чернокожие официанты обслуживают гостей в белых перчатках для того, чтобы не вызывать у тех брезгливости своим цветом кожи. В Аккре – столице Золотого Берега – на приеме у английского генерал-губернатора Володя попробовал странный фрукт, наполнивший его рот «отвратительным вкусом мыла» и вызвавший тошноту. Выплюнуть было невозможно, пришлось глотать. Так он впервые попробовал грейпфрут. Другой «замысловатый фрукт, размером с небольшую дыньку и с кожурой как шкура у крокодила, с шипами и острыми иглами», Володе понравился: его вкус представлял собой «нечто среднее между апельсином и земляникой» – ананас.

Потом – «прыжок через океан» и короткая остановка («даже не верится») в Бразилии, где самолет обкурили от чумы и сунули им в рот «какие-то стеклянные трубочки» – термометры, таких они тоже раньше не видели. Дальше – вдоль побережья. Бразилия, Французская Гвиана, Иль-дю-Дьябль, Суринам, Венесуэла, посадка на острове Тринидад и (они не отрывались от иллюминаторов) Карибское море – сильнейшее впечатление, «поразительный цвет воды». Пуэрто-Рико и, наконец, на одиннадцатые сутки пути, Флорида! На четырнадцатый день пути они оказались в Вашингтоне, где их доставили прямиком в Белый дом, объявив, что советской делегации будет оказана особая честь: они сутки проведут здесь.

Президент был в отъезде, ими занялась лично Элеонора Рузвельт, которая произвела на них большое впечатление. Прямая, высокая и элегантная, с «грубоватым лицом», на котором резко выделялись морщины, эта женщина была умна, эрудированна и имела вес в обществе не только как жена президента.

На следующее утро у советского посольства делегацию встретила «громадная толпа журналистов и фотокорреспондентов», ослепившая вспышками. Вспышки будут ждать их повсюду, куда бы они ни приехали во время своего турне. Не заставили себя ждать и вопросы журналистов. Публика хотела знать все о советской делегации, особенно о снайперах, особенно о Людмиле.

Слово «снайпер», занявшее свое место в словарях в начале XX века, после Англо-бурской войны, для западного человека содержало неприятный оттенок: снайпер – стрелок, убивавший исподтишка, а не в честном единоборстве.

Теперь у них появилась возможность познакомиться с молодой привлекательной женщиной, убившей из засады более трехсот человек.

29 августа 1942 года многие газеты перепечатали заметку:

«26-летняя лейтенант Людмила Павличенко – очаровательная королева воинов, имеющая самый высокий личный счет среди лучших снайперов Красной армии, вчера сделала две вещи, о которых не могла бы и подумать всего несколько недель назад, когда во время обороны Севастополя она застрелила своего 309 фашиста.

1. Она приехала в Вашингтон, став первой амазонкой Красной армии, посетившей столицу США.

2. Она ночевала в Белом доме в качестве гостьи президента Рузвельта и американской первой леди…

Мисс Павличенко награждена орденом Ленина и имеет четыре ранения»^[26].

Она была совсем не похожа на убийцу. Павличенко и Пчелинцеву выпало разрушить целый ряд стереотипов: советские офицеры, коммунисты, снайперы, имеющие на счету сотни жертв, предстали перед американцами совершенно обычными, молодыми и симпатичными, людьми.

Загадочная девушка-снайпер, разумеется, вызвала у публики необычайный интерес.

Как вспоминал Пчелинцев, на долю Павличенко приходились «самые каверзные, а иногда даже неприличные вопросы. Любопытству журналистской братии не было предела». «Красят ли женщины на фронте губы и какую помаду при этом они предпочитают? Какие сигареты курят? Разрешит ли госпожа Павличенко печатать ее портреты на коробках сигарет? Фирма готова уплатить за это миллион долларов!.. Какое белье предпочитает леди Павличенко и какой цвет ей нравится?..»^[27]

Павличенко сначала стушевалась, но ненадолго: за словом она в карман не лезла. На память о той поездке сохранились кадры кинохроники^[28], и достаточно посмотреть их пару минут, чтобы понять, что это была за девушка: с тонким красивым лицом и выразительными глазами, бойкая и острая на язык, с характерным южным говором. «Это у нее [общение], прямо скажем, получилось неплохо, гостей и хозяев завораживали ее улыбка и раскованность. Признаться, у нас с Николаем так не получалось…»^[29] – вспоминал Пчелинцев. Павличенко скоро освоилась с тоном нахальных вопросов и от обороны перешла к нападению.

Ей пришлось нелегко. На каждом шагу – непрестанное внимание прессы, вспышки фотоаппаратов, вопросы, внимание к каждой мелочи. Газеты писали, что Павличенко сделала перерыв в выступлениях, когда в Америке ей срочно вставили белый передний зуб вместо золотого: пока шла работа с зубом, она из-за присвиста не могла выступать на радио^[30]. Писали о ее коренастой крепкой фигуре, о высоких «русских армейских сапогах», о скромной оливково-зеленой форме. Только, по мнению прессы, форма плохо на ней сидела. Журналисты писали, вызвав возмущение советского посольства, что с длиной юбки что-то не так: будь она покороче, Павличенко казалась бы стройнее. Отмечали невысокий рост советского снайпера и то, что она «плотная», «полноватая». Пчелинцев даже отметил в воспоминаниях о поездке, что с Павличенко злую шутку сыграло пиво, которого они из-за жары пили очень много. «Наша Люда начала полнеть», – писал Пчелинцев. Кто знает, может быть, у советских дипломатов, когда они видели Павличенко в жизни или на фото в газетах, даже возникала тревога. Не усомнится ли придирчивая западная публика в том, что эта полная молодая женщина могла часами ползти по-пластунски и по нескольку дней обходиться без еды: она утверждала, что некоторые из ее поединков с немецкими снайперами длились сутки и больше.

Но восторга по поводу девушки-снайпера было гораздо больше, чем критики и насмешек. Такие, как она, молодые русские сейчас спасали мир от фашизма. Писали о ее очаровательной улыбке, о глазах, сияющих, как холодные звезды, на красивом лице, цитировали смелые, остроумные ответы на злые вопросы.

«Людмила за словом в карман не лезла, – завидовал Пчелинцев, – не зря училась на историческом факультете». Отвечала смело и ярко, ответы запоминались. На вопрос о косметике: «Кому придет в голову на войне пудрить нос!»^[31] О нижнем белье и длине юбки – что для нее длина юбки не имеет никакого значения, как и наличие или отсутствие под формой шелкового белья. «Это советская форма, и я ношу ее с гордостью»^[32]. На вопрос о том, почему она, девушка, выбрала себе такую профессию, она, выступая перед огромной аудиторией в Чикаго, дала ответ, который потом цитировался сотни, тысячи раз: «Джентльмены, мне двадцать пять лет. На фронте я уже успела уничтожить триста девять фашистских захватчиков. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?!»^[33] (Толпа замерла на минуту, а затем взорвалась неистовым шумом одобрения.)

США, Канада, Великобритания. Встречи, митинги, интервью. Турне продолжалось два месяца. По газетным статьям, интервью по радио и телевидению, цитатам из речей, произнесенных Павличенко на очередной встрече с американской, а затем канадской и английской аудиторией, можно было составить представление о героической фронтовой биографии этой женщины.

Теперь тем, кто интересовался ее историей, было известно, что Павличенко 25 лет (на самом деле ей было 26, она родилась 12 июля 1916 года), что старшие классы школы она оканчивала, параллельно работая на заводе шлифовальщицей, занималась планерным спортом и стрельбой в Осоавиахиме и пошла на фронт добровольцем в самом начале войны, хотя ей оставалось окончить всего один курс университета, где она училась на историка.

Счет она открыла в августе 1941 года, обороняя Одессу, там же была дважды контужена и один раз легко ранена. Несмотря на контузии и ранение, Павличенко удалось довести свой личный счет до 187.

После падения Одессы Приморскую армию перебросили на оборону Крыма, и Людмила Павличенко восемь месяцев обороняла Севастополь. Именно под Севастополем имели место наиболее важные эпизоды ее снайперской биографии. Вместе с напарником она разгромила наблюдательный пункт врага, тренировала молодых снайперов, нередко участвовала в дуэлях с немецкими снайперами. Всего вражеских снайперов на счету Павличенко было 36, во время одной из дуэлей она сутки пролежала на одном месте, подстерегая осторожного врага. Когда на рассвете второго дня ей наконец-то удалось заметить и застрелить его, Павличенко вместе с винтовкой забрала у врага снайперскую книжку, из которой явствовало, что тот начал воевать в Дюнкерке и к моменту роковой встречи с русской девушкой-снайпером на его счету было уже 500 солдат и офицеров противника.

В Севастополе Людмила снова была ранена и контужена (всего у нее было три ранения и четыре контузии) и на подводной лодке вывезена в Новороссийск, где лечилась в госпитале. После госпиталя командование решило, что жизнь Людмилы Павличенко представляет собой слишком большую ценность для того, чтобы рисковать ею, и перевело ее в снайперскую школу обучать новичков.

Восторженным западным аудиториям Людмила Павличенко рассказывала о том, что немцы знали о ее существовании и боялись ее, что они даже приглашали ее через громкоговоритель перейти к ним, обещая сделать офицером и давать ей шоколадные конфеты и пирожные^[34], о том, как лежала на одном месте без движения по 15–20 часов (даже зимой), как специально за ней были посланы четверо автоматчиков, которых ей удалось уложить (она принесла в расположение советских войск их документы и четыре автомата), о том, что немцы угрожали разрезать ее на триста девять кусков по количеству застреленных ею врагов^[35].

В Америке советская делегация произвела фурор. Для нее пел Поль Робсон, певец Вуди Гатри написал песню о Людмиле Павличенко, а великий Чарли Чаплин, как вспоминала Павличенко, «на виду у всех – бережно усадил меня на диван и принялся целовать мне пальцы. «Просто невероятно, – приговаривал он, – что эта ручка убивала нацистов, косила их сотнями, била без промаха, в упор»^[36].

В Великобритании, где года за полтора до описываемых событий невозможно было бы представить ничего подобного, советскую делегацию, в первую очередь Людмилу Павличенко, ждала не менее восторженная встреча, чем в США и Канаде.

Газета Derby Evening Telegraph писала 6 ноября 1942 года о том, как Людмила Павличенко проинспектировала Отряд местной обороны [Home Guard] в Лондоне: «Одетая в форму снайпера Красной армии, лейтенант Людмила Павличенко сегодня выпрыгнула из машины перед Министерством информации. Она без предисловий проинспектировала выстроенный в ее честь Отряд местной обороны министерства… Промаршировала вдоль строя в своих высоких русских сапогах, то и дело останавливаясь, чтобы схватить чью-то винтовку, оттянуть затвор и заглянуть в ствол. Когда фотокорреспонденты попросили ее прицелиться, она быстро развернулась в их сторону, прицелившись в ведущего фотографа».