Приближающиеся голоса и перестукивание каблуков заставили девушку отпрянуть от сумки. Она едва успела распрямить спину и сделать вид, будто собирается помыть руки, когда две женщины вошли в уборную. Одна сразу же закрылась в кабинке, вторая оперлась о край раковины и принялась смотреться в зеркало. Смуглая кожа плохо сочеталась с холодным блондом, тем более что корни волос были угольно-черными.

Несмотря на то, что женщин теперь разделяла дверца кабинки, разговор не прервался.

– Главное, нам ничего не говорят. – Крашеная блондинка повысила голос, чтобы подруга хорошо её слышала. – Посмотри новости, на любом канале. Ничего определенного. А у Амнона, ну, ты знаешь, моего зятя, двоюродный брат работает охранником. Так вот у них информация проскочила, что в здании парламента сегодня пусто. Ни один депутат не приехал. О чём это может говорить?

– Да он же сам Кнессет не охраняет, – донеслось из кабинки. – Откуда ему знать? Сплетни просто.

– Вот дай-то Бог, чтобы просто сплетни, – не обиделась, но и не разуверились блондинка. – А вы как думаете? – обратилась она к девушке со спортивной сумкой.

– Ужас, – лаконично ответила та.

Её мысли были полностью заняты содержимым сумки, а эмоции – беспокойством о том, что оное могут обнаружить, так что следить за ходом разговора незнакомых женщин толком не удавалось. Но к счастью (или не вполне к счастью), в нынешние времена выбранное ею слово подходило почти на все случаи жизни.

– Вот именно, – энергично подхватила блондинка. – Что творится! Кто бы мог подумать всего пару лет назад?

Девушка рассеянно покивала, мысленно отметив, что и два года назад были люди, отлично предсказывавшие нынешние события. Только верить никто не хотел. И даже те, кто верил, старались затолкать печальные прогнозы в тёмные уголки подсознательного. Зачем мучиться и сидеть на антидепрессантах, если всё равно ничего не можешь изменить?

Вторая женщина вышла из кабинки, ополоснула под краном руки, и подруги вышли в коридорчик, выводивший в основной зал.

Девушка постаралась унять заметную дрожь в руках, вновь опустилась на корточки и расстегнула молнию. Из синей сумки высунулась рыжая мордочка длинноухой собаки.

А между тем совсем другой пёс – крупный, сильный, с умными глазами и стоячими, но то и дело настороженно пригибающимися ушами, сидел возле металлоискателя. Сидел, следуя команде своего хозяина, несмотря на то что внимание последнего было полностью сосредоточено на перепалке с охранником. Пока команда не отменена, пёс не собирался двигаться с места.

– Я ещё раз повторяю: с животными сюда нельзя, – заявил охранник, надо отметить, довольно терпеливо.

– Но я уже здесь вместе с ним, – не сдавался хозяин, парень лет тридцати – тридцати пяти, крепкого телосложения, с коротко постриженными чёрными волосами. – Не бросать же его на улице.

– Не знаю, – пожал плечами охранник. – Внутрь запрещено.

– Слушай, я понимаю, правила это хорошо, но мы же все живые существа, так? У тебя самого дома животные есть?

– Только рыбка в аквариуме.

– Понятно. Пойми: собака – как член семьи. Когда сирена, думаешь, я захожу в мамад без собаки? Ни разу такого не было. Пока он не в мамаде, я дверь не закрываю. И другие так же. А что же сейчас, я спрячусь в убежище, а его оставлю под ракетами?

– Послушай, брат, я в целом сочувствую, – без особого сочувствия, но всё ещё вежливо отозвался охранник. – Понимаю тебя, но тут ничего не поделаешь. У меня приказ…

Он не договорил, но многозначительно поднял указательный палец кверху. Хозяин пса инстинктивно запрокинул голову, но ни мэра, ни министра национальной безопасности, ни даже самого премьер-министра там не увидел. Только небо и быстро плывущие объёмные облака, должно быть, пригнанные ветром со Средиземного моря. Кто бы ни находился там, наверху, распоряжения не пускать в убежище собак он явно не давал.

– У тебя приказ, – раздражённо заявил хозяин, – а у меня вот, живой пёс. Ты в каких войсках служил?

– Ну, допустим, 8200³.

Охранник тоже начинал раздражаться.

– А он, – мужчина указал на пса, в очередной раз прижавшего уши, – служил в сухопутных войсках, в «Окец»⁴. Жизнью рисковал. Был ранен, после этого его списали. С тех пор он со мной. Ты бы товарища по оружию бросил?

– Долго тут ещё? – крикнула женщина, держащая за руку кудрявую девочку лет пяти. – Сколько можно ждать?

Спорщики обернулись. За металлоискателем действительно начала собираться очередь. Если раньше в убежище приходили всё больше одиночки, то теперь картина стремительно менялась. Люди продолжали стекаться к странному белому зданию с разных сторон, вылезая с детьми и вещами из кое-как припаркованных машин.

– С документами разберёмся – и продолжим. Проявите терпение, – строго сказал охранник, продемонстрировав синий корешок удостоверения личности, которое прежде передал ему собачник. Затем склонился к последнему и значительно тише произнёс: – Ладно, я тебя пропущу, только ты там внимания к собаке не привлекай. Сядьте где-нибудь в сторонке и сидите. Мне реально может влететь.

– Спасибо, брат! – Тот приложил руку к груди в знак благодарности. – Будем сидеть тише воды, ниже травы, даю слово.

– Ладно, – пробормотал охранник и вручил хозяину документ. – Следующий!

Мужчина с собакой, получившей команду «Рядом!», быстро спустились по лестнице и, как и обещали, тихонько заняли место с самого края. Хозяин сел на скамью, пёс улёгся у него в ногах. Здесь их и заметила девушка с синей сумкой.

Она рада была бы остаться в женской комнате и там, в стороне от остальных, пересидеть ракетный обстрел вместе со своим питомцем. Но, увы, в убежище спускалось всё больше людей, так что и туалеты перестали быть тихим местом. Она успела напоить и погладить собаку, но не более. Пришлось снова застёгивать сумку (чуть-чуть не до конца, чтобы собаке было чем дышать) и идти в общий зал. Заметив парня с крупной немецкой овчаркой (практически случайно, могла ведь посмотреть в другую сторону!), она испытала чувство огромного облегчения, будто с плеч разом сняли тяжёлую ношу. Даже сумка внезапно сделалась лёгкой, а ведь правое плечо уже, казалось, отваливалось. Обойдя несколько тревожно переговаривающихся друг с другом пар, она подошла к незнакомцу и поставила сумку на скамью.

– Можно? – на всякий случай спросила она, прежде чем расположиться рядом.

Парень поднял на неё настороженный, как ей показалось, взгляд.

– Конечно, – тем не менее ответил он.

Девушка села, отчего-то виновато улыбнулась, расстегнула молнию и вытащила из спортивной сумки рыже-белого английского спаниеля.

Теперь парень тоже улыбнулся. Они обменялись понимающими взглядами.

– Как его зовут? – спросил парень, кивая на спаниеля.

– Её. Это девочка. Таффи. А ваш?

– Мальчик. Рам.

– Сколько ему?

– Пять лет.

– Моей три с половиной.

Парень кивнул, и какое-то время они сидели молча, глядя прямо перед собой и слушая новости, озвучиваемые товарищами по несчастью. Телефоны в убежище сигнал не ловили. А новости, к сожалению, имелись.

– Только что по «Решет бет»⁵ передали, – ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила очень бледная женщина, едва спустившись по лестнице. Руку с ухоженными ногтями она приложила к груди, в не театральном, а вполне естественном жесте. – Вроде бы, по информации Моссада, как минимум две иранские ракеты оснащены ядерными боеголовками.

– Не может быть! – воскликнул кто-то.

Девочка лет шестнадцати, с глазами слегка навыкате, прислонилась к стене и с нескрываемым ужасом глядела на вновь пришедшую.

– Да бросьте панику разводить, – пробрюзжал сорокалетний мужчина. – Наверняка сказали, что ракеты могут нести ядерные боеголовки. Теоретически. А на практике никто к такому не прибегнет.

В его пренебрежительность, впрочем, окружающим не слишком верилось: зачем-то ведь он сам счёл нужным укрыться в подземном бункере?

Словом, каждый реагировал на новость по-своему.

– Жутко, да?

Девушка со спаниелем повернула голову к своему соседу. По её лицу скользнула вымученная улыбка.

– Не то слово, – процедил парень. – Дождались всё-таки. Не зря же они это оружие готовили. – Он тоже улыбнулся, стараясь смягчить резкость тона, предназначенную вовсе не соседке по скамье. – Кстати, я – Нир, – представился он.

Оба рассмеялись, на этот раз более искренне: собак-то первым делом представили, а друг про друга забыли.

– Таня.

С её произношением имя прозвучало скорее как «Танья».

– Это русское имя? – поинтересовался Нир.

– Да. Я родилась в Израиле, но у меня родители из России. Точнее, из Советского Союза. Приехали в алию 90-х.

– У меня отец был из Беларуси, – кивнул он. – А мама из Румынии. Ты говоришь по-русски?

– С очень сильным акцентом и кучей ошибок.

– Всё равно классно. Я совсем не говорю. Только понимаю некоторые слова. В основном ругательства.

Увы, долго отвлекаться на так называемый small talk им не удалось.

Людей по лестнице спускалось всё больше. Собственно, последние несколько минут они шли не прерывающимся потоком. Убежище, до сих пор казавшееся огромным и пустым, стало потихоньку заполняться. Встревоженные лица, топот шагов, обрывки разговоров, которые велись на повышенных тонах – не агрессия, скорее национальная особенность в сочетании с зашкаливающей тревогой. И почти все приносили кусочки новостей – противоречивых, пугающих, но оставляющих место для надежды. С телевидения, с радио, со вторых и третьих рук. Журналисты и политологи расходились во мнениях, правительственный канал, как водится, не синхронизировался с более либеральной прессой, а простые смертные, как обычно и бывает, прислушивались к тем, чьи утверждения наиболее соответствовали их собственным ощущениям и предпочтениям. Все соглашались в одном: такого, как сейчас, ещё не бывало.

По ступенькам спустились три ультраортодоксальные семьи: мужчины в чёрных шляпах и лапсердаках, женщины в париках под причёску «каре», в длинных, но не в пол, юбках, и дети мал мала меньше, от грудного младенца, мирно посапывающего у матери на руках, до девушки лет шестнадцати-семнадцати в тёмно-синей юбке и белой блузке – одежде, в которой она, вполне вероятно, ходила сегодня в школу. Следом шла молодая пара. В одежде мужчины ничто не отражало религиозности за исключением вязаной кипы, на левом плече висел рюкзак, какие обычно предназначаются для ношения лэптопов. На женщине была длинная юбка свободного покроя, зелёная с цветочным узором; распущенные волосы лишь частично прикрывала широкая лента, тоже зелёная, но более светлого оттенка. Следом по лестнице сбежали несколько арабов, чьи джинсы и футболки были перепачканы извёсткой. Они держались друг друга и всё больше молчали, поглядывая по сторонам с толикой настороженности.

Определённый ажиотаж, несомненно, произвело появление мэра. Йуваль Данон, ещё молодой по нынешним меркам мужчина интеллигентного вида, держал на руках свою трёхлетнюю дочь, что, впрочем, не мешало ему то и дело здороваться с замеченными в толпе знакомыми. Тем не менее, он старался продвигаться быстро. Следом шла его жена, пытаясь ни на секунду не потерять из виду более взрослых детей: старшую девочку и мальчика среднего школьного возраста. Чуть впереди вышагивала Диана Моше, заместительница мэра, в мирное время руководившая городской системой образования. Других заместителей пока было не видно, зато шествие замыкал невысокий, но крепкого телосложения молодой человек в костюме и с характерным наушником. Непривычным в образе охранника было то, что он нёс в правой руке небольшой чемодан, с какими обычно летают за границу. К боковой ручке даже была привязана яркая ленточка, призванная помочь пассажиру быстро опознать свой багаж.