Практически каждый день Татьяна поднималась с восходом солнца. Высоко собрав волосы, она повязывала их льняной косынкой и начинала кулинарное волшебство. Для начала она включала радио, несколько минут наполнялась мелодией, только потом принималась за тесто. Колдуя над большой печкой, пританцовывала и напевала, не смущаясь случайных зрителей, заглядывающих в окна. Очень быстро постояльцы привыкали к режиму дня Юдиных и даже неосознанно подстраивались под него. Негромкая музыка из окна кухни не раздражала, обещала вкусный завтрак и бесплатное представление.

Если сёстры не собирали ракушки, то помогали матери на кухне или отбывали повинность на огороде. С делами старались управиться до обеда. Как только солнце зависало в зените, наступало затишье. Татьяна обычно досыпала украденные утром часы, сёстры, стараясь не покидать спасительную тень беседки, мастерили украшения из ракушек. Гости обычно следовали примеру хозяйки и дремали, набираясь сил перед вечерними приключениями. На курорте самая настоящая жизнь начиналась с приходом ночи. В первые дни на юге постояльцы сбегали в Анапу, Штормовое выглядело слишком скучным и небогатым на развлечения. Но уже через неделю, утомившись от яркости и шума города, всё больше вечеров отдыхающие проводили в посёлке. Повторно совершали налёт на город лишь перед отъездом, вдруг осознав, что отпуск заканчивается, а они потратили не все деньги.

Вчера Татьяна всё утро провела в Анапе, вернулась только к обеду, потому оставила пляжных гурманов без любимой снеди, а постояльцев без кухонного танца.

Утром сёстры насобирали ракушек и, спрятавшись от солнца в тени извилистой лозы, раскладывали их по видам. С каждым годом гребешков⁷ и морских черенков⁸ попадалось всё меньше, зато рапаны⁹ усеивали пляж и вселяли в курортников надежду, что, даже покинув побережье, они увезут с собой шум прибоя. Нездешний прожорливый моллюск почти лишил Чёрное море мидий и устриц и порядком умерил разнообразие украшений из ракушек. Из «ногтей русалки» получались красивые браслеты, но теперь приходилось хитрить и разбавлять их изломанными венерками, иначе найденных черенков с трудом хватало на пару метров бус.

После поездки Татьяна выглядела уставшей, но довольной. Шумный город её утомлял, а летом Анапа напоминала муравейник, стонущий под тяжестью перенаселения. В Штормовом дышалось чуть свободнее, хотя практически все местные жители летом сдавали комнату или целый дом, а значит, даже на их уютной улице людей становилось гораздо больше. Появлялись шумные, чужие, часто с непривычным говором, и практически все бледные, как зомби, курортники. Словно перелётные птицы, они гнездились в подготовленных для них «скворечниках», веселились, шумели и отдыхали так, будто завтра никогда не наступит.

Для большинства местных приезжие были основным источником дохода, а значит, за их благосклонность следовало побороться. Близость к морю, пирожки Татьяны и наличие катера у Счастливчика заманивали отдыхающих, позволяя Юдиным выбирать, кому сдавать жильё, а не бросаться на первых встречных, случайно завернувших на уютную улицу. Для удобства не столько отдыхающих, сколько членов семьи, был построен отдельный двухэтажный домик. Под скошенной крышей ютились две спальни, на первом этаже – кухня и ванная комната. Между домиками раскинулся широкий двор, затенённый буйно разросшейся Изабеллой. Вдоль распахнутых окон кухни расположился длинный деревянный стол с лавками. Здесь сёстры и мастерили свои ракушечные изделия, а Татьяна разрисовывала красками гальку, превращая её в сувениры.

Большую часть нехитрых изделий покупали местные отдыхающие, а если вдруг оставались лишние украшения, Татьяна возила их в Анапу, где продавала Карапету, держащему палатку на центральном пляже. Ситуативный партнёр по ракушечному бизнесу уже несколько лет настаивал на том, что пора бы Юдиным расширить производство, закупать ракушки у оптовиков и мастерить любимые всеми отдыхающими побрякушки в больших объёмах. Татьяна каждый раз весело отмахивалась, не желала мастерить даже простенькие поделки из ракушек, выловленных не в Чёрном море. Она разрисовывала только местную гальку, украшая плоские камушки самыми ходовыми надписями: «Любимой девушке», «Любимой маме», и всем остальным горячо любимым родственникам.

Уже в начале мая приезжали первые отдыхающие – и начиналась весёлая жизнь. Почти полгода во дворе Юдиных толклись незнакомые люди, играла музыка, а за домом, прямо перед клубничными грядками, сушились бесконечные полотенца и купальники всех расцветок. Домик пустел только к концу сентября. Иногда появлялись жаждущие подышать морским воздухом в ноябре, но обычно к середине осени «скворечники» сиротели, жизнь на побережье приостанавливалась до возвращения перелётных отдыхающих в следующем году.

С окончанием курортного сезона приходила тишина, которую не переносил Счастливчик. В эти дни он гораздо чаще замыкался в гараже и использовал по назначению накопленные за лето ореховые перегородки. Частенько ночевал прямо в зачехлённом катере в компании гитары и ненавистного соседа Фёдора, соперничество с которым прекращалось только после отъезда последнего курортника. Сосед жил один и на приезжих охотился прицельно. Семейных не привечал, отбирал женщин, в глазах которых горело желание покуролесить и завести курортный роман.

Зимой между соседями завязывалось временное приятельство, исход которого каждый раз выглядел одинаково: разгоралась шумная ссора по поводу забора, разделяющего их территории. Фёдор, зажатый с двух сторон чужими участками, не имел возможности двигать границу своих владений, как ему заблагорассудится, эта несправедливость выводила его из себя и выливалась в скандал с тем, кто проделывал этот фокус регулярно. Счастливчик троекратно плевал в сторону соседа, яростно лупил по деревянным доскам и обновлял что-то во дворе, дабы позлить Фёдора ещё больше: сооружал новый мангал, подвешивал гамак или ставил широкие новомодные качели.

Вне курортного сезона Юдины не работали, просаживали заработанные за лето деньги, иногда их едва хватало до весны, но чаще безрадостные дни наступали раньше. Рацион заметно оскудевал, а если Счастливчик умудрялся необдуманно растратить летний капитал, то накапливались долги за коммуналку, и девочки оставались без обновок. А росли они быстро, смена гардероба требовалась постоянно.

Осенью сёстры бродили по пляжу в поисках ракушек и подходящей гальки, но без энтузиазма, редко когда мастерили что-то до начала весны. Алсу погружалась в учёбу, а Марина и Инна пока ещё бездельничали, хотя читать и писать Татьяна их научила самостоятельно без сидения над учебниками. Азы алфавита и математики в их семье постигались рисованием на песке.

В октябре Счастливчик прятал в гараже любимый катер, сдувал «банан» и начинал маяться от скуки. Оживлялся он в сезон ловли лиманных креветок. Забивал ими большой морозильник в кладовке и снова принимался хандрить. Первые вылазки в гараж он прикрывал необходимостью протереть пыль с «Афалины», но в начале декабря, уже не таясь, запускал чудо-аппарат. Иногда дегустация настойки на ореховых перегородках заканчивалась вполне прилично и без последствий. Счастливчик либо засыпал прямо в гараже, либо приползал под покровом ночи в супружескую постель. Татьяна молча вздыхала, раздевала бесчувственное тело мужа и укладывала спать. Бывало, эмоциональная натура Александра требовала праздника, тогда он будил всю семью и устраивал концерт. Играл на гитаре, кружил жену на кухне и позволял дочкам себя оседлать, изображая ретивого скакуна. Несколько раз он заваливался в гости к соседу, и уже в зависимости от настроения Фёдора случалась либо драка, либо продолжение банкета.

Весной Счастливчик превращался в деятельный торнадо. Покрывал самогонный аппарат матом и чехлом. Костерил всех пьянчуг, по неосторожности заявлявшихся за порцией настойки. Доставал инструменты и принимался за подготовку участка и «скворечника» к новому курортному сезону.

Так Юдины и жили: играючи, весело, наслаждаясь летним солнцем и пережидая скучную зиму как вынужденное явление. Легко зарабатывали и так же легко тратили деньги.

Когда масло в сковородах остывало, и корзины заполнялись ароматными пирожками, Татьяна надевала широкополую соломенную шляпу, белый фартук и выходила во двор.

Желающие покататься на «банане» не иссякали, август почти всегда был суматошным и самым прибыльным. Счастливчик не возвращался с пляжа с раннего утра. Он единственный в семье не покидал побережье в течение дня. Всегда находились любители подрумяниться под обеденным ядрёным солнцем, их он и охлаждал, катая на катере. В случае затишья Счастливчик заваливался в домик спасателей, где мог и вздремнуть, и перекусить. Он давно не работал спасателем, в этой роли никто из нынешних обитателей вышки его не знал, но считалось естественным, что все члены семьи Юдиных использовали домик спасателей как свою собственность.

В такие суетливые дни Татьяне приходилось таскать тяжёлую корзину самой. Часть выпечки оставалась в домике и исчезала в неотслеживаемых направлениях: что-то съедали обитатели вышки, в том числе Счастливчик, что-то покупали внимательные отдыхающие, заметившие, куда ходит разносчица волшебных пирожков, перед тем как отправиться вояжировать по пляжу. Когда корзина пустела, Татьяна возвращалась домой за следующей. Иногда помогал Фёдор, на своём внедорожнике перевозил все корзины за один раз. С молчаливым надменным видом он демонстрировал вселенское великодушие, обычно раз пять повторял, что делает не требующее благодарности одолжение.

Продавать выпечку иногда помогала Алсу. Выглядеть торговкой ей не нравилось, к тому же пирожки почти не оправдывали затраченных на их приготовление денег. Абрикос плодоносил с переменным успехом, раз в два года, манго приходилось покупать. Самой большой проблемой стали оскудевшие уловы креветок. В последнюю осень Счастливчик заполнил морозильник всего наполовину, и то благодаря тому, что скупил большую часть креветок в ближайшем к лиману посёлке. Готовить из покупных Татьяна отказывалась, называла их поролоном без вкуса и запаха. Она пообещала придумать новые начинки, например, из рапан, которых развелось в избытке.

Перехватив корзину удобней, Татьяна замерла, глядя на дочек: Инна мастерила из ракушек кораблик, Алсу красила ногти на ногах, а Марина болталась вниз головой, зацепившись ногами за перекладину на качелях, и таким диковинным способом рисовала мелом дельфина. Силуэт на асфальте получался кривобокий, художественные способности матери передались только младшенькой. Но Марину это не смущало, ей хватало собственной веры в талант.

В сентябре Марина должна была пойти в первый класс, но Татьяна решила придержать среднюю дочку дома и на следующий год отдать её в школу одновременно с младшей. Тихая и задумчивая Инна никак не хотела отрываться от подола, до сих пор ночью приходила в родительскую кровать и не переносила расставания с мамой. Ей требовалась защита и поддержка, что могла обеспечить смелая и подвижная Марина.

– С завтрашнего дня ты начнёшь ходить на спортивную гимнастику.

Марина раскачалась и ловко спрыгнула на землю.

– Зачем?

– Тебе полезно.

С тех пор как два года назад Марина научилась плавать, Татьяна сильно переживала за непоседливую дочку. Последнее время та взяла в привычку в одиночестве бегать на пирс и плавать далеко за буйками. Глубины не боялась и лезла даже в огороженную для катания на катере территорию. Нужно было как-то укротить свободолюбивую натуру и направить лишнюю энергию в безопасное русло. Понаблюдав за Мариной, она пришла к выводу, что гимнастика ей понравится, особенно обезьяньи кульбиты на брусьях.

Марина пожала плечами, не выразив особенной заинтересованности.

– Утром?

– После обеда. Автобус в город уходит как раз за сорок минут до занятия. Приезжать будешь впритык к началу тренировки, но ничего, по-другому никак. Обратно будешь возвращаться с папой на машине или на автобусе с Алсу.

– Я и сама могу, – Марина ухватила горячий пирожок из корзины и отбежала в сторону.

– Через пару месяцев будешь ездить сама.

Алсу протяжно застонала.

– Мам, ну она же не маленькая, зачем её сопровождать? Пусть крышевой смотритель за ней присмотрит.