Денис Нижегородцев: Отстойник душ

© Нижегородцев Д., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Глава 1. Пропавшие без вести

1

На рассвете 24 августа 1913 года сотрудника Московского отделения по охранению общественной безопасности и порядка, произведенного не так давно в поручики Александра Александровича Монахова, разбудил незаявленный приход посыльного. Нехотя поднявшись с жесткой металлической кровати, бросив взгляд на спартанскую обстановку вокруг и незамедлительно облачившись в служебный мундир, офицер встретил гонца в дверях, ведущих с черной лестницы.

– Что стряслось, милейший? – процедил хозяин сквозь зубы.

– Беда, ваше высоко… – замялся вошедший.

– Благородие, просто благородие, – поморщился Монахов и нетерпеливо посмотрел на гостя.

– Мертвое тело, – загадочно уведомил тот.

– Что? Где? Когда? – почти перестав обращать внимание на нарочного, поручик принялся собираться в дорогу. Благо все необходимое для подобных экстренных случаев было разложено либо висело тут же.

– Давеча нашли его на Можайке, на пустыре за Поклонной горой и Кутузовой избой.

– Так… – вздохнул Монахов.

– Говорят, тот самый!

– Какой тот самый? – поручик на секунду приостановил сборы.

– Ну, тот самый, пропавший без вести. С нижегородской фамилией.

– С нижегородской фамилией, – снова вздохнув, повторил Александр Александрович.

– Но не велено говорить даже вам-с! – посланец перешел на шепот. – Личное распоряжение товарища министра внутренних дел.

– Вот как? А что мне велено говорить? – поручик вскинул бровь, после чего удивления уже не выказывал.

– Что господин начальник Московского охранного отделения, а с ним и начальник сыскной, возможно даже сам градоначальник, – все там будут!

– Все мы там будем, – произнес себе под нос сотрудник охранки.

– Велено и вам экипаж подать, – добавил вошедший.

– Так подайте! И впредь попрошу соблюдать субординацию. Выучить порядок обращения к чинам десятого класса^[1], полагаю, не так сложно.

– Честь имею.

Александр Александрович оперативно завершил сборы и вышел через черный ход на улицу. Правда, покидая большую служебную квартиру в Малом Гнездниковском переулке, в шаге от штаб-квартиры Московского охранного отделения и двух шагах от сыскной полиции, Монахов зачем-то выждал, пока посыльный уйдет вперед, остановился и быстро перекрестился…

2

В Малом Гнездниковском, несмотря на столь ранний час, было уже оживленно. Подъезжали и отъезжали экипажи и редкие тогда еще автомобили. Ржали кони и урчали моторы. Ругались извозчики и мели мостовую дворники. Чины охранного отделения и сыскной возвращались со смены либо только заступали на нее. Был среди прочих и Аркадий Францевич Кошко – глава МСП^[2], известный в определенных кругах как русский Шерлок Холмс.

– Аркадий Францевич! – окликнул давнего знакомого Монахов.

Однако Кошко не ответил и прошел мимо. Могло даже показаться, что он и знать не хочет Александра Александровича. Вместо приветствия сыщик сел в автомобиль и с многочисленной полицейской свитой, занявшей еще несколько транспортных средств, унесся вдаль. Монахов успел заметить лишь, что у коллеги было очень хмурое выражение лица. И вскоре станет понятно почему.

Но слушать доклады было некогда. Поэтому поручик сел в поданную пролетку и приказал править сразу к месту происшествия. А дальше: Малый Гнездниковский – Большой Гнездниковский – Страстная площадь – Тверской и Никитский бульвары – Арбат – Смоленская улица – Бородинский мост – Большая Дорогомиловская дорога и, наконец, Можайское шоссе.

Плохо спавший офицер вполне ожидаемо задремал в пути. А когда проснулся на одной из характерных для Москвы 1913 года выбоин, увидел неизвестно когда подсевшего попутчика. Почти сразу признал в нем письмоводителя градоначальства и даже успел напомнить тому о субординации. Новый пассажир принял нотацию к сведению и оказался даже чуть более разговорчивым, чем посыльный, хотя ненамного:

– Вот, – он протянул поручику какую-то газету.

– Что это? – спросил Монахов.

– «Московский листок». Не читали еще?

– Что-то читал. Но буду премного благодарен, если просветите, о чем идет речь в данный момент.

– Могу прочесть вслух?

– Разумеется.

Письмоводитель надел узкие, подпирающие виски очки по моде своего времени и принялся читать:

– За Дорогомиловской заставой на землях крестьян деревни Фили уже значительное время производится свалка мусора в глубоком овраге… Так, не то… Вот это… А на днях один из тех, кто оставался в том овраге на ночлег, был завален горой мусора насмерть! – писарь сделал многозначительную паузу.

Но собеседник так на него посмотрел, что тот поспешил продолжить.

– Вместе с ним в вырытых конурах ночевали и другие мусорщики, которым удалось выкарабкаться из-под горы нечистот. Они поведали крестьянам об обвале, и с их помощью отрыли труп несчастного бродяги. Григорий Кисловский, «Московский листок», – дочитал он и поднял глаза.

– И какой вывод из всего этого предлагается сделать? – спросил Монахов.

– На свалках, в русле древней Неглинки, вокруг Сукиного болота, да и здесь, за Дорогомиловской заставой, часто находят неопознанные тела. Но этот…

– Что этот? И при чем тут политическая полиция? – Монахов рассуждал как бы сам с собой.

– Это ж ваш почти. Пропавший без вести… – повторил письмоводитель вслед за посыльным.

Но договорить не успел. Потому что проехали Дорогомиловскую слободу, и впереди замаячило место происшествия. А самое главное – из оврага послышались отзвуки ружейных выстрелов. Оценив обстановку, поручик приказал кучеру припустить, насколько было возможно.

3

Вскоре Александр Александрович стоял на дне оврага и обозревал окрестности. Зрелище открывалось жуткое, отвратное и богомерзкое, как еще напишет «Московский листок». Громадная куча всевозможных отходов человеческой жизнедеятельности, источавшая зловоние на много верст кругом, с некоторых точек зрения даже заслоняла солнце!

Вдобавок повсюду шныряли крысы. Гигантские, откормленные и злющие, если опять же пользоваться языком господина Кисловского из бульварной газетенки. И именно по крысам и палили из ружей двое конвойцев, сопровождавшие высокое начальство.

– А ну пшла отсюда! – кричал один.

– Пали по ней, пали! – подначивал другой.

Впрочем, от солдат было больше шума, чем толку. Грызуны чувствовали себя подлинными хозяевами этого забытого богом и приличными людьми места. Не исключено даже, что пальба дополнительно привлекала их внимание.

Монахов беззвучно выругался и подошел к старшим офицерам. На месте уже были и начальник Московского охранного отделения Мартынов, и его помощник барон фон Штемпель, от градоначальства, одновременно отвечавшего за работу всей полиции в городе^[3], – вице-губернатор Устинов, от сыскной – пока непонятно…

– Вот и Александр Александрович пожаловали, – констатировал Мартынов. – У нас для вас печальные известия.

Монахов сухо со всеми поздоровался и не без претензии спросил:

– И почему же мне не докладывают о личности покойного?

Старшие офицеры переглянулись.

– Возможно, нам понадобится и ваша помощь, Александр Александрович… – предупредил Мартынов и подозвал полицейского медика. – Гаврилов! Поди сюда.

– Слушаю, Александр Павлович! – эскулап засеменил к начальству, но из-за едва проходимой грязи продвигался не быстро.

– Покажите поручику тело, – скомандовал начальник охранки, а потом добавил: – Пусть сам посмотрит и выскажет свои предположения…

Монахову ничего не оставалось, как пойти полицейскому медику навстречу, чтобы мелкими шажками и держась друг друга вместе добраться до покойника.

После чего перед ними открылось не самое привычное и не самое приятное зрелище. Аркадий Францевич Кошко, знаменитый сыщик начала XX века, гроза преступного мира и рыцарь без страха и упрека, – по мнению многочисленных своих почитателей, стоял на коленях перед накрытым простыней телом и тихо плакал. А когда появились другие люди, молча встал и ушел.

– Не видел его таким прежде, – признался Монахов, но больше самому себе.

– Смотрите, – доктор осторожно отодвинул простыню с лица и тела мертвеца.

– Господи! – вырвалось у поручика помимо воли.

Перед ним лежало голое тело чиновника для поручений при начальнике Московской сыскной полиции, главного помощника Кошко, коллежского секретаря Викентия Двуреченского. Почти все оно превратилось в какое-то жуткое месиво, а вдобавок местами уже было изъедено крысами.

– Сможете его опознать? – спросил медик и даже сам отвернулся.

Поручик снова выругался. И пробормотал себе под нос:

– Двуреченский – вполне нижегородская фамилия, что правда. Город стоит на двух великих реках.

Но громко, вслух, сказал уже следующее:

– Это Викентий Саввич.

– Почему вы пришли к такому выводу?

– Я хорошо знал покойного, – сообщил Монахов как будто нехотя. Но, быстро поняв, что доктор таким ответом не удовлетворится, продолжил: – Шрам на шее не от крыс… А от Русско-японской войны, о сем есть соответствующие записи. Вдобавок правая нога чуть короче левой. Он говорил об этой своей особенности не раз. Ну и нет мизинца на одной руке – он его в детстве потерял.

– Ясно, – констатировал врач. – Но все-таки… вы уверены?

– Я же не первый, кто поучаствовал в опознании? – сухо заметил Монахов и поспешил перевести разговор на другую тему. – Какая предварительная причина смерти?

– Многочисленные травмы, несовместимые с жизнью. А также, возможно, и асфиксия или, по-простому говоря, удушье.

– Удушье или удушение?

– Вас интересует, мог ли он задохнуться сам? – полицейский медик покачал головой. – Больше склоняемся к тому, что ему помогли. Но пока это лишь prognosis, обоснованное предположение. Не имея полных данных, не буду ничего утверждать.

– Понятно. А время смерти?

– Тоже лишь prognosis. Но со дня рождения наследника^[4] он тут пролежал, а может, и дольше. И уж точно не погиб при завале третьего дня. Хотя крестьяне, что его нашли, и были уверены в обратном.

– Спасибо за то, что ввели в курс.

Медик собирался уже накрыть тело, но Монахов жестом остановил его:

– Если позволите, я хотел бы еще немного… Мы были близко знакомы. Свободны!

Доктор почесал в затылке, кивнул и удалился. А поручик снял шляпу и еще с минуту стоял молча, разглядывая изуродованный труп.

– Все под богом ходим, – послышался голос фон Штемпеля за спиной.

– Да, не самый приятный повод собраться, – согласился Монахов.

– Дознание продолжается, – известил барон. – Но есть по меньшей мере две различные версии относительно личности покойного.

– Я весь внимание, Борис Александрович.

– Первая, что перед нами чиновник для поручений при начальнике Московской сыскной полиции, коллежский секретарь Двуреченский Викентий Саввич. О том говорят его многочисленные шрамы, а также сослуживцы. Родственников, к сожалению, мы не нашли. Да, еще местный мусорщик из числа бывших каторжных, которого Викентий Саввич грешным делом когда-то отправил по этапу. Собственно, он первым и опознал нашего дорогого коллегу.

– А вторая версия? – Монахов едва заметно напрягся.

– Вторая, что перед нами золоторотец^[5] Кузьма Гончуков, клика Гнойный, – Штемпель посмотрел на сослуживца как-то по-особенному, мол, а то ты его не знаешь. – Последний бродяжничал, много пил и, по некоторым свидетельствам, сложил свою голову под каким-то забором еще лет пять назад. И хотя пока что его почти никто не опознал, но…

– Но?