– Встань, батюшка, – аккуратно поднял я его за локоть и лично отряхнул со щеки подсохшую землицу, не побоявшись испачкать руку. – Да благослови – трудно нам будет.

– Ступай с Богом, цесаревич! – явив слезы умиления на бородатом лице, перекрестил меня поп.

Когда мы вернулись к народу, я с удовольствием отметил сложные лица. Сцену видели все, и о теме, которую хотел обсудить иерей, догадались тоже все – а где здесь сложность? – и потом понаблюдали короткий разговор, после которого поп пережил глубочайшее раскаяние, а потом обрел благодать (возможно с моей помощью – я же его за руку поднимал) и благословил меня. Это ли не повод задуматься о том, так ли уж важна борьба со старообрядчеством?

Понятие «репутации» в мои времена видоизменилось – высокая плотность информационного пространства, обилие любителей оправдывать любое скотство – нередко этим уникумам даже не платил никто! – и динамика жизни позволяла похоронившим репутацию людям и дальше заниматься мутными делишками – их косяки банально смывали свежие инфоповоды, но здесь «репутация» значит очень много. В моем случае репутация – чуть ли не главный актив. Я благодарен Высшим силам за тот подвал – благодаря ему я в глазах верующих обрел статус бывалого экзорциста, а мои «опровержения» журналистских и народных слухов придали событию достоверности. На горизонте маячит территориальное приобретение, а японский Император своей волей – в газетах писали – масштабировал часовню памяти Никки в полноценный храм. Это его регенерация впечатлила. И это – язычники, для которых православие признавать болезненно: оно же ставит под вопрос «божественность» Муцухито. Чего уж про наших говорить, 99% которых в вере крепки, просто попов не любят.

Погрузившись в коляску – в карете жители Владивостока меня не увидят – мы отправились в дом губернатора, где нас дожидаются местные и съехавшиеся из других поселений промышленники.

«Промышленники» в эти времена – это не только владельцы заводов, фабрик и мануфактур. «Промышленник» – тот, кто «промышляет». Добыча ресурсов, пушнины, рыболовство – это все «промышленники». Потом с терминологией разберусь, из Петербурга и с папиной помощью, а пока меня интересуют те, кто «промышляет» золотодобычей и прочим.

В зале для приемов было не протолкнуться – сидеть не довелось никому, потому что мебель, исключая приготовленное для меня кресло, вынесли, чтобы побольше народу влезло. У противоположной входу стены, помимо кресла, нашлась крупномасштабная карта Области, и я понял, что способен закрыть по памяти немало «белых пятен». Но лучше сформирую и отправлю туда экспедиции – не один я работать должен.

– Здравия вам, братцы, – мощно ворвался я в помещение и через сформированный поклонившимися людьми коридор прошел к карте. – Времени мало, поэтому буду краток. Во-первых, от лица Империи выражаю вам благодарность за вклад в развитие этих некогда диких мест.

Промышленники ответили не хуже вымуштрованных солдат:

– Рады стараться, Ваше Им-пе-ра-тор-ско-е Вы-со-чес-тво!

Нельзя меня сокращать для облегчения хорового скандирования.

– Во-вторых, Империя в эти края пришла навсегда. Транссиб тому лучшее подтверждение. Но покуда он не готов, нам придется обойтись морскими перевозками и своими силами.

Мужики приуныли – я как бы попросил их открыть мошну поглубже. Да не боитесь!

– Край нам достался богатейший, – продолжил я. – Главное – научиться пользоваться им в полной мере. Прошу поднять руки тех, кто занимается или занимался добычей золота.

Руки подняла примерна пятая часть собравшихся.

– К вам обращаюсь, братцы, – окинул я их взглядом и подошел к карте. – Мы со служивыми завтра на границу отбываем, Манчжурию присоединять. Сколько времени это займет, никому неведомо – китайцы торговаться любят, но для определенности поставлю вам срок в пять дней. За эти пять дней вы, уважаемые золотодобытчики, должны будете разработать для представления мне план по организации экспедиций и добыче золота вот здесь, – я нарочито-неточно обвел пальцем большие круги в будущей Магаданской области и Хабаровском крае – там, где или «белые пятна», или леса нехоженые. – Края суровые, поэтому особое внимание уделить требуется теплым жилищам, обеспечению одеждой и нормальной кормежке – я не хочу разменивать золото на жизни подданных, которые за год работы на приисках вернутся больными калеками. И да, братцы – золота в этих краях хватит на всех, поэтому не стесняйтесь организовываться в компании на паях. Золото – это основа могущества государства. За золотом, братцы, пригляд будем держать строгий, и, если что, пеняйте только на себя – Империя знает о том, как именно ее золото вывозят лихие люди. В осетра прячут, например.

Мужики гоготнули – тоже умных повидали.

– Я знаю, что ворья да контрабандистов в этом зале сейчас нет, – сделал я им приятно. – Поэтому прошу бескорыстно помочь Империи навести порядок в добыче и перевозке золота. Задача проста – в дополнение к планам добычи составить опись со всеми известными вам способами контрабанды золота. К ним приложить предполагаемые методы борьбы. Сами вы подобной мерзостью, понятное дело, не занимались, но могли что-то слышать, без имен и названий поселений.

Мужики покивали – слышали, но сами ни-ни! Мне наработки наших хитрожопых добытчиков нужны не столько для борьбы с контрабандой – ее целиком на нынешнем технологическом уровне не задавишь, потому что страна вон какая, и на каждом метре кристально честного таможенника не поставишь – а отдать японцам, чтобы американцы как можно дольше не понимали, что именно вывозят с Аляски.

Таможня это вообще жуть – еще у Гоголя Чичиков на нее работать пошел, с хитрым планом: корчить из себя образцового служаку, чтобы потом, после череды повышений, брать взятки по-крупному. Изменилось ли с тех пор что-нибудь? Ой сомневаюсь!

– Далее предлагаю разобраться с производствами, – сложив руки за спиной, я отвернулся от карты. – Из Манчжурии я вернусь с китайской контрибуцией. Финансовая ее компонента ляжет в основу Дальневосточного Промышленного банка, нужного для выдачи займов под символический процент членам Общества Промышленного Развития Дальнего Востока. Таковое общество вам нужно за время моего отсутствия должным образом организовать. Я, с вашего позволения, стану его почетным членом и поспособствую тому, чтобы нам не чинили препон – в развитии этих мест Его Императорское Величество видит великую значимость.

Мужики просветлели лицами – государство не только привычно обирать собралось, но и помогать. Да как помогать – давать денег и Высочайшую «крышу», так-то чего мануфактуры не строить?

– На этом, братцы, мы первую нашу встречу заканчиваем. Думайте, прикидывайте перспективы, соразмеряйте свои силы, и Империя отплатит вам добром за добро.

* * *

Визит цесаревича в любом случае разворошил бы Владивосток, но такой программы никто не ожидал. Когда дикой кометой пронесшийся по городу Георгий уже погрузился в заслуженный сон, видя в нем Промышленное, Торговое, Аграрное и Просветительское общества – не ограничиваться же только промышленностью и банком! – в доме старовера-миллионщика Афонина собрались единоверцы. Классовые различия были временно забыты, и здесь нашлось место не только дворянам с промышленниками, но и купцам. Собравшиеся пребывали в прострации, и только потрескивание керосинок, тиканье ходиков да тихий голос Кирила нарушали тишину.

Здесь собралась вся старообрядческая элита Области с примкнувшими к ним посланцами староверских общин со всей Империи и даже из обеих Америк. Особых надежд никто из приехавших во Владивосток и отложивших все дела не питал: просто привыкли держать нос по ветру и быть в курсе – информация же тоже товар, и нередко гораздо более ценный, чем банальная древесина или даже высокотехнологичный промышленный продукт «подшипник».

Центром внимания уважаемых господ стал вчерашний матрос и сын разорившегося купца Кирил. В другой ситуации, даже не смотря на общие духовные убеждения, с ним бы и разговаривать бы толком не стали, но теперь он ни много не мало, а личный торговый представитель цесаревича, чему каждый из присутствующих стыдливо – потому что грех смертный – завидовали. Торговый представитель рассказывал долго, и по мере рассказа прострация только усиливалась.

Старообрядцы от царской власти натерпелись изрядно, и пиетета к Романовым через это испытывали меньше других подданных. Настолько «меньше», что даже среди вот этой полусотни гостей миллионщика Афонина при желании можно было отыскать любителей подкинуть деньжат народовольцам и прочим диссидентам. Череда событий, подкрепленная рассказом Кирила «из первых уст», заставила их глубоко задуматься в правильности такого подхода, но многовековое недоверие быстро не лечится – именно об этом и решил высказаться купец первой гильдии Гущин:

– Головы терять нельзя. Сколько мы сладких речей наслушались, а воз и ныне там. То, что Наследник три города нам с царского плеча кинуть решил, еще вилами по воде писано. Бумаги – нет, а коли она будет, так Царь и отменить может.

– Думаешь, врать Его Высочество будет? – нахмурился на него Кирил.

В другой ситуации Гущин бы отмахнулся от него, аки от навозной мухи, но теперь нужно было проявить разумную осторожность, поэтому купец погладил благообразную, кудрявую русую бороду и сдал назад:

– Отчего же «врет»? Молод Его Императорское Высочество. Ноша Наследника тяжела, и перешла к нему нежданно-негаданно. Ты, Кирю… – замаскировав невольную оговорку «кхеком», Гущин исправился. – Ты, Кирил, волчонком на меня не гляди. Понимаю – такую кашу наш цесаревич заварил, и вся толковая. Значит – голова у него светлая. Да только оттуда, – он ткнул пальцем в выходящее на Запад окно. – Из столицы, могут и одернуть, за то, что влез туда, куда не велено. Его-то одернут, а нам – прилетит.

– Построим на радостях храм, а его потом Никониановым отдадут, – усилил промышленник Митькин, владелец двух десятков артелей по добыче пушнины.

– Не таков Георгий Александрович, чтобы супротив царской воли переть, – насупился Кирил. – Каждый день телеграмм во-о-от такую кипу из Петербурга разбирает. Обратно такую ж кипу шлет. На столе у него видал, от Его Величества, так и написано: «план твой одобряю».

– Банк обещает, да только деньги-то в рост давать собрался, – заметил заводчик Сизов.

– А тебе просто так денег давать должны? – поднял на него бровь хозяин сапожной мануфактуры Баулин. – Это нам грешно, а Его Высочеству – нет. И процент символический.

– «Символический» – это какой? – ехидно спросил купец Захаров. – Ежели, к примеру, процент символизирует наше желание поделиться капиталами с дармоедами, так его и в три сотни можно нарисовать.

– Под три сотни брать дураков нема, – фыркнул Кирил. – Георгий Александрович при мне говорил – «только плохая власть невыполнимые приказы отдает». И он же в обчества Промышленное да другие сам вступает, а банкира выписал вообще американца, и не директором, а чтобы пригляд за начальниками держал – понимает, что нас за веру нашу душить будут, ссуды не давать.

– А главой-то кто будет? – прояснил важное хозяин дома.

– То мне неведомо, – развел руками Кирил. – Я не в свое дело не лезу – ежели Его Высочество нужным посчитает, сам скажет. Ну а нет, – пожал плечами. – Не моего купеческого ума дело.

Захаров и другие купцы поморщились – ударив по себе, Кирил отвесил оплеуху им. И заслуженную – чувство ранга в Империи впитывается с молоком матери, и до больших дел и состояний без него физически не добраться. Прав молодой – купцам в политических делах делать нечего.

– А пошлина? – первым пришел в себя купец Гущин. – Обчество торговое обещает, а про пошлины – ни слова!