За окном, с безоблачного неба светило подбирающееся к полудню солнце. Пыльный воздух был наполнен конским ржанием, скрипел колесами телег, доносил обрывки разносящихся над обозом команд. Не так уж нас и много – сотня наших (остальные уже на месте или недалеко от него) и японская тысяча, вызвавшая у наших офицеров задумчивое покачивание усами, потому что вымуштрованы на совесть. Вооружение ничего так – магазинная винтовка «Мурата» тип 22 – самая «свежая», и десяток 75-ти миллиметровых орудий от херра Круппа.

С боевыми японцами прибыли японские инженерные и тыловые войска, и неожиданный, но вполне логичный японский принц Арисугава. Ну а как ему дома сидеть? Тут же так интересно, тут есть я – со мной говорить очень полезно – а еще лишней воинской славы не бывает. Японцы чисто номинальное участие в операции внутренней пропагандой раздуют до эпичнейшей победы над ненавистными китайцами, а самого принца будут носить на руках много лет. Я не против – русско-японские отношения нужно выстраивать и крепить десятилетиями, так что пусть пообщается с нашими «ВИПами».

Во время поездки от порта, где мы гостеприимно – хлебом-солью – встретили японских партнеров, я успел обменяться с Арисугавой новостями.

– С нами прибыли заказанные вами открытки, Романов-доно, – порадовал он новостью. – В знак нашей дружбы, я позволил себе добавить к ним некоторое количество копий наших произведений искусства и портреты прославленных воинов в традиционных доспехах.

– Это щедрый подарок, Арисугава-доно, и я с радостью его приму – копии и портреты займут достойное место в будущем музее.

– Его Императорское Величество высоко ценит сотрудничество между нашими государствами, поэтому распорядился готовить больше знающих русский язык специалистов, – похвастался принц. – Кроме того, Его Императорское Величество счел вашу идею об открытии японского музея блестящей, поэтому распорядился обустроить музей русской истории и культуры в Токио.

– Его Императорское Величество, в свою очередь, высоко оценил перспективы сотрудничества между нашими государствами. В следующем апреле здесь, во Владивостоке, начнется строительство Восточного института, в работе которого приоритет будет отдан изучению японского языка и вашей культуры, – с удовольствием похвастался я в ответ.

С тех пор, как мы покинули Владивосток, дорогой узкоглазый друг едет не в моей карете – со своими, чтобы обсудить важные вопросы. Что ж, он, в отличие от меня, в военном деле сечет, поэтому с нашей стороны им был выделен непосредственный командующий объединенной группировкой – военный губернатор Николай Михайлович Чичагов. Переводчики у японцев свои, я от себя добавил Андрея – с собой в столицу заберу, пусть китайский учит, потому что японский я знаю сам, а кадр толковый, честный, пригодится.

Власть административную представляет вице-губернатор Яков Павлович Омельянович-Павлеко, он же составляет мне компанию вместе с князьями Барятинским и Ухтомским – Оболенский будет ждать нас на месте, ибо «как в городе усидеть, Георгий Александрович? Отпустите на границу!».

– Каждый человек на своем месте быть должон, – сложив руки на солидном брюшке, вещал вице-губернатор.

Военный мундир на этом медлительном, грузном, склонном к долгим размышлениям, по виду совершенно штатском чиновнике смотрелся чужеродно, но, как ни странно, военный опыт у вице-губернатора имеется. Медлительность и «разумизм», конечно, несколько тормозят делопроизводство и удлиняют совещания, но они же позволяют ему избегать ошибок и дурных решений. Мне компания Якова Павловича приятна, потому что позволяет ознакомиться с актуальными времени консервативными взглядами.

– Крестьянин – хлеб взращивать, – развил Яков Павлович мысль. – Сапожник – обувку тачать, купец – торг вести.

Тоже своего рода конфуцианство.

– Ежели каждый крестьянин в купцы али, положим, разночинцы метить будет, – он вальяжно почесал бритый подбородок между мощными бакенбардами. – Так он же, собака, хлеба не вырастит!

Столько крестьян стране не надо – нужны агрохолдинги, по этим временам – латифундии, помноженные на нормальную логистику и индустриальную экономику. Потихоньку сделаем.

– Я с вами согласен, Яков Павлович, – соврал я. – Порядок завсегда нужен.

Спорить с ним бесполезно – сразу замолкает и вежливо улыбается, чтобы не расстраивать цесаревича. В таком виде он для меня бесполезен, так что пусть лучше вещает.

– Без порядка все поглотит анархия! – важно выпучив глаза, выдал он зловещее предсказание. – Ежели порядку не будет, мы до того докатимся, что люди на руках ходить станут, да на французский манер лягушками да улитками питаться!

Мы с князьями хохотнули, и прекрасно считавший мою стратегию поведения – «тянуть прикол с пожилого чиновника» – Барятинский поделился международным секретом:

– У них, говорят, содомия в большом почете.

Грохнули, Яков Павлович перекрестился:

– Демократия ведет к утрате порядка. Что это за государство, когда правят временщики? Ему-то какое до страны дело? Он же временный, а спросу с него нет – наворовал да шасть в отставку! Это порядок разве?

С такой точки зрения звучит очень даже правдоподобно – насмотрелся, как вместо национальных интересов святые западные демократы начинают отстаивать какие-то эфемерные «ценности».

– А ежели хозяин есть, – Яков Павлович вытянул перед собой сжатый кулак. – Вот тогда и порядок имеется – Императору деваться некуда, он и вверенная ему Господом нашим держава связаны неразрывно.

Николая II ведь предлагали отдать англичанам, но те почему-то решили не брать, значит и этот тезис вице-губернатора вполне верен: кому царь без царства нужен?

– Песню за-певай! – раздалась за окном команда.

Ожил сопровождающий нас штабной оркестр – в эти времена музыкантов на поле боя уже не пускают, нет смысла – и дальнейшая беседа сделалась невозможной. Высунув голову в окно, сквозь танцующую в воздухе пыль, я с огромным удовольствием покрутил головой, любуясь поющими солдатами и офицерами. С таким боевым духом не то что на Манчжурию, с ним и на Царьград идти одно удовольствие!

Глава 5

Прохладный вечерний ветерок доносил запахи костров, поспевающего ужина, пасущихся за пределами полевого лагеря лошадей и – едва ощутимо – проснувшейся природы. Обрывки разговоров вместе с дымами уносились в усыпанное яркими звездами небо. Не слепи многочисленные костры глаз, посмотрев налево, я мог бы увидеть Корею. Правее – собственно Манчжурия. Граница всего в двух километрах от нас – достаточно, чтобы нас не обстрелял кто-нибудь с той стороны. Перебдели, так-то нам ничего не угрожает – над границей второй день висит настоящий разведывательный воздушный шар, что плохо знакомого с армией меня поразило до глубины души. Когда Александр телеграфировал, что «пришлет воздухоплавателей», я решил, что прибудут гражданские энтузиасты. Нифига – прибывшие аэронавты являются служащими Учебного воздухоплавательного парка, подразделения Российской Императорской армии. Подчиняется Комиссии по воздухоплаванию, голубиной почте и сторожевым вышкам. Короче – связисты!

С шара сигналы передаются флажками – смотреть надлежит в недурного качества подзорную трубу. По ночам – спускают по веревке «якоря» корзину с донесением.

Тело Николая прибыло сюда с нами, и теперь потихоньку летит по воздуху в Иркутск. Вот так сохранить тело до Петербурга вполне реально – доберется гораздо быстрее. Александр, получается, в надежности актуального времени воздушного транспорта уверен.

Мне предлагали разместиться в домике пограничного поста – он тут совсем рядом – но я выбрал обыкновенную офицерскую палатку. Суворов с солдатами ночевал, значит и мне надо – вдруг от этого полководческий талант появляется? Перед нею поставили дощатый стол и дощатые стулья, на которых разместились мы с тремя князьями, японским принцем – позади последнего стоит переводчик-японец, чтобы мне не утруждаться – военным губернатором, тремя нашими офицерами и японским подполковником. Отдельного упоминания заслуживает начальник пограничного поста, коллежский асессор Ковалёв – он гражданский, потому что пограничники и таможня в эти времена подчинены одному и тому же ведомству. Это тоже придется исправить.

– Удачно перепела пролетели, – на правах старожила – третий день в лагере прожил! – заметил Оболенский, с хрустом оторвав ножку от запеченной в огне тушки.

Не здесь – с китайской стороны, где местные жители их набили и продали нам по цене пять копеек за пару. А чего им? Вызванный смертью Николая всплеск агрессии до сюда не добрался – хотя добрались слухи об этом – а торговать с пограничниками и время от времени наведывающимися сюда купцами местные привыкли. Я дополнительно велел отправить в Манчжурию гонцов, которые расскажут китайцам, что скоро будет нужно принять православие, выучить русский и быть готовыми отдать детей учиться в русские школы – последних пока не существует, но в будущем обязательно! Несогласным будет выплачена мелкая компенсация и дозволено покинуть обжитые места вместе с имуществом, но транспорт ищи сам.

Очень жалко людей на самом деле – они же реально ни в чем не виноваты, а я их в шею гоню. Но ведь выбор есть? Почему бы не жить как русский человек? Мы что, плохие? Ах, так?! Ну и скатертью дорога! Оставшимся освобождение от налогов на пять лет – включая будущих поселенцев, которые в дополнение получат пятьсот рублей «подъемных». Подданство Империи решивший остаться китаец получит через три года без нарушения законов. Нарушил – будь добр проследовать на ПМЖ в родной Китай, нам тут таких умных не надо. До этого за пределы Приморской губернии выезжать нельзя – на всякий случай.

Шпионов будет столько, что крути любого – не ошибешься, ну так и что? Секретных объектов здесь нет и не будет – иностранцев со всех сторон как грязи. Крепости, флот и армию прятать бесполезно – все равно узнают, это штуки заметные. Словом – пускай будут, потому что вреда принести неспособны физически.

– Удачно, – согласился военный губернатор, оторвав другую.

– Предприимчивый народ, – поделился наблюдением Ухтомский, отхлебнув компоту.

К сожалению для многих, я не стал закрывать глаза на нескольких попавшихся на глаза покачивающихся краснорожих «старожилов» и объявил сухой закон до конца кампании. Ругают поди служивые, но мы же не на курорте, а на учениях!

– А чего им? – пожал плечами Ковалёв. – Давно рядом живем, ко всему привыкли.

Караванов китайских штук десять к границе приехало, торговать, и к вечеру убыли порожняком. Завтра, надо полагать, вернутся с пополнением – много нас здесь собралось, больше пяти тысяч без учета япошек. «С жиру бесятся» – так охарактеризовал любителей закупиться ерундой военный губернатор, а я был доволен тем, что казенное питание налажено отменно: полевые кухни Империя освоила и без меня, а американские припасы позволяют выдавать пайки побольше или продуктовые наборы тем, кто кашеварит в кругу товарищей – так можно.

– Китайцам неведома честь, – с высоты своего расизма заметил Арисугава. – И они готовы продать кому угодно что угодно!

Я бы поспорил, но это будет, как говорила Екатерина II, «политически близоруко». Да и смысл? Японский принц в силу своего происхождения и воспитания просто неспособен принять отличную от собственной точки зрения, поэтому подхватываем:

– Слышал я об одном случае – один китаец повадился ходить к жене другого.

Господа придвинулись поближе, демонстрируя внимание.

– Тому надоело носить рога, и он решил застрелить китайского Казанову. Взяв ружье, принялся бегать за ним по деревне и стрелять, да все мимо. Кончились патроны, а Казанова ему и говорит: «Могу еще продать».

Адаптация анекдота вызвала залп жизнерадостного гогота, и эстафету подхватил князь Барятинский:

– С вашего позволения, господа, поделюсь превеселым анекдотцем!

Мы приготовились.