– Видите ли, – задумчиво начала та, – убийца Артура определенно не был в здравом рассудке. А из всех описанных вами людей лишь Георгина Тафт выглядела помешанной. Сумасшедший лодочник – нонсенс! Извозчики и вовсе самые здравомыслящие люди в мире. Некоторые сомнения у меня имелись насчет Пьеретто… Но его мания находит выход на кухне. Оставалась лишь мисс Тафт.

Фостер озадаченно уставился на нее.

– Но из чего вы заключили, что она душевно нездорова?

– Ни одна вменяемая женщина не станет повсюду таскать с собой на руках живое существо размером с крысу, – отрезала гувернантка. – Поверьте, мой дорогой: это первый признак тяжелой одержимости.

2

Когда в саду сгустились сумерки и сырость просочилась сквозь оконные рамы, Фостер встал, отворил дверцу шкафа и с подобающей случаю торжественностью водрузил на стол бутыль кларета, алой на просвет, как рубин. Дрова в камине почти догорели. Хозяин подбросил еще и поворошил угли. Дерево вспыхнуло, затрещало, и по стенам заметались тени.

Сара Берк сидела в задумчивости. Наконец она тряхнула головой и проговорила:

– Что ж, мистер Фостер, вы задали нам отличную загадку. Она навеяла мне воспоминания об одной любопытной истории…

И поскольку экономка сделала паузу, Норидж и Фостер не преминули ею воспользоваться.

– Расскажите же! – попросил Натаниэль, устраиваясь поудобнее.

– В Кларидже, где я провела несколько лет, жил человек по имени Генри Гибсон, – начала Сара. – Ох, до чего неприятный! Щеки в оспинах, а губы толстые, влажные; он постоянно их облизывал. Гибсон был не стар, но повадки у него были стариковские. Постоянно кряхтел, жаловался на прострелы, – а ведь ему было не больше сорока. Он купил дом-развалюху и взялся перестраивать его сам. Думаю, жадность тому виной. Не хотел платить. Дела у него шли небыстро, но Гибсон частенько повторял, что торопиться ему некуда. Вечно он грубил, и ему ничего не стоило харкнуть на землю в присутствии дамы.

Последние слова экономка произнесла таким тоном, что немедленно стало ясно, кто была эта дама.

– Какой неприятный тип, – понимающе откликнулась миссис Норидж.

– Было ли в этом мерзавце хоть что-то хорошее? – сдерживая улыбку, спросил Натаниэль.

– Удивительно, но да. У Гибсона жила дворняга по кличке Даффи. Страхолюднейший из псов! Лапы короткие и кривые, а пасть широкая, как у жабы. Но такой умница – все только диву давались. У него на ошейнике имелся специальный кармашек. Гибсон по утрам клал туда монетку, и Даффи со всех ног мчался в лавку. Продавец забирал монету, протягивал Даффи газету, и тот с газетой в зубах бежал обратно. Он и на задних лапах умел танцевать, и замирать, если скажут «умри». Бывало, крикну ему «Пой, Даффи!» – так он принимается выть. До чего ж похоже на леди Глорию, когда она начинает голосом выкручивать кренделя!

И миссис Берк покатилась со смеху.

– Неужели это Гибсон обучил его фокусам? – спросил Натаниэль.

– Да, и проявил удивительный талант. Гибсон постоянно твердил, что Даффи его обогатит. «Уж не знаю, как именно, но этот пес принесет мне кучу денег». Другого подняли бы на смех. Но не его; ведь все мы видали, каков Даффи в деле. Немного я встречала людей, которые были бы и вполовину так умны, как этот пес. Гибсон без всякой жалости лупил его палкой или ремнем, коли был не в духе. Из-за этого у него выходили ссоры с соседями.

– Видно, они были сердечными людьми, – подал голос дворецкий.

– Кори Блустайла вы вряд ли назвали бы добряком, если б узнали поближе. Он был горбун. Крепкий, точно дубовая колода! Борода черная, а зубы – чисто сахар. Вы, должно быть, думаете, что увечье озлобило его? Что ж, с мужчинами Кори и впрямь был суров. Но с женщинами… – Глаза ее затуманились. – Он знал к ним подход. Женат он не был, но всегда находилась та, что стряпала ему еду и штопала его рубахи.

Дворецкий и гувернантка переглянулись.

– Кори держал дома белую суку по кличке Альма, – продолжала Сара. – Альма была дворняга, как и Даффи, и тоже большая умница, хотя до тех фокусов, что показывал этот пес, ей было далеко. А все ж она умела ходить на задних лапах и знала счет до пяти. Мечтой Кори было свести Даффи с Альмой. «От них пойдут такие щенки, – говаривал он, – что смогут читать проповедь с амвона вместо священника!» Горбун становился сам не свой, когда садился на любимого конька. Но вот загвоздка: Гибсон не подпускал его к своему псу.

– Отчего же? – удивился Натаниэль.

– Они с горбуном в прошлом судились из-за клочка земли. Дело давнее, однако Гибсон был злопамятен. Он не отказывал, но и не соглашался, постоянно находя отговорки. Обещал, что вот-вот Даффи войдет в лучшую свою форму и уж тогда он непременно отпустит его к Альме. Горбун пытался хитрить. Только начнется у Альмы течка, он уже под воротами у Гибсона. Но тот был начеку! Приглядывал за Даффи в такие дни строже, чем богатый папаша за дочкой на выданье. Когда горбун понял, что хитростью ничего не выйдет, он принялся подлизываться. Расписывал, какое великое вырастет потомство у этих двух собак, прельщал Гибсона картинами безбедной жизни, крутил так и сяк… Без толку! Гибсон держал Даффи при себе. Горбун злился, однако ж ничего не мог поделать. Приходилось ему облизываться на Даффи издалека и ждать, когда Гибсон сменит гнев на милость.

– Вы сказали, Гибсон ссорился с соседями, – напомнила Эмма.

– Так и было. С другой стороны участок Гибсона граничил с фермерской землей. Там жила вдова Нельда Вайсон со своими пятью отпрысками. Мал-мала меньше. Они обожали возиться с псом. Если Нельде надо было призвать эту ораву к порядку, она угрожала, что больше не пустит к ним Даффи, и ее сорванцы делались шелковыми. Не раз и не два Нельда пыталась выкупить Даффи у Гибсона. Но тот лишь хохотал ей в лицо. «Дурак я буду, если избавлюсь от этого пса. Я научу его сотне новых трюков и однажды продам заезжему богачу». Нельда не скопила бы денег на Даффи, даже если бы сдала в рабство своих детей. Вот она и скандалила с Гибсоном – от бессилия да несдержанного нрава. Один из ее сыновей, любимчик Нельды, страсть как привязался к этому псу. Это был болезненный мальчуган, тихий и ласковый. Если он начинал плакать, Нельда хваталась за сердце. А когда он улыбался, она выглядела счастливей всех на свете. Ее сынок прибегал к Гибсону каждое утро, чтобы погладить пса. Однажды Гибсон не пустил мальчишку, и Нельда так разоралась, словно у них дом сгорел. Может быть, вы скажете, что все это чепуха и никакая собака не стоила эдаких войн…

Экономка с тревогой взглянула на собеседников.

– Моя дорогая миссис Берк, каждому известно: соседи – это те люди, что готовы свернуть вам шею по самому ничтожному поводу, – утешил Натаниэль. – К тому же найти хорошую собаку не легче, чем хорошую жену. Продолжайте, прошу вас!

Сара приободрилась.

– Может быть, горбуну или Нельде удалось бы добиться своего. Но в наш захудалый городок приехал бродячий цирк. Не какой-то запущенный зверинец с цыганами и грязными мартышками! Настоящий, все честь по чести: шатер, а в нем бородатая женщина, канатоходец и пудель в цилиндре. Он танцевал и бегал на передних лапах. Гибсон сходил на представление и вдруг объявил, что продаст своего Даффи хозяину цирка. «Их облезлый пудель ничего не стоит против моего пса!» Цирк остался на месяц. Гибсон пообещал, что к концу этого срока выколотит из циркачей кругленькую сумму. Может, он был прав, – задумчиво проговорила она. – Даффи умел много такого, что пуделю и не снилось.

– И все же его план не осуществился? – спросила Эмма.

– Неделю спустя Гибсон был найден мертвым. Его повесили на его же собственной веревке. Незадолго до этого он взялся укреплять изнутри стропила; с помощью веревки он собирался поднимать наверх доски. Кто-то затянул на его шее петлю да и выбил стремянку из-под ног.

Сара откинулась на спинку стула и переплела на животе пальцы, показывая, что история завершена.

– Что ж, мы должны угадать преступника… – неторопливо начал дворецкий, – но тогда я хотел бы получить кое-какие ответы…

– Извольте!

– Кто нашел тело?

– Его приятель, заглянувший тем же вечером, чтобы потребовать долг.

– Надо полагать, подозрения сразу пали на горбуна и соседку?

– Именно так. Гибсон продал бы Даффи, к гадалке не ходи. И разбил бы сердце сразу двоим: сынку Нельды и горбуну.

– Хм-хм-хм… – Натаниэль осушил свой бокал. – Подозревать могли обоих в равной степени?

Сара кивнула:

– И Нельда, и Кори в день убийства были дома. Гибсон погиб около полудня, и в это время их никто не видел.

– Еще сложнее… – пробормотал дворецкий. – Что ж, тогда скажите: как выглядела фермерша?

– Рослая крепкая женщина, – с готовностью отвечала экономка. – Она могла схватить бегущего барана за рога и уткнуть мордой в землю, чтобы он стоял смирнехонько.

– А характер, по-видимому, вспыльчивый?

– Когда Нельда впадала в ярость, ей старались не попадаться под руку, – подтвердила Сара. – К тому же она была не дура заложить за воротник.

– Мда… Вы задали непростую задачу, миссис Берк! Что скажете, миссис Норидж?

– Спрошу, сколько лет было старшему сыну фермерши.

Сара обернулась к ней:

– Двенадцать или около того.

– А тому, которого Нельда любила больше прочих?

– Не больше восьми.

Гувернантка сложила руки на груди и задумалась. Натаниэль озадаченно чесал в затылке, пока Сара, посмеиваясь, переводила взгляд с одного на другого.

– Позвольте уточнить: в каком месяце приехал цирк? – наконец спросила Эмма.

– В июле.

– Гибсон отправился туда сразу же?

– В первых рядах, – подтвердила экономка. – Трижды смотрел представление!

– И все же он не собирался продавать Даффи незамедлительно, верно?

– Так и было, – признала Сара.

Миссис Норидж негромко засмеялась.

Натаниэль озадаченно уставился на нее:

– Только не говорите, что вы разгадали загадку!

– Это не так сложно, как кажется.

– Поверить не могу!

– И все же я думаю, что знаю ответ.

– Как вы догадались?

– Ключ в том, что Гибсон не отвел своего пса в цирк сразу, – объяснила Эмма. – Он хотел дождаться конца месяца.

Дворецкий вопросительно взглянул на экономку, но та хранила непроницаемый вид. Натаниэль запустил пальцы в седеющую шевелюру.

– Нет, я отказываюсь понимать, – признался он наконец. – Объясните же, миссис Берк!

– Уступлю эту честь миссис Норидж! Вдруг она ошибается?

– Миссис Норидж, умоляю!

– Я рассуждаю так, – начала Эмма. – Задержка в месяц может объясняться лишь одной причиной: Гибсон намеревался обучить пса новым трюкам.

– Звучит разумно! – согласился Натаниэль. – И что же из этого следует?

– Несомненно, он хотел поразить владельца цирка. Даффи должен был произвести впечатление. Старых фокусов было недостаточно. Гибсон придумал другие. Уверена, он поставил настоящий цирковой номер. Даффи должен был во всем превзойти пуделя. Лишь тогда Гибсон мог получить за него кругленькую сумму.

– Однако я по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните.

– С чего начинаются цирковые номера, мистер Фостер? – спросила гувернантка.

– М-м-м… Я не большой любитель цирка.

– И все-таки?

– Полагаю, с музыки?

– Они начинаются с того, что открывается занавес.

Натаниэль замер, сжимая в руке недопитый бокал.

– Занавес, – эхом откликнулся он и вдруг привстал. – Постойте! Уж не хотите ли вы сказать…

Лицо его озарилось догадкой.

– Все просто, – сказала миссис Норидж. – Чтобы открыть занавес, нужно потянуть за веревку, а затем закрепить ее.

– Бог ты мой!