Серьезные ребята – таких по пустякам гонять не будут. Видимо, дворцовые безопасники засуетились настолько, что ожидали подвоха даже от местных… Ну, или от четырех малоизвестных курсантов Морского корпуса, прибывших на церемонию награждения.

Впрочем, церемонией это было назвать сложно. Обычно такие мероприятия устраивают с помпой, военным оркестром и непременно под прицелом фото- и видеокамер, однако сегодня из Зимнего убрали всех, кого можно, и за дверями Малахитовой гостиной нас ожидали от силы человек десять-двенадцать. Я, разумеется, помнил в лицо и по именам чуть ли не всех, однако интересовала меня примерно половина.

Оля, зачем-то нарядившаяся в темно-синий брючный костюм. Разумовский в парадном кителе, увешанном орденами. И его высокопревосходительство канцлер. Келлер, как и всегда, облачился в штатское, вылил на себя целое ведерко одеколона и суетился. Сначала дернулся было нам навстречу, но тут же вспомнил, что в помещении нет ни единого журналиста, и работать на публику совершенно не обязательно. Впрочем, даже оставаясь рядом с остальными, Келлер все равно умудрялся мельтешить так, что я не сразу заметил за его изрядно раздавшейся в талии фигурой еще одного гостя.

Главного из присутствующих – если не по чину, то по фактическому положению уж точно.

Сиятельный князь Николай Ильич Морозов, как и подобает офицеру, в общей суете не участвовал. Стоял чуть поодаль, подпирая стену широкими тяжелыми плечами. За прошедшие десять лет мой старый знакомый разве что слегка раздался в талии, а в остальном не изменился ничуть: все так же сиял гладкой лысиной и так и не избавился от привычки тайком теребить сросшиеся с бакенбардами могучие седые усы.

Впрочем, нет, было кое-что еще новое – скрещенные фельдмаршальские жезлы под короной на золотых погонах. Прямо как те, что носил в свое время я. Видимо, покойный братец не жадничал и присвоил своему заместителю в Совете безопасности следующий классный чин.

Возможно, сразу после того, как прежний я отправился в некрополь у Александро-Невской лавры.

– Смотри – сам Морозов! – прошипел Камбулат. – Ничего себе!

Из моих товарищей сравнительно свободно себя ощущал только Поплавский. Он то ли уже бывал в Зимнем, то ли умел в любой ситуации иметь невозмутимый и лихой вид матерого вояки – даже блеск орденов и грозных начальственных очей его ничуть не смущал.

– Господа курсанты, – негромко скомандовал Разумовский. – В одну шеренгу – становись!

Мы тут же выстроились по росту. Первым Поплавский, за ним Камбулат, потом я и Корф, рядом с которым тут же встала Оля. Без команды, просто подошла, стуча по паркету каблуками туфель. Видимо, из-за нее весь подобающий в таких случаях военный церемониал и закончился: Разумовский молча кивнул и отошел в сторону, уступая место в центре его высокопревосходительству канцлеру.

– Доброго дня, судари… и сударыня!

Келлер развернулся к Оле и тут же натянул на лицо дежурную улыбку. Так, будто отрабатывал положенное шоу, забыв, что на этот раз вовсе не находится под прицелом фотокамер. Он и раньше не блистал особыми талантами, а за прошедшие десять лет, похоже, научился только кривляться для репортеров, выдавая зазубренные фразы.

Я вдруг подумал, что канцлер – вторая… ну, или по меньшей мере третья по значимости политическая фигура в государстве – чем-то напоминает марионетку. Дорогую, сшитую из отличных материалов, отлаженную до винтика и обретшую запредельное сходство с человеком, но все же способную говорить или двигаться, только когда у нее из интересного места торчит рука.

Знать бы – чья.

– Рад приветствовать вас всех, хоть нас и свели здесь сегодня не самые приятные события, – продолжил Келлер. – Однако мне – как и наверняка любому из присутствующих – отрадно видеть перед собой настоящий цвет нации, этих отважных молодых людей, которые, невзирая на опасность, все же смогли выполнить свой долг перед Отечеством и…

Дальше я не слушал. Эта речь, как и все предыдущие, затянулась минут этак на семь, однако по содержанию уложилась бы в пару строк. То, что задорно и с какой-то нездешней мужественностью в голосе вещал Келлер, в переводе на русский означало примерно следующее: мы награждаем вас без свидетелей и чуть ли не тайно, потому что спецслужбы и старик Морозов лично в очередной раз облажались, и четырем чуть ли не подросткам пришлось делать их работу. Мы искренне благодарим вас за подвиги, однако крайне не рекомендуем болтать о них за пределами этой комнаты. А кто будет болтать – тот ни разу не молодец. И о военной или какой-либо другой карьере может забыть. Этого его высокопревосходительство, конечно, не озвучил даже в иносказательной форме, но я догадался и сам.

– …решила наградить всех вас лично, – торжественно закончил Келлер. – Поприветствуйте ее императорское высочество Елизавету Александровну!

Камер-юнкер, который сопровождал нас до гостиной, открыл дверь, и в проеме появилась маленькая фигурка. Мы все – даже Оля – тут же вытянулись по стойке «смирно» и взяли равнение налево. А через несколько мгновений я даже смог рассмотреть что-то из-за могучего плеча Камбулата.

По случаю награждения Елизавета вместо платья нарядилась в костюм. Обычный гражданский и, конечно же, без каких-либо знаков отличия, если не считать брошь с фамильным гербом Романовых. Но все равно чем-то походивший на парадную форму военного. Приталенный пиджак и воротник-стойка отчетливо напоминали крой наших кителей, да и цвет был соответствующий – белый.

Гаркнув на весь Зимний положенное «Здравия желаем!», мы замерли в ожидании, и Разумовский – проводить церемониал доверили именно ему – принялся вызывать всех по порядку. И начал, как ни странно, с Оли.

– Титулярный советник Белова – шаг вперед, – торжественно проговорил он.

И вот тут я изрядно удивился. Во-первых, потому что Оля оказалась старше, чем я думал – минимум года на два, даже если считать, что она начинала службу не с самых младших чинов и взлетела по карьерной лестнице бегом. И, во-вторых, из-за того, что она почему-то оказалась не какой-нибудь фрейлиной или придворной в звании камергера или даже камер-юнкера, а титулярным советником.

Девятый класс в Табели о рангах – такой чин мог бы носить… Да в общем кто угодно. От секретаря с задачами типа «подай-принеси» в любом министерстве до младшего полевого агента Третьего отделения. И даже врученная Оле награда – «Анна» второй степени – никакой ясности не добавила.

Наша же четверка, в соответствии с невысокими званиями, вместо полноценных орденов получила унтер-офицерские медали: Камбулат с Корфом серебряные Георгиевские кресты четвертой степени, Поплавский – третьей, а я…

– За отвагу и смекалку, проявленные в бою, курсант Острогорский награждается… – Разумовский сделал почти театральную паузу и закончил: – Георгиевским крестом первой степени!

От удивления я едва не споткнулся, шагая вперед. Обычно за боевые заслуги медали вручались по возрастающей, от младшей степени к старшей, и даже Поплавскому, можно сказать, неслыханно повезло. А уж мой золотой крест и вовсе был чем-то запредельно-выдающимся.

Не иначе Мещерский постарался. А может, и сам старший Морозов.

– Поздравляю, господин курсант. – Елизавета приколола медаль к моей груди и едва слышно добавила: – Благодарю вас, Владимир. Я обязана вам честью и даже самой жизнью. Можете не сомневаться: моя милость не ограничится этой наградой.

– Служу Отечеству! – Я чуть склонил голову. – Без друзей я бы не справился.

– И мне будет приятно, если вы все ненадолго задержитесь во дворце, – улыбнулась Елизавета. – До обеда еще далеко, но я велю подать в гостиную чай и…

– Боюсь, это невозможно, ваше высочество. – Морозов, до этого стоявший молчаливой статуей, раздвинул плечами остальных гостей и приблизился. – У нас назначена встреча через час, а к ней следует подготовиться.

Такой вот ненавязчивый намек, что аудиенцию и сам церемониал награждения пора заканчивать. И заодно на то, кто тут на самом деле хозяин. Теоретически Елизавета могла отказаться, потребовать перенести встречу… но только теоретически. Ее глаза потухли, а уголки рта скорбно опустились, и я вдруг почувствовал острое желание стукнуть по сиятельной лысине чем-нибудь тяжелым.

Разумовский едва слышно вздохнул и взглядом указал на выход – даже не стал командовать положенные в таком случае «вольно» и «разойдись». Остальные гости тоже вдруг вспомнили, что у них есть какие-то срочные дела за пределами гостиной. Единственным, кто мог поставить Морозова на место, был я…

Лет этак одиннадцать назад. Но теперь мне оставалось только пообещать себе снова дослужиться до главы Совета и показать старику, где зимуют членистоногие. И двинуться к дверям, на всякий случай козырнув куда-то в пространство. Соседи по блоку уже ушли вперед следом за Разумовским, радостно разглядывая медали друг на друге, а я чуть задержался – дождаться Олю, которая о чем-то шушукалась с Елизаветой.

Со злополучного бала мы так и не виделись – в Корпусе резко повысили бдительность, и сбежать в город даже проторенными тропами теперь было непросто. Да и переписка стала совсем уж нерегулярной и какой-то… какой-то полуофициальной, деловой. Я и раньше не злоупотреблял скобочками, смайликами и прочей милой дребеденью, а теперь они почти исчезли даже из Олиных сообщений. Вместе с селфи, которые хоть как-то скрашивали тягучий курсантский быт.

Черт, да я обрадовался бы и обычному человеческому «скучаю»!

Хотя скучать ей наверняка не приходилось.

– Значит, титулярный советник? – поинтересовался я, когда мы через галерею вышли обратно к аванзалу и парадной лестнице. – И по какому же ведомству?

– А это имеет значение? – Оля улыбнулась и взяла меня под руку. – Должны же у девушки оставаться хоть какие-то секреты.

– Может быть. Интересно, чего еще я о тебе не знаю?

– Какая разница, моряк? – Оля скользнула ладонью по кителю и вдруг легонько ущипнула меня чуть пониже спины. – Много будешь знать – скоро состаришься.

– Оу! – усмехнулся я. – У кого-то игривое настроение?

– Ты даже не представляешь насколько. Кстати, я знаю тут пару укромных местечек, куда обычно не заглядывает прислуга… Но туда мы, к сожалению, пойдем в другой раз. – Оля вытянула руку, указывая вперед и вниз. – Не стоит заставлять дедушку ждать.

Знакомую фигуру в зале с колоннами я заметил, как только мы свернули на нижний пролет, – но и не предполагал, что его сиятельство пожаловал в Зимний не повидать внучку, а именно по мою душу.

– К тебе, к тебе, – улыбнулась Оля. – А вот я в этой беседе, полагаю, лишняя.

Глава 3

– Доброго дня, Владимир Федорович. – Мещерский отлип от колонны и даже сделал несколько шагов навстречу. – Рад видеть вас в добром здравии. Для меня честь поздравить вас с наградой. Первой, если я не ошибаюсь, – однако наверняка далеко не последней.

– Благодарю, ваше сиятельство. – Я чуть склонил голову и кончиками пальцев коснулся золоченого креста на груди. – В каком-то смысле я обязан этой медалью вам.

Фраза благодарности была лишь проявлением учтивости. Я действительно и не думал вкладывать в слова хоть какой-то особый, второй смысл… И только сейчас сообразил, насколько неоднозначными они получились.

А Мещерский – как и положено аристократу, привыкшему искать во всем двойное дно – углядел в этом весьма непрозрачный намек.

– Поверьте, друг мой, у меня и в мыслях не было подвергать вас опасности, – вздохнул он. – Если бы я знал, чем все закончится…

– То наверняка поступили бы точно так же, разве нет? – Я пожал плечами. – В конце концов, я оказался в нужном месте и в нужное время. Ее высочество жива и здорова. А значит, хотя бы что-то мы с вами сделали правильно.

– Приятно понимать, что вы видите все именно так, Владимир Федорович, – улыбнулся Мещерский. – Другой на вашем месте, пожалуй, заподозрил бы некий тайный замысел.