Сара Адам: По тонкому льду

Пролог

«Le vedi queste persone? Questa fauna?

Questa è la mia vita. E non è niente».

«Видишь этих людей? Этот животный мир?

Это – моя жизнь. И в ней что-то есть».

У простых людей со словом мафия только одна глупая ассоциация – игра. В моей же жизни, мафия – это смерть, кровь, и отсутствие на право выбора. Если человеку посчастливилось появиться на свет в семье, где за него всё решает клан, выход из этого мира только один – смерть.

Я не выбирала родиться в семье консильери Сиэтла. Мне никто не давал право на выбор человека, с которым я хотела бы связать свою судьбу. Никто не спрашивал, хочу ли я детей. С самого детства они только указывали, что делать, как себя вести и с кем разговаривать.

За меня решили судьбу, насильно выдав замуж в другой город, во вражеский клан, за жестокого, безжалостного мужчину, который вершит судьбы людей Лос-Анджелеса.

Временная клетка отцовского дома сменилась на пожизненную…

Руки Максимилиана блуждают по моему обнажённому телу, прикасаясь в самых интимных местах без разрешения, его слишком много везде и сразу. Я начинаю паниковать, как будто оказалась в замкнутом пространстве, и у меня нет выхода…

Уверена, многим девушкам, будь они на моём месте, понравилось бы то, как мужчина умело ласкает хрупкое тело, сжимая и поглаживая нежную кожу в нашу первую брачную ночь. Но в моей голове слишком много «но», от которых хочется сбросить с себя новоиспечённого мужа и разрыдаться забившись в угол…

Я чувствую его прикосновения повсюду, кожа горит от напористой ласки, в бедро отчётливо упирается нечто твёрдое… когда мощные руки Максимилиана властно раздвигают мои бёдра, он устраивается между них, а я чувствую, как начинаю задыхаться от подступившей волны панической атаки.

Зажмуриваю глаза, отворачиваясь.

– Пожалуйста, нет!.. – хватаюсь ладонью за загорелую руку, которая уже успела пробраться под мои кружевные трусики. – Я… я не хочу, – всхлипываю, пытаясь сжать ноги, но крупное тело Максимилиана мешает.

– Ч-ш-ш, – кажется, муж совершенно не воспринимает сказанные слова всерьёз и продолжает своё дело, грубые пальцы проникают в моё самое чувствительное место. – Тебе понравится, малышка, – Максимилиан начинает покусывать ухо, возбуждённо дыша. Сама мысль, что он не слышит меня, мою просьбу и продолжает орудовать, проталкивая пальцы глубже, вводит меня в самую настоящую истерику, заставляя извиваться.

– Отпустите!.. – лихорадочно пытаюсь убрать его руку от себя и отодвинуться. – Мне неприятно, – голос больше похож на визг. – Я не хочу тебя, – не контролируя речь, перехожу с ним на «ты», сама того не осознавая.

Хотя какая сейчас разница?

Только после начавшейся истерики Максимилиан поднимает свой, вмиг ставший звериным, взгляд, резко обхватывает мою челюсть пальцами, крепко сжимая в стальных тисках, отчего моя рука машинально ложится поверх его.

– А кого ты хочешь? – голос звучит, как удар плетью. Он расценил мои слова не как страх, а как нечто иное.

В панике, лишь бы прекратить ужас этой ночи, прекратить его попытки обладать моим телом, я использую слова Максимилиана в свою пользу, сама не понимая, что творю…

– Другого, – тяжело дыша, шепчу на выдохе, не моргая смотря в чёрные, мужские глаза. – У меня было много мужчин. Вряд ли ты захочешь иметь потрёпанный товар в своей постели, – то ли алкоголь даёт о себе знать, то ли страх, что отступать назад уже нельзя, двигает мою тупую голову и язык продолжать нести эту чушь. – Ты знаешь, что я говорю правду, ты же видел, как я легко общаюсь с другими мужчинами…

Замолкаю, сглатывая ком от его исказившегося, нечеловеческого выражения лица.

– Ты чё несёшь?! – зажмуриваю глаза от мужского рыка над моим лицом. Неожиданно Максимилиан больно хватает меня за волосы и насильно поднимает с постели, я не понимаю, как за считанные секунды оказываюсь прижата к холодной стене. Мускулистая рука обхватывает мою шею, сжимая. – Аурелио Лучано клялся, что его дочь чиста! – металлическим голосом чеканит Максимилиан, в то время как я начинаю задыхаться, пытаясь отодрать его руку от своей сдавленной шеи.

– Откуда ему знать? – хриплю, хватаясь за плечо Макса, по всей видимости я решила умереть, раз продолжаю врать. Я не контролирую свой язык, он потерял соединение с мозгом и продолжает накидывать ложь для убедительности. – Посмотри на синяки на моей ноге, видишь? Следы страсти с другим… – я уже не могу внятно говорить, потому что действительно становится нечем дышать.

Когда мои глаза начинают закатываться, муж резко отпускает, бросая ненавистный взгляд на бедро, где красуется уже пожелтевший синяк с того вечера, когда отец избил меня.

Максимилиан отклоняется в сторону к тумбочке, пока я лихорадочно хватаю ртом воздух, а затем в считанные секунды к моему виску прижимается, что-то холодное. Дуло пистолета…

Глава 1

Карандаш издаёт шершавые звуки, касаясь белого листа блокнота, что лежит у меня на коленях. Бездумно вожу по нему, вырисовывая чёткие линии, интересно, что из этого выйдет? Сегодня утром я особенно рассеянная и задумчивая, возможно, всему виной пасмурная погода. А возможно потому, что вся моя жизнь в большинстве случаев проходит в стенах этой комнаты. Окидываю помещение беглым взглядом: моя спальня отделана в викторианском стиле, который, естественно, выбирала не я сама. Большая кровать в золотисто-розовом цвете с белым балдахином, белые шкафы и комоды с золотой окантовкой, светлые тюли от потолка до пола. Вся мебель так и кричит о своей роскоши и великолепии. Да, наверное, кто-то скажет, что я родилась с золотой ложкой во рту, но они не знают цену всему этому.

Я с удовольствием бы прожила жизнь в обычной семье, где мне разрешали бы выходить из дома, гулять с подругами, учиться в университете и заниматься любимым делом! Но, к сожалению, я лишена всего этого, ведь я женщина. А женщины в нашей семье не имеют права голоса и выбора, так же, как и все особи подобного пола, принадлежащие к Клану «Genovese Family».

Всю сознательную жизнь, когда я начала соображать и понимать, что к чему, стала завидовать своему старшему брату – Марко. В отличие от меня, с его мнением отец считался, Марко разрешено делать всё, что вздумается! Ведь он наследник, сейчас капо, а в будущем, возможно, станет и Боссом Сиэтла. Ведь нынешний глава клана «Genovese Family» – Витале Дженовезе не может иметь детей, соответственно, после него на очереди в правлении отец, а потом и мой брат.

А что касается меня, то всё предельно просто, в этом доме я – пустое место. Без права голоса и собственного мнения. Но за его пределами, на светских приёмах, куда я вынуждена ходить в сопровождении отца последние два месяца, и мило улыбаться, я ещё одна смазливая девчонка, за которой пристально следят сотни восторженных похотливых мужских глаз, и завистливых женских, мечтающих оказаться на моём месте. Я дочь консильери, правой руки Главы Клана.

С самого детства все вокруг твердили о моей неземной красоте, но каждый раз, смотря на себя в зеркало, я не видела ничего особенного. Да, довольно-таки милое лицо, большие глаза и белокурые локоны. Стройная фигура и длинные ноги мне достались по наследству от мамы. Но я до сих пор в упор не замечаю своей «особенной» красоты.

На каждый приём меня наряжают в максимально откровенные платья, смотря на которые, меня начинает тошнить. А всё это делается для того, чтобы один из Глав других кланов обратил на меня своё внимание и сделал выгодное предложение «Genovese Family» и моему отцу. Вот кто я для них – товар, который можно выгодно продать. Морщу лицо в отвращении от собственных мыслей.

На улице начинается дождь, мелкие капли барабанят по окну, оставляя после себя тонкие дорожки на стекле. Встаю с кресла и прячу блокнот с карандашом в свой тайник под кроватью. Если отец узнает, что я продолжаю рисовать, шкуру с меня спустит. Ведь моё дело – это учиться быть хозяйкой в доме, давать указания прислуге как готовить и убирать, уметь организовывать светские приёмы, которые я, кстати, терпеть не могу! А моё желание стать художницей отец оборвал ещё в 9 лет, когда я принесла ему показать свой первый рисунок, это был его портрет. Отец был изображён сидящим на троне, вот каким я видела его с самого детства, главой, правителем, а не простым отцом для своих детей. Он разорвал мой рисунок в клочья, сказав, чтобы я выкинула из головы эту дрянь и приказал слугам собрать в доме все краски и карандаши и выбросить.

Десять лет назад, отец уничтожил не просто рисунок, он растоптал все надежды и мечты маленькой девочки. После того случая, меня несколько раз ловили во время рисования. За непослушание и то, что я нарушила данный им приказ, отец, не жалея, бил меня ремнём. Это было жестоко и больно не только физически, но и унизительно морально. Он знал, что ломает меня изнутри и делал это намеренно, чтобы я знала своё место. Перестала ли я после этого рисовать? Нет. Я научилась делать это тайком, прятаться, скрывать и хитрить.

Как только я поднимаюсь с пола, в дверь коротко стучат, затем заглядывает горничная, сообщая:

– Мистер Лучано спустится к завтраку через пять минут, – я киваю Лукреции, и она уходит.

В нашей семье есть правило: мы должны собраться за столом раньше отца, прежде чем он войдёт в столовую, к тому времени мы уже должны сидеть на своих местах в ожидании главы дома.

Я, было, уже иду на выход из комнаты к двери, но вспоминаю про свои руки, на которых могли остаться следы отпечатавшегося карандаша от рисования. Ох, чёрт! Бегу в ванную и тщательно вымываю руки с мылом и только после этого спускаюсь из своей спальни на первый этаж в столовую зону.

Мама и Марко уже сидят за столом, о чём-то перешёптываясь. Увидев меня, они резко отстраняются друг от друга; брат принимает бесстрастное выражение лица, а мама бросает на меня встревоженные взгляды. Я не придаю особого значения их поведению, однако становится интересно, в чём дело, обычно Марко не посвящает нас с мамой в дела, происходящие в Клане.

Ненавижу завтрак, отец всегда в дурном настроении с утра. Не люблю выслушивать от него очередные замечания и его недовольство мамой на ровном месте! В моменты, когда он начинает её унижать, а мама молчит, мне так и хочется воткнуть нож в его ногу. Она не заслуживает такого отношения к себе. Почему мама всегда терпит и молчит? Я никогда, никогда не позволю мужу обращаться с собой подобным образом! Но сейчас я вынуждена молчать и не вмешиваться, потому что, если посмею пискнуть, отец накажет её вдвойне из-за того, что я посмела заступиться за неё.

Мама родом из обычной семьи и всю жизнь отец принижает её этим, тыкает носом в то, что подобрал её из нищей семьи и сделал человеком. Кому нужны эти дорогие побрякушки и роскошный особняк, если ты каждый день плачешь, а на твоём теле синяки?..

– Доброе утро! – я прохожу к своему месту, останавливаясь около стула. – Что-то случилось?

Мама и Марко не успевают мне ответить, потому что размашистым шагом входит отец, поправляя наручные часы.

– Я смотрю, вы совсем распустились в этом доме! – бросая на меня уничтожающий взгляд, прикрикивает он.

– Прости, отец, – покорно опускаю голову, в ожидании, пока он разрешит мне занять своё место после того, как я не села в положенное время. Вижу краем глаза, что он, как обычно, садится во главе стола. – Такого больше не повторится… – добавляю для убедительности своего раскаяния. Хотя на самом деле глубоко внутри мне уже давно абсолютно наплевать, и да, мне ни капли не жаль, что я на пару секунд опоздала опустить свою пятую точку на чёртов стул.