Посмотрел рожь. Мелкая и вся засорена овсюгом и больна спорыньёй, хоть сверху рога чёрные и убрали. Пшеница тоже не впечатлила, а особенно разговор об урожайности. Лишь у одного мужика Сашка пару кило пшеницы взял. Мужик хвастал, что она низкая и при ветре и дожде не полегает. Возможно тоже удача, ему пока такой сорт вывести не удалось. Со снижением роста, пшеница и рожь снижали у него и урожайность. Не опустил руки, бьётся, но пока успехи не очень. Хотелось верить в удачу.

А вот с георгинами точно удача повернулась к нему лицом. У него за двадцать лет образовалась коллекция в двадцать с небольшим сортов, а тут сразу три новых продавали. Сашка сразу договорился с женщинами на то, что купит клубни по цене десять рублей серебром. Сказал куда принести и деньги отдал.

Последними были лошади и коровы. Вот тут можно точно сказать, что даже смотреть Сашке не на что. Его будёновские тяжеловозы красивее, больше и выносливее самых крупных представленных здесь. А про коров симменталок и говорить нечего. Есть молочное животноводство, есть мясное, а тут третье представлено – костяное. Коровы масластые, худые, маленькие. Вроде кости на изготовление костяного фарфора идут. Пережечь их для этого в золу надо. Фосфаты там какие-то получаются. Задуматься надо об этом. Костяной фарфор кучу денег стоит.

Виктор Германович чётко осознавал, что век лошадей проходит, вон уже паровозы ходят, пароходы винтовые плавают, скоро броненосцы поплывут. Железную дорогу строит американский паровой экскаватор. Электричество уже есть, работает телеграф, скоро и лампочки накаливания появятся. А он выводит лошадей, строит парусные корабли и производит лампы на светильном спирте. Старается уцепиться за прошлое, вместо того, чтобы ухватиться за прогресс. Почему? Дурень – это понятно.

Может и так. А только нужно заниматься тем, что умеешь и знаешь. Ничего он в электричестве не понимает и не умеет строить паровозы. И зачем тогда начинать?! А вот сейчас Кох чётко на этой ярмарке понял, что работал не зря, и пора сорта, которые он вывел за эти годы внедрять в массы, повышать производительность в сельском хозяйстве. Россия аграрная страна и не перестанет ею быть ещё восемь – девять десятков лет. Так пусть это приносит ей больше денег. Пусть перестанут умирать с голоду дети.

Пора разбрасывать камни. Или как там:

Всему свое время, и время всякой вещи под небом:

время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное;

время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить;

время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать;

время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий;

время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать;

время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить;

время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

(Еккл. 3:1–8)

Точно. Время войне. Низкая пшеница – это хорошо. А две команды на фрегаты? Тут удача не поможет. Нужно работать засучив рукава.

Глава 4

Событие десятое

Пей сколько хочешь, пей сколько можешь, но Лепрекона не перепьешь!!!

Bon Scott

Послом Великого ханства Джунгарии в Соединённом королевстве остался десятник Мончаг, что с калмыцкого переводится как бисер. Сашка имени удивлялся. Довольно высокий и не круглолицый совсем юноша с чёрными густыми волосами меньше всего белый кругленький бисер напоминал. Отбирали в посольство людей не по суперспособностям, нет, знание английского на уровне приветствовалось, но главным это не являлось. Главным было более европейское – удлинённое лицо. Именно из-за почти европейской внешности Мончаг и был выбран из других десятников.

Посольство должно было пробыть в Англии до объявления войны союзниками России. После чего объявить войну Англии и Франции заодно и покинуть столицу недружественного государства. Сбежать или официально уплыть в Америку – это уж как обстоятельства сложатся.

Но эти два года посольство не только должно было сидеть в бывшем приюте детском и овсянку поедать, были и другие задачи у них. Алиса выискивала в газетах интересные факты, в том числе и про изобретения всякие. Она же занималась и скупкой в магазинах учебников и всяких научных трудов, которые затем Иваницкий должен был переправлять в Болоховское. Что с этим делать потом Сашка ещё и сам не знал. План у него был составлен только до войны Крымской, а что делать после неё и не знал. Но что бы там дальше не произошло, учебники и научные труды точно не помешают.

Ещё одной задачей у полиглотки был анализ политической ситуации в Англии. Тут вечно шла чехарда с правительствами, боролись виги с «торями», и вот Сашка поручил Алисе отследить, а кто же из того или другого правительства является действительно деятельным человеком, приносящим пользу Великобритании. К середине сентября 1851 года Алиса, перелопатив сотни газет, остановилась на одном человеке. Пост в правительство человек занимал важный. Он был государственным секретарём по военным и колониальным делам (англ. Secretary of State for War and the Colonies), или ещё его называли – Министр по военным и колониальным делам Великобритании. Звали товарища – Джон Пакингтон. А если все титулы перечислять, то Джон Сомерсет Пакингтон, 1–й барон Хэмптон.

Получив от Алисы кандидатуру, Мончаг занялся разведкой. Используя кэбы, добирались до руководимого Джоном Пакингтоном министерства и прогуливаясь туда-сюда утром и вечером, пытались ребята составить график работы этого товарища и определить, а где же в Лондоне он проживает. Из газет следовало, что у барона в Вустершире есть огромный дом и имение, но это очень далеко от Лондона, сотня мили, а следовательно, в самом городе у него должен быть дом или квартира. Её в Вестминстере и нашли. Половину этажа второго в трёхэтажном доме министр занимал. При этом, как выяснялось из наблюдений уже за домом сэра Джона, семью в Лондон он не перевёз и жил в десяти комнатах с тремя слугами и одной вполне себе миленькой служанкой. Наверное, она ему пятки чесала перед сном. А может и не только пятки? А может и не только чесала?

Дом находился как-бы во дворе и был отгорожен от улицы линией чахлых лип. Справа была конюшня и каретный сарай, а слева флигель для прислуги. Истопник в нём жил, водонос и ещё какие-то непонятные личности. Обслуживали они не только министра, но и всех остальных жильцов элитной недвижимости.

Наблюдения за домом показало, что добраться до сэра Джона Сомерсета Пакингтона, 1–го барона Хэмптона ночью не составит вообще никой проблемы. Дверь парадная в дом закрывалась. Ну, молодцы. А вот дверь чёрного хода была открыта круглосуточно. И истопник шастал по дому круглосуточно. При этом днём было ещё вполне тепло в Лондоне, а вот по ночам обычно шёл нудный дождь и было холодно и промозгло. Ну и чтобы сэрам было сладко спать, мужик с огромными седыми бакенбардами подтапливал по ночам печи, о чём дым, поднимающийся из шести труб на крыше дома, сообщал всем желающим об этом узнать.

На операцию, которую по традиции сложившейся Мончаг обозвал «Лепрекон». Это, без всякого сомнения, самый известный персонаж ирландского фольклора. Это невысокий коренастый человечек, одетый в камзол, жакет с красными бриджами, башмаки с пряжками и шляпу цилиндр. Ещё у него есть горшочек с золотом. А сам по себе он сапожник, всяким феям туфли шьёт. Кстати, именно от этого персонажа пошла поговорка: «пьёт как сапожник». Вечно это лепрекон пьяный по всяким мифам. Почему операцию так назвали, а есть у этих человечков хобби одно, говорят, что по ночам лепреконы проникают в дома людей и отщипывают по маленькому кусочку от каждой монеты. Чёрт с ними с монетами, а вот проникают по ночам в жилище – это да.

Пошли на операцию втроём. Купили обычный кэб. Сам Мончаг переоделся в кэбмена, а двое помощников в стандартную одежду лондонских обывателей. Да и не видно одежды толком, все закутаны в длиннополые плащи, ночь как по заказу выдалась холодной, дождливой и безлюдной из-за всего этого.

Кэб, не таясь, подъехал к чёрному ходу дома, и Мончаг вышел, осмотрелся, и, привязав лошадь к специальному кольцу, вмонтированному в стену дома, поманил товарищей за собой.

Событие одиннадцатое

Я предпочел бы быть первым здесь (в бедном городке), чем вторым в Риме.

Гай Юлий Цезарь

Капитан Фредерик Пауль Ирби в очередной раз за последние пять минут поправил нашлёпку на глазу и снова приник целым глазом к подзорной трубе.

– Двухмачтовая гафельная шхуна. Плохо вас там учили в России.

– Как же гафельная, это марсельная шхуна, – уставился на что-то впереди в свою подзорную трубу и фон Кох.

– Гафельные шхуны, господин капитан-лейтенант, несут на всех мачтах только косые паруса, а марсельные шхуны кроме косых парусов на обеих мачтах, имеют на фок-мачте вверху один, а то и несколько прямых парусов. И посмотрите внимательно, у этой беглянки все паруса косые. Так что это, бесспорно, гафельная шхуна.

– Угу, – Владимир Фёдорович развёл руками, – не приходилось с такими сталкиваться. Обознался. Твоя взяла Пауль. И что делать будем?

– Раз мы пришли к согласию, что это гафельная шхуна, то и с тем, что гафельные шхуны отличаются высочайшей маневренностью, они способны двигаться под острыми углами к ветру, тоже придём к согласию. Уйдёт она от нас, если просто в догонялки играть. Прикажите, господин капитан, из носовых орудий дать залп, пусть положат ядра у неё прямо перед бушпритом.

Капитан-лейтенант поморщился. Да, он назначен князем Болоховским капитаном этого фрегата. Вот только одновременно на корабле имеются в наличие настоящий капитан «Аретузы», не ставшей пока «Авророй», и вдобавок капитан второго ранга фон Штольц. У Генриха Фридриховича оторвало кисть на левой руке, но ведь от этого он менее опытным моряком быть не перестал. Всё же у него есть опыт кругосветного плавания. Хоть и мичманом. Но у Коха и такого нет. Он дальше Великобритании не ходил.

Так не всё ещё. Кох как-то упустил этот момент, Ремизов ему сказал, что артиллеристы лучшие в стране взойдут на корабль в Кронштадте, когда они туда прибудут после захода в Ирландию и какой-нибудь германский порт. Потому, на корабле из тех, кого привёл с собой Кох, нет ни одного артиллериста. Ну разве лейтенант Стасов Валерий Валерьевич был как-то назначен командиром батареи. Давненько и на суше.

И вообще, единственный артиллерист на «Аретузе» сейчас это уорент-офицер в звании Second Class Petty Officers (старшина второго класса) Адам Карпентер (Carpenter) («плотник»). Он, конечно, обязан подчиняться фон Коху как капитану корабля. Вот только с каким желанием он будет это делать. А шхуна действительно от них уходит, и медлить нельзя.

Эта посудина вынырнула из утреннего полусумрака, когда «Аретуза» кралась вдоль африканского побережья, недавно миновав Алжир. Ещё немного и будет Марокко, а там и Гибралтар. Сейчас на юге оккупированный недавно Францией Оран. Рассчитали маршрут они вместе с англичанином и Штольцем так, чтобы фрегат шёл вдоль африканского берега большую часть пути, а Гибралтар хотели миновать ночью. Шли, стараясь уклоняться с маршрута других судов, едва на горизонте вперёдсмотрящий увидит парус. И тут на них со стороны Франции на полных парусах несётся эта шхуна. На кораблике фрегат с английским флагом заметили и стали резко менять курс, направляясь к Орану видимо, на юго-запад ломанулись.

Тогда Пауль Ирби и говорит.

– Раз убегают, значит есть, что скрывать. В нашей дальнейшей непростой жизни это может пригодиться. Явно контрабанда. Скорее всего оружие. Ну, и не желательно, чтобы кто-то о нас потом рассказал тем, кому не надо.

– Как это? – не понял. Кох.