– И тут тоже расходы будут невелики, вся Европа перешла на магазинные винтовки, и на складах скопилось множество однозарядок, которые некуда девать, их могут отдать за бесценок.

– Давайте прикинем, кто мог бы… – обхватил подбородок ладонью Зубатов. – Платформа «большевиков», к которой принадлежит редакция «Правды» и ряд ее неуловимых агентов, вроде Соседа, Крамера или Никитича, конечно, сбила страсть к террору, но тем не менее Боевая организация социалистовреволюционеров, анархисты-безмотивники…

Это хорошо, что меня, Савинкова и Красина причислили к «неуловимым» (эх, где бы нам найти еще Ксанку и кто из нас Яшка-цыган?), хотя было не очень здорово, что наши клички быстро становятся известны охранке. Впрочем, для того клички и придумываются. Профессионалы тем временем нашли общий язык, и мне оставалось только откланяться, оставив их обсуждать возможные направления работы. И это не могло не радовать – в реале взаимная координация между разными спецслужбами отсутствовала если не напрочь, то была пренебрежимо мала.

По дороге домой через арбатские переулки я погоревал, что нет никаких способов повлиять на флот, который нацеливается на противодействие десанту, в то время как японская программа кораблестроения ставит задачу господства на море – отчего русское морское командование допустило и ослабление Порт-Артурской эскадры и действовало с некоторой вялостью. Может, подсказать Болдыреву про угольные мины? Но черт его знает, как он отнесется к таким не джентльменским способам ведения войны, тут как раз расцвет всякого рода Гаагских да Женевских конвенций, господствует стремление к гуманизации военных действий… Или наших боевиков потренировать на корабликах, которые будет перекупать Япония? Дело-то нехитрое – добыть тол, сформовать, обвалять в угольной пыли да подкинуть… Ладно, политика – искусство возможного, будем работать с тем, что есть.

Добравшись до дома, я заперся в кабинете и продолжил размышления, прикидывая, что я успел за пять лет.

Первое и главное – артельное движение растет, ширится и колосится. И это не только борьба с голодом, это попытка создания нового социального слоя. И попутно – выращивание нового потребителя, который потянет за собой и новую промышленность. Ага, альфа-версия НЭПа.

Далее не слишком заметное, но вполне успешное правозащитное движение. Студенты и молодые юристы вместо того, чтобы толкать возвышенные речи или идти в террористы, заняты под руководством группы Муравского обеспечением рабочего движения и «борьбой с царизмом в правовом поле» вообще.

Третье – мало-мало удалось пошатнуть уверенность в том, что революционеру без террора ну никак. Очень кстати подвернулась «бабушка русской революции» Брешко-Брешковская, пришлось отпинать ее в газете, упирая на то, что неизбежности террора (как она утверждала) нет, а есть лень и нежелание незаметной, рутинной, систематической работы у ряда революционеров. И что гражданское неповиновение куда как эффективнее, но вот способны на него только лучшие, а пальнуть в сатрапа может любая истеричка. Засулич, говорят, на меня очень после этого обиделась, придется перед Теткой извиняться, хоть и не ее имел в виду.

Статьи опять же – «Правда» печатается и расходится небывалым тиражом и не в интеллигентские кружки, а на заводы и фабрики, кое-где уже и в деревнях читают. И подпольная почта налажена, система самоконтролируется и самовосстанавливается при провалах. И как результат потихоньку поднимается «умное» забастовочное движение, не с бухты-барахты, а с подготовкой, с юридическим обеспечением, дело дошло даже до страховых касс на случай локаутов.

Деньги на все на это поступают регулярно, канал сбыта южноафриканских алмазов через голландских сионистов работает как часы. Поначалу рынок вздрогнул и цены просели – еще бы, после взрыва в Кимберли на него выкинули лишний десяток фунтов алмазов, но англичане выловили почти всех продавцов и все вернулось на круги своя. Мы же переждали, и теперь Савинков передает «товар» в Амстердам понемножку, но регулярно. Причем никто из наших в процессе не светится, работаем безличным методом – контрагентам в газетном объявлении сообщают, в каком почтовом отделении их ждет пакет до востребования, в пакете указано местонахождение закладки и банковский счет, на который нужно перевести деньги. Да, при этом цена может малость не биться с реальной стоимостью партии, но мы и так работаем куда ниже рынка, так что шекель туда, шекель сюда при обоюдной заинтересованности роли не играют.

Поначалу предполагалось, что десять процентов от каждой сделки будут получать «буры», участники трансваальской авантюры, но они все как один отказались, заявив, что сделали это для революции, а не для личного обогащения. Вот такие вот сейчас люди, это при том, что там могло капать рублей по пятьсот на нос в месяц, очень и очень неплохие деньги по нынешним временам. Впрочем, мы нашли компромисс – доля эта пошла на образование, и пятеро ребят сейчас учатся в европейских университетах (а заодно и выполняют функции «резидентов» нашей сети в Европе), а вскоре наступит очередь еще четверых.

Еще деньги шли на закупку оружия и подготовку боевиков Красина – впереди большие волнения, и наличие под рукой собственных силовиков не помешает. Оружия пока закупалось немного и в основном в России – маузеры, револьверы и драгунки Мосина, но вскоре предстояло обзавестись пулеметами, и мне придется впрягаться в этот проект в полный рост, потому как везти их надо будет через Америку, и мое присутствие будет очень кстати. Ну и контрабандисты, без которых в этом процессе не обойтись, тоже любят деньги.

Наконец, сам я за это время составил себе имя – инженер Скамов был знаменит не только сотней «изобретений», от авторучки до автосцепки (вспоминать чужие разработки я не переставал, но кое-что откладывал на будущее), но и Жилищным обществом, кооперативные дома которого активно строились не только по всей Москве, но уже и в Питере и Киеве с Варшавой. И начиналось модульное промышленное строительство по созданному с моей подачи «Единому каталогу строительных деталей», первый цех встал у Гужона, за Рогожской заставой.

И это не считая всяких мелочей. Не так уж и мало, если все это не прихлопнут «дуботолки», как их величает Зубатов, или не загнется впоследствии само. Так что можно считать, что план первой пятилетки мы выполнили, дорогие товарищи!

Поскольку зала заседаний Кремлевского дворца съездов вокруг меня не было и аплодисментам, переходящим в буфет, взяться было неоткуда, пришлось налить себе вишневки самому и выпить за обширные планы на вторую пятилетку. Пора, пора была выстраивать полноценную контрразведку на базе группы Савинкова, пора готовить кадры боевиков и пропагандистов в школах за рубежом, пора понемногу внедрять Советы в их изначальном изводе… И все это на фоне грядущей революции, которую надо удержать от большой крови и выйти из заварухи сильнее, чем вошли. Ну и Сахалин с Маньчжурией японцам не отдать – планы, прямо скажем, без малого наполеоновские. Но есть такое слово – надо, товарищ!

Лето 1902

Наконец-то! Наконец-то наступил день, который Михал Дмитрич обещал сразу после предъявления табеля за учебный год! Митяй был вне себя от предвкушения – еще бы, сколько раз откладывалось – то дела, то кого-то ждали, то погода – и вот, наконец, все сложилось!

С утра к ним домой пришел настоящий офицер в белом кителе с двумя рядами золотых пуговиц и тремя звездочками на погонах и отрекомендовался войсковым старшиной Болдыревым.

Ираида, дура такая, все вилась вокруг него и мешала собираться, невпопад хихикая, а старшина оказался казачьим чином, равным подполковнику, и служил он не абы где, а в Военном министерстве. А еще у него была сабля и два ордена, но все это померкло, когда Михал Дмитрич вынул из сейфа то, ради чего они собрались.

– Браунинг модели 1900 года, выпуск бельгийской Fabrique Nationale.

– Разве? Браунинг вроде выглядит иначе.

– Да, мастер в Цюрихе внес по моей просьбе кое-какие усовершенствования. Вот, смотрите, – Михал Дмитрич нажал кнопку и поймал выпавшую из пистолета в подставленную ладонь железную коробочку. – Во-первых, защелка магазина сделана в виде кнопки, что позволяет освобождать его одной рукой. Во-вторых, сам магазин получил пятку, отчего в него помещается еще два патрона и пистолет стало удобнее держать…

– А вот эти прорези спереди?

– А это вы увидите сами. Прошу вниз, пролетка уже подана.

Они катились по летним московским улицам с цветущими тополями и липами, усыпанными ярко-зеленой листвой, еще не поблекшей и не запылившейся, а Митяй все придерживал стоящий в ногах саквояж из толстой кожи, в котором глухо побрякивало оружие, и почти не обращал внимания на разговоры взрослых.

– Беспроволочный телеграф пока тяжел и громоздок, возможно, будут созданы аппараты, пригодные для установки на повозке. Пока же он хорош только для кораблей, где дает колоссальное улучшение связи и управления на море, – что-то рассказывал Болдырев. – Однако телеграфирование без проводов обладает тем недостатком, что телеграмма может быть уловлена на любую другую станцию и, следовательно, прочтена, перебита и перепутана посторонними источниками электричества.

– Ну так пока есть время, можно поставить ряд опытов по глушению и обнаружению другой станции. Радиоволны подчиняются общим физическим принципам, ослабевают с расстоянием, так что, имея представление о мощности станции, можно примерно вычислить, где она. И наверняка можно определять направление на станцию, а уж что такое триангуляция, моряки и артиллеристы знают. Вот что, вечером не откажите отужинать. У меня будет в гостях профессор Лебедев, уж он-то в этом понимает больше, чем кто-либо в России…

В дальний угол зеленой Сокольничьей рощи, почти на берег Яузы они добрались через час. Тут, в промытом ручьем овражке, людей почти никогда не было и можно было без опаски прикрепить к деревьям на склоне несколько листов бумаги с перекрестьями и окружностями.

– Прошу, Лавр Максимович. Митя, сперва гость, потом мы, не торопись.

Офицер покрутил пистолет в руках, нахмурился и спросил:

– Так что это за прорези?

– Дульный компенсатор отдачи. Да вы попробуйте, Лавр Максимович.

Казак взял пистолет, встал вполоборота, заложил левую руку за спину и поднял правой браунинг на уровень глаз.

Бах!

Пистолет плюнул огнем вперед и вверх, звонко дало по ушам, над рощей взвились потревоженные птицы, Митька аж вздрогнул, хотя и ждал выстрела.

Бах! Бах! Бах!

Болдырев дострелял магазин до конца, взрослые двинулись к мишеням, а Митька кинулся собирать улетевшие в траву теплые еще золотые цилиндрики гильз, которые одуряюще пахли сгоревшим порохом.

– Однако, Михаил Дмитриевич! При стрельбе не бросает вверх и отдача почти не чувствуется! – удивленно проговорил Болдырев, рассматривая насадку на стволе браунинга.

– Да, почти год форму прорезей подбирали…

– Хм, результат куда лучше моего обычного, все пули хоть не в центр, но в цель.

Так они стреляли, ходили и проверяли результаты еще несколько раз, а потом Михаил Дмитрич спросил, все ли Митяй понял, но на всякий случай объяснил еще раз и показал, как держать, что делать и куда целиться. И заставил выполнить все приемы, от подхода и отхода с пустым магазином, и только после этого зарядил патроны по-настоящему.

И Митяй настрелялся по самое не хочу и даже попадал, а Михал Дмитрич и Лавр Максимыч учили его, как правильно держать пистолет, как целиться, как дышать и все такое. И все, что ему говорили и показывали, Митька прокручивал в голове на обратной дороге, запоминая и соображая, где он сделал не так и как надо было сделать, и представляя, как он будет хвастаться ребятам, отчего опять пропустил все разговоры.