Конечно, проблемы этих двух заморских провинций отличались друг от друга. В то время как богатство Анголы было довольно разнообразным, Сан-Томе́ зависел целиком только от двух продуктов – кофе и какао, годовой объем производства которых составлял около тридцати тысяч тонн. Это было больше, чем производила Аккра^[31], с ее восемнадцатью тысячами тонн, и Камерун – с тремя тысячами. Больше выдавал только бразильский штат Баи́а, тридцать семь тысяч тонн в год, однако качество культур, производимых там, было ниже, чем на Сан-Томе́. Главное же различие между Анголой и Сан-Томе́ заключалось в том, что одна из этих стран имела многообещающие перспективы и богатства, которые еще предстояло расследовать и освоить, а другая уже нашла свою «жилу». И это, по сути, единственное природное богатство позволяло ей быть в целом самодостаточной и успешно развивающейся колонией.

Во всем же остальном, как исчерпывающе точно сказал Луишу-Бернарду капитан Ашсе́нсиу, еще в Лиссабоне, на Сан-Томе́ не было практически ничего. Ни единого автомобиля и, что вполне логично, ни одного метра, на всем острове того, что можно было назвать словом дорога. Самым эффективным способом транспортировки какао с плантаций в город были каботажные морские перевозки и, соответственно, маленькие суденышки, которыми располагали некоторые фермерские хозяйства. Улицы освещались только в столице, в центре города, где зажигали фонари, работающие на керосине, произведенном из нефти, которую импортировали из России. Здесь не существовало скотоводства, не было рыболовецких судов, даже самых примитивных. Был телеграф, но только на общественном почтамте, и всего пятьдесят два телефонных аппарата на весь остров, все – частные, тридцать из которых принадлежали сотрудникам администрации. Наверное, для того, чтобы они могли сообщить своим домашним, что скоро будут на обед. Не было ни одной фабрики и какого-либо промышленного производства, кроме цехов по сушке какао и его расфасовке. Не было ни театра, ни клуба, ни концертного зала, ни оркестра.

Луиш-Бернарду, прочитавший подробный список всех заказов, сделанных с острова за последние двадцать лет, пришел к выводу, что на всю провинцию было только одно пианино, которое в прошлом году приобрел супруг некой ностальгирующей сеньоры. Наверное, было бы интереснее служить губернатором какой-нибудь винной фермы в Доуру^[32]. Но больше всего его тревожило отсутствие каких-либо развлечений, на которые он почему-то был заранее настроен.

Его охватила тоска человека, которому суждено на три года запереть себя на небольшом острове, затерянном в просторах океана, в окружении девственных джунглей, где все обещало быть до отчаяния одинаковым и монотонным каждый божий день. По какой-то особой причине до самого последнего времени, еще каких-то лет сорок назад, Сан-Томе́ являлся колонией, куда в наказание ссылались самые отпетые негодяи королевства. Вряд ли для предстоящего ему губернаторства можно было подыскать тюрьму лучше и совершеннее, чем эта…

VI

«Заир» бросил якорь в заливе Ана Шавеш, напротив города, примерно в пятистах метрах от пирса, защищающего городскую набережную от вод Атлантики. В столице острова, Сан-Томе́, не было ни порта, ни причала, к которому можно было бы пришвартоваться. Таким образом, груз и пассажиры доставлялись на сушу плоскодонными лодками на веслах, которые, когда море было неспокойным, превращали этот короткий путь до берега в наполненное приключениями путешествие по океанским просторам.

Луиш-Бернарду, как и остальные пассажиры и члены экипажа, стоял у борта корабля, созерцая город и то заметное оживление, которое охватило ту часть набережной, где происходила высадка. «Заир» поприветствовал землю тремя пронзительными гудками, которые должны были слышать на всем острове, передав тем самым традиционное для таких случаев сообщение: «Губернатор на борту». Земля ответила такими же тремя сигналами из района расположения Капитании, а также шестнадцатью выстрелами из крепости Святого Себаштьяна. После этого можно было уверенно сказать, что в сторону пирса начал выдвигаться весь город.

Сорок первый губернатор Сан-Томе́ и При́нсипи и Сан-Жуан Батишта де Ажуда́ лицезрел этот спектакль со смешанным чувством очарования и тоски. Он собрал свои чемоданы, передоверив их стюарду, и приготовился к торжественной и помпезной высадке на берег, как того требовали обстоятельства. Город был весь перед ним: по левую руку располагался Дворец правительства, самое заметное, величественное сооружение, возвышавшееся над большой площадью, которая казалась самым просторным местом в городе, может, даже чересчур. Впереди, вдоль главного проспекта, покачивались на ветру пальмы. Наверное, именно они, раньше всего другого напоминали вновь прибывшему, что он находится в Африке, хотя и посреди океана и на самой линии экватора. В глубине, тем не менее, типично лузитанские черепичные крыши домов говорили ему о том, что он на португальской земле. Чувствуя себя сдавленным со всех сторон и поглощенным окружавшей его атмосферой, Луиш-Бернарду был глубоко тронут этим видом и странным образом ощутил себя в родном месте. Он был опьянен исходящим от земли густым, удушающим запахом хлорофилла, почти парализован мутной влажностью воздуха и встревожен шумом ожидавшей его толпы. Он посмотрел на часы, показывавшие двенадцать тридцать две. «На час меньше, чем в Лиссабоне», – подумал он про себя, сразу же постаравшись отвлечься от нахлынувших мыслей. Глубоко вздохнув, он осмотрелся вокруг, увидев далеко впереди себя пропадающие в густых облаках горы, посмотрел назад, туда, где голубизна океана сливалась с теряющимся вдали горизонтом, и тихо произнес, будто бы читая про себя строчку из стихотворения: «Мне еще это понравится. Я еще это полюблю!»

Предназначенная для него шлюпка, украшенная цветочными гирляндами, пришвартовалась к «Заиру». На борту корабля все ждали его действий. Твердым шагом он направился к дверцам командной рубки, где его уже ожидал капитан.

– Моя миссия на этом закончена. Теперь вы сами.

– Вы не сойдете на землю?

– Нет. Мы пробудем здесь всего пару часов. Я хорошо знаю остров. Займусь лучше тем, что приведу в порядок свою писанину.

– Ну, тогда прощайте, капитан. Спасибо за вашу заботу и внимание.

– Для меня это было большое удовольствие, доктор. А вам – удачи, она вам понадобится.

Луиш-Бернарду попрощался с капитаном крепким рукопожатием и спустился по трапу «Заира», стараясь удерживать равновесие наиболее достойным образом.

Как только он ступил на землю, к нему тут же приблизился невысокого роста субъект в черном костюме и жилете, в галстуке и белой рубашке, с проступившими на воротнике капельками пота. На вид ему было лет сорок с небольшим. Он представился как Агоштинью де-Жезу́ш-Жу́ниор, ответственный секретарь правительства, что здесь означает секретарь губернатора. Четырнадцать лет на Сан-Томе́ и, «вместе с вами, Ваше Превосходительство, при четвертом губернаторе, которому имею честь служить». Он источал пот, уважение, усталость и выглядел вполне приспособившимся к местным условиям, будучи, по всей видимости, из тех соотечественников, которые ехали в Африку, ведомые честолюбивыми планами. Однако здесь всё их некогда пылкое честолюбие обретало домашний вид, а планы и мечты оставались разве что в бегающем взгляде, давно смирившемся с невозможным расстоянием, отделяющим их от родины. Такие «агоштинью», как правило, из Африки уже никогда не возвращались.

Через ответственного секретаря Луиш-Бернарду был познакомлен с остальными ожидавшими его белыми согражданами, которые выстроились в линию в соответствии с их административной значимостью. Похоже было, что они представляли собой полный состав местной администрации: делегат правительства острова При́нсипи, молодой человек лет тридцати, Антонио Виейра, несколько нервный, но вполне симпатичный; главный викарий Сан-Томе́ и При́нсипи, монсеньор Жузе́ Аталайа, в соответствии с иерархией, находящийся в подчинении епископа Луанды, одетый по этому случаю в белую сутану, с влажной рукой и хитрым лисьим взглядом; Жеро́ниму Карвалью Силва, председатель муниципального совета Сан-Томе́ согласно назначению министра по заморским делам, лысый, как яйцо, усердный и старательный, «что Вашему Превосходительству будет угодно»; майор артиллерии Бенжамин даж-Невеш, командующий военным гарнизоном Сан-Томе́ и При́нсипи капитан Жузе́ Валадаш Дуарте, капитан Жузе́ Ароука, второй офицер и командующий Гвардией; главный куратор Сан-Томе́ и При́нсипи, официальный представитель черных наемных работников на плантациях, влиятельный Жерману-Андре́ Валенте, худой, как сухая ветка, со спрятанными от собеседника глазами и с полудюжиной тщательно продуманных слов приветствия. Луиш-Бернарду прямо взглянул на него, но тот остался таким же нейтрально безучастным, сделав вид, что рассматривает что-то за спиной стоящего перед ним нового губернатора. Далее следовали делегат по вопросам здравоохранения, молодой человек лет чуть больше двадцати, с нездоровым видом, скорее всего, присланный сюда на стажировку из Лиссабона; председатель суда, доктор Анселму де-Соуза-Тейшейра, по контрасту с предыдущим, довольно приветливый пятидесятилетний мужчина; представитель главного прокурора, доктор Жуан Патри́сиу, с пожелтевшим, изъеденным оспой лицом, а также два островных адвоката: пожилой Сежизмунду Бруту да-Силва, исполняющий обязанности нотариуса, делопроизводителя реестра актов гражданского состояния, недвижимости, а также, довольно часто, и всего прочего, – и его довольно экстравагантная альтернатива, адвокат по судебным тяжбам, обладатель причудливого имени доктор Ланселоте да-Торре-и-ду-Лагу^[33]. Он был облачен в фантастический салатного цвета костюм с сиреневым галстуком и с малиновой соломенной шляпой на голове.

После того как список официальных лиц иссяк, последовало дефиле представителей гражданского общества: президент Ассоциации коммерсантов Сан-Томе́, владелец аптеки «Фари́я», самого популярного торгового учреждения города, острова и всей колонии, сеньор Антонио-Мария Фари́я, с ним еще пара-тройка коммерсантов средней руки, пара врачей, инженер по строительству и гидравлическим работам, двое священников и, наконец, дюжина администраторов наиболее важных плантаций острова, чьих имен Луиш-Бернарду уже не расслышал. «Добро пожаловать, сеньор губернатор», «Очень рад», «Желаем успехов, сеньор губернатор», «Пусть Сан-Томе́ принесет вам удачу» – примерно так каждый из проходящих приветствовал его. Некоторые были вполне искренни, другие всего лишь проявляли любопытство, от третьих, возможно, даже исходило недоверие. Однако Луиш-Бернарду благодарил всех без разбора и одинаково, пытаясь сосредоточиться на невозможной задаче запомнить все звучавшие имена и связать их с соответствующими им лицами и занимаемыми должностями.

Официальные представления длились добрых полчаса, и все это время приходилось стоять на полуденном солнцепеке. Потом военный оркестр сыграл государственный гимн, и начался военный парад, проведенный двумя подразделениями по восемьдесят человек каждое, одно укомплектованное солдатами из метрополии, другое – из местных новобранцев, под командованием прапорщика и возглавляемое двумя сержантами из метрополии.

Луиш-Бернарду ощущал, что пот с него теперь уже течет ручьями, от головы к шее и по груди вниз. Рубашка давно прилипла к спине, а кремового цвета пиджак из шерсти альпака, сшитый по заказу в Лондоне, на Сэвилл-роу, успел потерять значительную часть своей утонченной элегантности и эффекта, который был призван произвести. Он чувствовал себя изможденным, наполовину пьяным от запаха окружавшей его зелени, что делало воздух еще более тяжелым и влажным. Не понимая, что последует дальше, он лишь опасался того, что может упасть в обморок, прямо здесь, посреди улицы, в этот столь неповторимо важный для него момент.