Остальные молчали, с любопытством вороньей стаи наблюдая за представлением.

– Э-э-э? – выдавил он, не рискнув, впрочем, спросить, чем же мы с Мердоком занимались вместе.

Тот пояснил сам:

– У нас с домовым имеются любопытные сведения о личности того зомби.

– Постойте, – перебила я, позабыв о субординации. – Кто пропал?

Почему-то первым делом в голову пришел господин Ярый.

Чандлер потер лоб, налил себе воды из кувшина и залпом выпил.

– Некая мадам Цацуева, – объяснил он уже тише. – И у нас есть заявление сестры потерпевшей, которая подозревает лично вас, Стравински!

– Подозревает меня? И в чем же? – я пыталась не вспылить.

Чандлер ахнул по столу ладонью так, что стакан подпрыгнул.

Затем привстал и подался вперед.

– Шутки шутите, домовой? – он смотрел мне прямо в глаза, и под тяжестью этого взгляда хотелось поджать хвост и заскулить.

И ведь он утюжит меня при всех! Значит, дела и правда плохи.

– Никак нет, господин полковник! – отчеканила я, вытянув руки по швам.

Меня раздирали неверие, злость и, что скрывать, постыдная радость. Мадам Цацуева попила мне немало крови, – отдельные граждане умудряются это проделывать, даже не будучи вампирами.

Однако ее исчезновение могло доставить еще больше неприятностей, чем живая и деятельная мадам собственной персоной.

– Это хорошо, – кивнул он. – Потому что все выходит складно. Вчера эта гражданка подала на вас жалобу, домовой, за отказ принять у нее заявление. И той же ночью она пропала из собственного жилища. И свежие следы вашей ауры имеются у ее двери. Впечатляет, а?

– Да, – вынужденно признала я, чувствуя неприятный холодок меж лопаток. Уж очень складно! – Разрешите объяснить, господин полковник?

– Стравински, – он грузно опустился в кресло. – Мне ваши объяснения…

И безнадежно махнул рукой.

– Я отстранена? – уточнила я.

Курить хотелось отчаянно.

Надо попросить у Розы какой-нибудь успокаивающий эликсир, а то нервы совсем сдают.

Хотя если так дело пойдет, то нервничать мне особо не придется – валяйся в гамаке в саду, кушай клубнику с малиной… и мрачно прикидывай, подойдет ли вот эта милая яблонька, чтобы на ней повеситься.

– Пока нет, – он с силой потер лоб, а я выдохнула. – Но на волоске. Возьмите пару дней отпуска.

– Позвольте, господин полковник, – снова вмешался доселе молчавший Мердок. При всей безукоризненной вежливости, тон его неуловимо напоминал кастет под мягкой перчаткой.

– Говорите, – разрешил Чандлер, смерив его хмурым взглядом.

– Передайте домового Стравински под мою ответственность, – предложил Мердок. – Мне не помешает помощь, а домовой показала себя как компетентный и старательный полицейский.

– Э-э-э, – протянул Чандлер, явно не ожидавший такого поворота. Подумал и снова махнул ручищей. – Ладно. Работайте. Только, домовой… – он драматично понизил голос: – вы не должны и на шаг отходить от следователя Мердока. Прилепитесь к нему, как репейник к собаке. Это понятно?

Я готова была поклясться, что заметила на губах Мердока легкую улыбку.

– Так точно, господин полковник! Разрешите исполнять?

– Исполняйте, – вздохнул Чандлер, плеснул себе еще воды и в упор посмотрел на Мердока. – Занимайтесь только Кукольником. Остальные дела потом передадите.

– Так точно, – сдержанно откликнулся тот.

– Вот и ладно, – Чандлер залпом выпил воду и приказал: – А теперь выметайтесь. Работайте, Мердок! И надеюсь, вы стоите своей репутации!

– Постараюсь соответствовать, – Мердок вежливо наклонил голову и поднялся.

Под любопытствующими, злорадными и сочувствующими взглядами коллег мы прошагали к выходу.

Мердок учтиво открыл передо мной дверь (джентльмен!) и мы вышли.

Только оказавшись в коридоре, я обнаружила, что руки у меня дрожат. От взгляда Мердока это тоже не укрылось.

– Пойдемте! – велел он коротко и, не оборачиваясь, зашагал к своему кабинету.

За истекшие часы там ничего не изменилось: тот же флегматичный зомби в углу, та же почти вызывающая респектабельность обстановки…

– Курите, Стравински! – Мердок вручил мне тяжелую хрустальную пепельницу.

– Спасибо, – пробормотала я, пристраивая ее на столе рядом.

Неужели специально ради меня купил?! Наверное, боялся, что я испорчу то милое блюдце.

Я чиркнула спичкой, прикурила… и почувствовала, как понемногу отпускает.

А ведь все обошлось, можно сказать, малой кровью…

Сигарета помогла собраться с мыслями.

– Господин следователь, – начала я официально, затушив окурок, – разрешите обратиться?

Он кинул на меня взгляд и кивнул:

– Излагайте, домовой!

Ужасно подмывало спросить, почему он за меня заступился (похоже, этого-то вопроса Мердок и ждал), но глупостей на сегодня хватит.

– У меня приказ везде следовать за вами, – тщательно подбирая слова, произнесла я. – Я обязана подчиниться. Но я должна разобраться в этой истории с пропажей мадам Цацуевой. Как минимум узнать, почему вдруг я оказалась к этому причастна!

Мердок на меня не смотрел.

– И вы просите меня… в нужный момент отвернуться, скажем так?

– Да, – я сглотнула горькую слюну и выговорила решительно: – Пожалуйста!

Он подумал несколько мгновений, и медленно покачал головой:

– Сожалею, Стравински, однако я не могу…

Речь (в которой наверняка говорилось бы о долге и чести) прервал грохот.

Мы дружно подскочили и обернулись.

Сконфуженный зомби переминался с ноги на ногу у перевернутой вешалки. Пришлось срочно ликвидировать беспорядок. Хотя что там того беспорядка? Пол в кабинете чистый, так что запасной пиджак не пострадал.

Но Мердок поднял свою одежку с таким видом, словно она безнадежна испорчена.

Аккуратно сложил, подошел к столу и что-то пометил в ежедневнике.

Я тихонько скосила глаза.

«Пиджак. Химчистка» – гласила лаконичная запись.

Хм, а на письмо его велеречивость не распространяется… И все же, срочно стирать вещь, которую достаточно отряхнуть?!

Мердок тем временем снова устроился в кресле.

– Не припомните, на чем мы остановились?

– На том, что вы собирались мне отказать, – сказала я мрачно.

В самом деле, просить о помощи этого зануду и формалиста было глупо.

Он дернул уголком рта и проговорил ровно:

– Сожалею, но я не могу позволить вам нарушить прямой приказ полковника.

Отвернувшись, я прикусила изнутри щеку, чтобы не ответить резкостью.

– Однако я вполне осознаю, что для вас невыносимо томиться от неизвестности, – неожиданно продолжил Мердок. – Запрет, насколько я могу судить, не распространяется на случай, если что-либо разузнавать вы станете в моем присутствии. Полагаю, такой вариант вас устроит?

Это меньше, чем я надеялась, но больше, чем могла рассчитывать.

А уж от него я такой уступки уже и не ждала.

– Да, спасибо! – ответила я, незаметно вытирая о юбку вспотевшие ладони.

Конечно, при Мердоке многие мои приятели поостерегутся откровенничать (эта его манера изображать недремлющего судию не одной мне действует на нервы), но хоть что-то разузнаю!

Хм, а ведь он умудрился обойти прямой приказ…

– Пока не за что, Стравински, – скупо улыбнулся он. – Кроме того, некоторое представление о ситуации вам могу дать и я.

– Вы? – поразилась я. – Откуда?!

– Скажем так, для наших сослуживцев не секрет, что меня весьма интересуют все сведения, которые имеют отношение к вам, – обтекаемо ответил он, и я чуть не разинула рот.

Он что, подрядил своих шпионов разузнать обо мне?!

«Так, Стравински, успокоиться! – велела я себе, до боли стиснув кулаки. – Он же уже что-то такое говорил. Что ему донесли про меня и Ульва».

– Так что вы узнали? – не удержалась я.

– А что вас интересует в первую очередь? – Мердок прищурился.

На мгновение задумавшись, я перечислила:

– Первое. Почему дело о пропаже человека возбуждено так скоро? Еще ведь и сутки не истекли! Второе. Почему меня подозревают в причастности к ее исчезновению? Ну тут Чандлер кое-что объяснил, но все равно. Третье. Кто ведет следствие?

Он одобрительно кивнул, и я почувствовала себя студенткой, сдавшей экзамен строгому преподавателю.

– По первому вопросу могу сказать следующее. Вчера вечером мадам Цацуева разговаривала с сестрой по блюдцу. В дверь позвонили, и потерпевшая, не прерывая разговора, пошла открывать. Со слов сестры, она успела услышать: «Вы?! Не ожидала вас тут увидеть!», после чего связь прервалась. Попытки восстановить ее не удались, и когда сестра потерпевшей вызвала наряд и примчалась, что заняло у нее примерно сорок минут, дверь оказалась открыта, блюдце брошено во дворе, в доме явно что-то искали, а сама мадам Цацуева исчезла. При таких обстоятельствах, разумеется, заявление у сестры приняли немедленно.

– Бред, – я помотала головой. – Если это было ограбление, то зачем куда-то увозить хозяйку?! А если кому-то понадобилось ее похитить, хоть мне и странно в это поверить, то к чему шарить по дому?

– Возможно, это попытка инсценировки, – предположил Мердок, пожав широкими плечами. – Либо похититель не удержался и прихватил заодно сбережения жертвы. Далее. На вас указывают следующие обстоятельства. Во-первых, как раз накануне исчезновения у вас с потерпевшей произошел конфликт. Во-вторых, похитителя она явно узнала, притом обратилась к нему на «вы». И наконец, в-третьих, на месте событий сняли слепки ауры, и среди них только два недавних не принадлежат самой хозяйке. Это ваш след, а также полустертый след некоего тролля, предположительно проживающего по соседству Хельги, сына Гренделя.

Хм, а Хельги-то там что делал?! Или это не он?

– У всего этого есть логичные объяснения! – возмутилась я. – Конечно, я недавно была возле калитки мадам Цацуевой. Я же домовой, обходила подведомственную территорию! А «вы», кстати, может означать и множественное число.

В самом деле, чтобы похитить такую… увесистую красоту, нужны или недюжинная сила, или сообщники. Положим, вырубить ее несложно и одиночке, но как потом транспортировать?!

Хотя стоп. Кто сказал, что ее унесли, а не увели под дулом пистолета?

– Вполне возможно, – не стал спорить Мердок. – Однако вы ведь понимаете, что проверить необходимо все возможные варианты. Хотя бы для того, чтобы с чистой совестью их отбросить.

– И кто будет проверять? – едко поинтересовалась я.

Быть подозреваемой (хотя бы формально, а не процессуально) мне как-то до сих пор не доводилось.

Непередаваемый опыт. В смысле, непередаваемо гадостный.

– Стэлла, – поморщился Мердок.

– Эта… фифа?!

Я возмутилась до глубины души.

Стэллочка по прозвищу «Безвинная», данному за ее коронную фразу: «Не виноватая я! Оно само!», в райотделе не работала, а только числилась.

Эта милая девушка – дочь одного высокого чина, который решил куда-нибудь пристроить кровиночку в тщетной надежде вложить в ее блондинистую головку хоть немного ума.

Поначалу на нее расписывали самые несложные дела, но она умудрилась запороть и их, так что начальство мудро решило больше не рисковать. Например, Стэллочка ухитрилась сделать две ошибки в фамилии прокурора и расшифровать УК как «уголевный кодекс», а «ст.» как «станция».

И распутывать эту мутную историю поручили именно ей?!

Судя по выражению, мелькнувшему на обычно невозмутимом лице Мердока, мое отношение к Стэллочке он разделял.

– Лучше попробуем разобраться самостоятельно, – сдержанно заметил он. – Итак, начнем с очевидного. У кого имелся мотив?

– Да у кого угодно, – не задумываясь, ответила я. – Мадам Цацуева в разное время насолила всем соседям.

– Вы можете припомнить ее последние жалобы? – взяв карандаш и блокнот, поинтересовался Мердок.

Ах, эта его страсть все фиксировать! Поневоле вспоминалось сакраментальное: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас!»