Он допил вино в один глоток и смирился с тем, что будет гоняться за Экой, как вдруг увидел Лани в окружении стайки незнакомых Кейлу девушек. Ее бровки были приподняты, на лице ясно читалось: «Я все это видела». Но к черту это.

Кейл оставил кубок на фарфоровой подставке, выполненной в форме рыбы, плюющейся водой, затем заставил свои ноги шагать вперед. Один из музыкантов на помосте подал голос:

– Юные господа и дамы! Первый танец вечера. Пожалуйста, выберите партнера, и, дамы… приношу извинения, мы знаем, что вас больше – не стесняйтесь танцевать друг с дружкой.

Некоторые захихикали, но большинство девушек сразу же разбились на пары или группки, очевидно, хорошо зная ритуал. Кейл чувствовал себя голым, пока по его коже ползали взгляды, трепещущие и манящие, то вызывающие, а то и намеренно равнодушные. Он пытался их игнорировать. Ну, ты ведь, черт тебя дери, собирался это сделать, так и сделай.

Он сглотнул и со всей уверенностью, на какую был способен, подошел к Лани.

– Не хотите ли потанцевать, сударыня?

Ребенком он выучил значение каждой ее гримасы и каждого жеста, но эта Лани ощущалась почти чужой. Он силился подавлять собственные напряжение и неловкость достаточно долго, пытаясь прочесть ее мысли. Это что, досада? Толика удовольствия? Что бы это ни было, ощущение не внушало оптимизма. Но отказать она, конечно, не могла.

– Буду счастлива, принц Ратама.

«Принц Ратама». Не «мой принц», потому что так и есть.

Она взяла его вспотевшую ладонь, поклонилась, придерживая краешек платья, и Кейл повел ее к танцевальному кругу.

«Парные танцы» Пью сопровождались певцом-солистом, каким-либо струнным инструментом и барабаном, которые совместно создавали звуки и слова, повествующие о трагичной любви или мимолетной страсти. Пары осторожно ступали по залу медленными, театральными движениями, и Кейл хотя бы в этом смыслил достаточно, чтоб не опозориться.

Лани заговорила, не глядя на него, пока они ждали начала:

– Ты выставляешь себя на посмешище. Не думал, что одним своим титулом привлечешь женское внимание?

Кейл моргнул и посмотрел на нее.

– Что?

Ее взгляд говорил: «Считаешь меня идиоткой?»

– Твой маленький фокус с Глашатаем… «О, посмотрите на меня, я могу бросить вызов Королю- Чародею». А затем посылаешь брата, чтобы он расточал тебе похвалы, пока сам ты сидишь, купаясь во внимании?

Кейл подыскивал ответ. Заиграла музыка.

– Неужели… – Пришлось поклониться и повести Лани через зал. – Неужели ты думаешь, что я все это спланировал? Что мне бы понравилось быть посмешищем?

– Хочешь сказать, это не так?

– Да!

– Ну что ж, тогда ты полный болван.

Он потряс головой.

– Это я тебе и пытаюсь сказать!

Она изобразила намек на улыбку, но подавила его:

– Женщинам не интересны болваны.

Он обвел зал взмахом руки:

– Текущие результаты утверждают обратное.

– Ты нравишься им, потому что ты принц и ты красивый. – Она зарделась.

– Считаешь, я красивый?

– Они считают. Девушки.

– Ты тоже девушка.

– И тебе этого достаточно? Быть красавчиком принцем? Все, что ты собой являешь, получено тобой при рождении?

– Ты сердишься на меня, потому что я родился красивым?

– Нет. – Она выдохнула и посмотрела ему в глаза: – Я сержусь на тебя, братишка, потому что ты ленивый. Потому что тебя ничего не волнует. Потому что ты имеешь все преимущества на свете, какие только доступны мужчине, и тебе это в тягость.

Он чувствовал себя так, будто она дала ему пощечину, и самую сильную боль доставило это слово, «братишка». Они закончили танец – хотя казалось, он только что начался, – и Кейл низко поклонился, попробовав заглянуть ей в глаза, но тщетно. Она молча поклонилась в ответ и попыталась вырваться, но он удержал ее за руку.

– Есть вещи – и люди, – которые для меня важны. Благодарю за танец, сударыня. – Он отпустил ее, и Лани отвернулась и ушла прочь от него и своих подруг – он понятия не имел, куда именно, да и не смотрел.

Он исполнял долг и танцевал с другими девушками. Он пожимал руки старикам и обнаружил, что единственное, о чем они могли беседовать, – это его поступление во флот. «Молодец, – говорили они, – лучший выбор для парня в твоем возрасте». Он улыбался, благодарил их и следовал дальше, все это время мечтая свернуться в клубок у себя на кровати и никогда больше не сталкиваться ни с кем из них. Лани больше не попадалась ему на глаза, и, предположив, что она ушла, он сделал вид, что ему все равно. К тому времени, как танцевальный круг осветился лишь мерцанием факелов и свечей, а Кейл понял, что потанцевал с каждой девушкой, хотя бы отдаленно заинтересованной им, он покинул зал и побрел к себе в комнату.

Обеими руками он стер с лица пот и усталость, а когда поднял взгляд, остановился, заметив Амита на пороге кухонь. Тот, все еще одетый в мантию, нес тарелку с остатками обеда. Увидев Кейла, он церемонно поклонился:

– Принц Ратама. Приятно увидеть тебя снова.

Кейл чувствовал себя совершенно истощенным и был не в силах вынести отстраненно-опасливый тон мужчины.

– Амит. Я… я не хотел вас обманывать. Я…

Амит поднял руку, словно отмахиваясь от пустяка.

– Прошу, не нужно объяснений.

– Я ненавижу быть принцем.

Мужчина замер.

Это прозвучало глупо, тебе лучше объяснить.

– Когда я нашел вас на берегу. Я просто хотел побыть… на краткое время, не знаю, мальчиком, беседующим с незнакомцем – мальчиком, помогающим старику. Не принцем. Понимаете? Но когда стражи попытались вас прогнать… Я просто…

Амит-дипломат исчез и вернулся старый и, видимо, добродушный ученый, нуждающийся в опоре.

– Да, я понимаю. И… благодарю тебя за встречу на берегу, мой юный друг. – Он улыбнулся и сжал предплечье Кейла, как тогда, за воротами.

Кейл облегченно вздохнул. На деле он чуть не расплакался, что вогнало бы его в краску стыда, поэтому быстренько пожелал доброй ночи и на все еще болевших после муштры ногах поплелся по каменным ступеням в свою нынешнюю комнату. Ему ничего так не хотелось, как укрыться с головой в темноте, отгородиться от мира и спать, но, добравшись до своей комнаты, он обнаружил, что у двери ждет слуга – один из посланцев короля.

– Принц Ратама, ваш отец желает видеть вас в личных приемных покоях. – Мужчина не потрудился добавить «немедленно», подразумеваемое в каждом сообщении от Фарахи.

Он указал рукой обратно вниз по лестнице, явно намереваясь сопроводить Кейла.

Ты ошиблась, подумал Кейл, вспомнив слова Лани. Я до жути боюсь Короля-Чародея.

Его плечи поникли, когда он подчинился, а желудок скрутило в узлы.

* * *

Ведущие в малый чертог короля двойные створки из дерева манго, возле которых стояли вооруженные копьями стражники, все еще были открыты. Свет исходил от фонарей и факелов, размещенных вдоль стен, и несколько минут ходьбы до этого места лишь усугубили тревогу Кейла.

Он обнаружил короля в серебряном кресле, несгибаемого и что-то строчащего за письменным столом; в остальном комната и стены были голыми, такими же суровыми, как и сам король. Его шелка сменились мягкой хлопчатобумажной мантией, но даже тут, в кругу семьи, его осанка казалась прежней. На столе восседала тетя Кикай, что-то нашептывая в ухо брата, держа руку на его плече. Когда они заметили Кейла, она встала и осторожно улыбнулась.

– Оставляю моих любимых мальчишек наедине. Веди себя мило, Фара-че. – Это ласковое обращение примерно означало «мой Фара», и так не называли короля даже его жены.

Фарахи хмыкнул. Проходя мимо Кейла, тетя Кикай тронула его за плечо и отослала прочь слугу. Двери закрылись.

– Как прошло твое формальное представление ко двору? – спросил король после долгой, неуютной паузы, не отрывая взгляд от бумаг на столе.

– Вы же были там, отец. – Сердце Кейла забилось немного быстрее. Ты действительно хочешь начать с такого подхода?

Снова хмыканье. Фарахи закрыл глаза и потер их.

– Да. Эта… философия – идеи какого-то мыслителя из Пью, о котором я не знаю? Хотел бы, чтоб я привел этого наставника для тебя во дворец?

Он говорит всерьез, подумал Кейл, не следует его недооценивать.

– Нет, отец. Вам ничего не нужно делать.

Король наконец взглянул – как обычно, не столько на лицо Кейла, сколько на шею.

– Тогда зачем упоминать об этом при дворе? И что за намеки о чуме и священниках?

Юноша вспомнил историю о том, что вся его семья: бабушка с дедушкой, тети, дяди и их отпрыски – умерли от какой-то хвори и что никто на самом деле в это не верил. Он хотел сказать: «Я устал от вранья», или «Устал оттого, что все постоянно притворяются», или «Я устал бояться». Но он сказал:

– Не знаю, отец, мне просто вздумалось поумничать.

Фарахи вернулся к писанине.

– В будущем я бы этого избегал. – И вопрос закрыт, подумал Кейл. – Тебе нравится во флоте?

– Довольно неплохо, отец, я пробыл там всего несколько дней.

– Тогда почему явился во дворец среди ночи?

Ах да, это.

– Я гулял по пляжу и обнаружил мастера Асана.

– И почему не объявил сразу, что ты один из принцев Алаку?

Чертовы пятьдесят преисподних, как он вообще узнал?!

– Это… не казалось важным. В то время.

– Но показалось важным, когда мои дворцовые стражи собрались тебя прогнать?

Кейл ощутил, как заливается ненавистным румянцем.

– Да. Точно.

– И ты счел необходимым отчитать их за следование моим приказам? Возражать этим приказам?

– Я… не знал. Каким приказам?

– Охранять дворцовые ворота. В течение многих лет существовали неизменные приказы не допускать внутрь больных. Как ты мог прожить здесь всю свою жизнь и этого не ведать?

– Я… не знаю.

– Болезнь – это великая опасность; относиться к ней следует соответственно.

Что-то во всем этом казалось подозрительным. Отец будто бы оправдывался.

– Он не был по-настоящему больным, он просто был усталым стариком.

– Стражники этого не знали.

Кейл чувствовал, что поступил правильно, считал этот выговор несправедливым.

– Они не сочли нужным проверить. А поскольку я лучше знал, я отдал им новые приказы.

Фарахи приподнял брови.

– У тебя нет никакой власти отдавать новые приказы. Стражники – не врачи. Они не способны определить, болен человек или нет, и ты тоже.

Кейл ощутил, как вскипает в нем жар, как тогда, у ворот. Он был прав, и эти слова несправедливы, а его отец принял долбаного старика к себе во двор.

– Ваши врачи смыслят в больных столько же, сколько вы – в чародействе.

Глаза короля округлились, и Кейл безуспешно попытался вообразить, какое безумие только что поглотило его.

– Ты такой же упрямый, как твоя мать.

Кейл ожидал ярости, но отчего-то казалось, король всего лишь забавляется. Ни разу еще за всю жизнь Кейла он не упоминал его мать. Это усугубляло безумие.

– И вы не способны стерпеть ничье несогласие, даже когда вы неправы, даже когда вас ослепляет ваш собственный страх!

Король выглядел так, словно его ударили. Он медленно проговорил:

– Страх? И чего же я должен бояться?

Юноша поднял руки.

– Смерти, наемных убийц? Откуда мне знать… Я менял комнаты так часто, что уже не вспомню, и ради чего? Вы избавляетесь от слуг без всякой причины. Они вздрагивают, когда вы идете мимо. А теперь вы отдаете приказы гнать прочь стариков и детей?

Стояла оглушительная тишина, и Кейл ощущал себя так, будто утратил самообладание и теперь сотня чувств, перемешанных и расплющенных временем, бесполезно осела внутри.

Фарахи заговорил спокойно, но его тон все нарастал.