– Что ты здесь делаешь? – холодно спросила я, глядя в ее бегающие глаза.

– Решила тебя навестить! Как ты вышла из комнаты! В каком виде?! – ужаснулась мать, глядя на меня. И тут же, поравнявшись со мной змеиным шепотом добавила. – Ты еще раз подтверждаешь сплетни о своем распутном и беспутном поведении! Сквозь рубашку все видно! Это позор!

Она нервными шагами направилась в мою комнату, а я, подняв брови, направилась за ней. Мать влетела в мою спальню, осматриваясь по сторонам. Подозрения, которые закрались у меня, рвались наружу, когда я видела, как мать смотрит на пол.

– Письмо потеряла? – насмешливо спросила я, вспоминая обращение к леди Брайс.

Мать замерла возле кресла, а потом медленно повернулась в мою сторону.

– Моей дорогой леди Брайс от барона Армфельта? – спросила я, видя, как мать бледнеет.

О! Я запомнила, как его зовут! Прямо наслаждение какое-то видеть, как мать покрывается пятнышками.

Только сейчас неприятное чувство заставило меня нервно сглотнуть. Она изменяет отцу с каким-то бароном! Нет, ладно, что муж подумал на меня! Но … Я вспомнила добрейшего и честнейшего подполковника Брайса, который готов был укрыть свою дочь от любой беды, и мне срочно понадобился стул. Но вместо этого я сжала кулаки.

– Какое ты имела право читать чужие письма! – разъяренно произнесла мать, а ее бледные, напудренные щеки вспыхнули болезненным румянцем. – Кто разрешал тебе его вскрывать!

Она задыхалась от ярости, а глаза ее превратились в узкие щелочки.

– А кто разрешил тебе читать мне нотации о правильном поведении, пряча под юбкой письмо от любовника? – нагло спросила я, внезапно осмелев. – Кто?

Мать на секунду растерялась.

– А не твоего ума дело! – произнесла мать с вызовом. – Ты не смеешь меня судить! Не смеешь! Ты думаешь что? Все вот это вот куплено на жалование твоего отца?! На те семь тысяч золотых, которые он получает в год? Разве это много? Одно твое платье дебютантки стоило почти тысячу золотых! Сережки с сапфирами? Все это на деньги твоего отца? О, нет! Я сказала твоему отцу, что получаю доход с имения! И благодаря ему мы сумели вывести тебя в свет! Ты не стояла в углу, не отплясывала в доме офицеров кадриль с каким-нибудь нищим лейтенантом!

– Вот именно, что деньги с имения. Только имения тебя, – строго произнесла я. Но мать тут же занесла руку для пощечины. Потом остановилась, обжигая меня холодным взглядом.

– Я сделала все, чтобы тебя не постигла моя судьба! Все! – прошипела мать. – Чтобы ты ни в чем не нуждалась! Или ты хотела бегать, как гарнизонные дочки? В обносках с чужого плеча? В старых перешитых платьях матерей? У тебя всегда все было новеньким! Ты ездила в карете! У тебя были лучшие учителя!

Странное, двойственное чувство не давало мне покоя. Она вроде бы и старается для меня, а вроде бы и нет. Бедная Аврелька. Она явно недополучала материнской любви.

– Мне кажется, – с вызовом произнесла я. – Что я куда больше нуждалась в любви матери, чем платьях!

Это я говорила не только ей, но и своей матери, которая меня не слышала.

– Я бы с удовольствием поменялась бы с любой девочкой в обносках, зная, что мать пошила ей платье с любовью! И она всегда может прийти к матери, рассказать о своих бедах и просто поплакать. Что мать ее поймет! А не смотреть на красивую глыбу льда, которая ведет себя так, словно я ей по гроб жизни обязана! Что из-за меня она испортила свою безупречную фигуру! И теперь я обязана почитать ее, целовать паркет, по которому она ходила и молиться на нее!

Повисла звенящая тишина. Или от моего голоса все еще звенели стекла, или просто в голове был звон от собственных слов.

– Больше всего на свете… – внезапно произнесла мать, а голос ее упал. Сейчас она казалась сломанной женщиной. – Я не хотела, чтобы ты повторила мою судьбу. Мою несчастную судьбу. Когда я была в твоем возрасте, то отчаянно влюбилась. Он был лейтенантом в красивом мундире… И ни гроша за душой. Но тогда я не думала о деньгах! Я привыкла к драгоценностям, и считала, что они появляются сами собой! Поэтому вместо того, чтобы выйти за барона Армфельта, которого мне сватал отец, я сбежала с лейтенантом Брайсом! Если бы можно было бы вернуться в тот день! Ах, я бы никогда не допустила этой страшной ошибки! Отец лишил меня всего. Он вычеркнул меня из наследников. И я только спустя несколько лет я осознала. Я все осознала! Ты знаешь, какие огромные крысы обитают в северном форте? Одна генеральша придумала бить их каблуком! Поверь, когда ты спишь с туфлей в руках, все в голове меняется Я была не готова к таким лишениям. И да, любовь быстро выветрилась у меня из головы. Барон купил нам дом! Чтобы я с грудным ребенком не таскалась по гарнизонам! А теперь… Отдай мне письмо! Немедленно!

Она требовательно протянула руку.

– У меня его нет! – ответила я, видя, как подрагивают в воздухе ее пальцы. Золотые ободки колец сверкали при свете свечей.

– Не ври!!! – выдохнула мать. – Отдавай!

Она бросилась почему-то к кровати, скинула подушку, потом покрывало, подняла салфетку на столе.

– Я знаю! – внезапно произнесла мать, снова уставившись на меня. – Я знаю, что ты собираешься сделать! Ты собираешься сделать глупость! Ты собираешься отдать его отцу! Только попробуй! У него слабое сердце…

– А ты думала, о его слабом сердце, когда начинала … как ты там говоришь? Заниматься развратом с другим мужчиной? – не выдержала я, видя, как мать покрывается пятнами. – Или что? Это та самая любовь, ниспосланная свыше? Которую ты заслужила, а я нет?

Я чувствовала, как с каждым словом во мне растет уверенность.

– Не смей! – резко бросила мать. – Письмо мне сюда!

– У меня его нет,– с улыбкой повторила я.

Она подлетела ко мне, дыша так, словно вот-вот взорвется.

– Хватит… Хватит со мной шутить эти дурацкие шутки, – задыхаясь произнесла мать. – Если это письмо попадет в чужие руки… Ты сама представляешь, чем это обернется… Сплетни по всему гарнизону! Так что хватит показывать свой характер! Раньше надо было его показывать, когда тебя в постель тащили! А сейчас отдай мне письмо!

Я смотрела на ее руку, видя, как требовательно она зависла в воздухе между нами.

– У меня нет письма. Оно у генерала. Он нашел его первым! И даже зачитал вслух! – заметила я, видя, как сереет лицо матери. – И сейчас он полетел к барону Армфельту, будучи уверенным, что он – мой любовник.

Мать в этот момент постарела на несколько лет. Она медленно опустила руку.

– Какой ужас, – прошептала она, прижав руку к губам. Глаза поднялись на меня. – Ты… Ты должна была отобрать это письмо! Ты себе не представляешь, что теперь будет!

Глава 18. Дракон

– Мне нужна помощь. Со стороны опытного человека. Моя жена – беременна, – произнес я, глядя на ротмистера Клепфорда.

Полноватый, с рыжими усами, с носом – картошкой и хитрыми лисьими глазами, он застыл в постойке смирно.

– А! Это я всегда могу! – усмехнулся Клепфорд, поднятый по моей просьбе. Он расслабился и выдохнул. Ремень на животе тут же натянулся. – Ой, а можно я у вас тут подольше посижу?

– Это еще почему? – спросил я, усаживаясь за стол. Мне до сих пор не верилось, что мне досталась беременная жена. Чувство было неприятным. И я пытался вернуть на место пошатнувшийся мир. Ладно, не девственница. Но беременна? Хороший вопрос, от кого? И он не давал мне покоя.

Трудно принять чужого ребенка, пусть даже еще не рожденного. Я был уверен, что вопрос с детьми мы отложим на будущее… А тут вот…

– У меня десять детей, – усмехнулся ротмистр Клепфорд, кивая в сторону двери. – Любая отлучка для меня – праздник! У меня поход в туалет – выходной.

– А как жена твоя справляется? – спросил я, отвлекаясь от неприятных мыслей.

– Вот поверьте, лучше, чем я, – заметил ротмистр, покаянно опустив голову.

– Если дети в тягость, зачем столько? – удивился я.

– Это все моя жена. Чуть что – сразу беременна! Я пройду рядом, а она опять беременна… Это какая -то магия, не иначе! – заметил ротмстр. И тут же понизил голос до шепота. – Или проклятье… Вот в последнее я верю. Так нехорошо на нас тогда одна бабка посмотрела. И брякнула: «Ой, что-то детишек у вас маловато!».

– А ты уверен, что все от тебя? – спросил я, чувствуя, что вопрос напоминает о своей проблеме.

– А какая разница? Мне их воспитывать! Они меня отцом называют! – вздохнул ротмистр. – Им-то все равно, кто их там мог сделать. Но каждый раз они бегут ко мне: “Папа-папа-папа!”. Мне все некогда разобраться. Я три года назад хотел заняться этим вопросом. Да просто интересно. А тут жена говорит, что двойню ждет! Опять.

По-крайней мере я-то точно знаю, что ребенок не от меня. Не было обмана, лжи, которая вскрылась через годы в каком-то внезапном скандале. Здесь хотя бы все честно. И у меня есть выбор.

– Расскажи мне про зелье какой-то там мадам? – спросил я, как-то до этого не вникая в тонкости отцовства и материнства.

– А! – заметил Клепфорд, прохаживаясь по кабинету. – Есть такое… Только бабы мрут, как мухи! У меня однажды жена выпила… Я прихожу домой, а она бледная и по стенке ползет… Что-то сказать пытается… А под ней …. простите лужа… Крови… Как ранение… Еле спасли… После этого я махнул рукой и сказал: “Рожай!”.

– Благородно, – кивнул я.

– Да у нас уже пятеро было… Я как представлю, что один вдовцом с ними останусь, так нет, лучше увольте! – усмехнулся Клепфорд.

Он уселся в кресло, пока я нервно расхаживал по комнате.

– Расскажи мне про беременность, – произнес я. – Мне нужно знать, к чему готовиться.

– Итак, записывайте! Баба становится нервной! – усмехнулся ротмистр. – Вот прямо на ровном месте истерить начинает… Чуть что не так, тут же слезы… Ранимая, короче. Но это – моя. Как ваша – не знаю…

– Понятно, – вздохнул я, записывая.

– Потом у них че-то в голову ударяет, они начинают уют создавать… Тут с ней разговаривать бесполезно. Запомни фразу “Да, дорогая!”. Больше тебе, как мужику, ничего не пригодится. И не вздумай спорить… – вздохнул Клепфорд. – Потом у бабы вкусы меняются. Они начинают есть такое, от чего у вас аппетит в трубочку сворачивается… Прихожу, а моя сидит, камень меловой жует. И вареньем поливает. Счастливая…. Или варенье с горчицей мешает. Однажды листики фикуса отрывала, в чай макала и ела. Как печенье… Банку варенья в суп вылила… И довольная такая стоит… Но это потом. Их бывало тошнить начинает… От всего прямо… Мою от запаха мяса. Просто наизнанку. Моя поначалу душила мясо…

–В смысле, душила? – спросил я.

– Ну, сидит, пшикает своими духами на кусок. А у нас пахнет, как на балу. Это она запах перебивает, – заметил ротмистр. – А вокруг меня, как светские красавицы, шашлыки кружатся… И отбивные… Теперь на балы ходить не могу… Везде ножки куриные мерещатся. И рулька.

Я услышал шаги и стук в дверь.

– Господин генерал. Ваша супруга отказывается есть, – послышался голос служанки. – Она так ничего и не съела.

– О! Началось! А я говорил! Это ее тошнит! Это нормально! Сейчас… – похлопал себя по карманам ротмистр.

Он полез в один карман. Оттуда вывалилась детская соска, причем, жеваная. Он поднял ее с пола, протер, спрятав обратно в карман. Потом он вытащил не самый чистый платок, детский рисунок и какую-то пеленку… Следом на ковер выпала оторванная рука какой-то куклы… Наконец, он извлек флакон и поставил на столик

– Вот! От тошнотиков! – гордо произнес ротмистр. – Я всегда с собой ношу… У нее чуть что, так сразу… Лучшее зелье… Сама варит… Рецепт нашла… Она подсмотрела, как его аптекарь варит и сама приготовила. Но у вас деньги есть, так что можете и в аптеке взять. А нам цены кусаются. Леденцы будут предлагать – не берите. Толку никакого! Только зубы портятся! Но если надо, я попрошу, жена еще сварит… Тут на несколько дней хватит… Она у меня как раз …. в положении… Так что у нас они по всему дому стоят… И мясо в духах и духовке…

– Благодарю, – кивнул я, глядя на флакон.