Пройдя 20 миль по прямой, крейсера стали постепенно склоняться вправо. Шеер находился в 12 милях к северу от них. План предусматривал, что крейсера и эсминцы 2-го дивизиона, использую свое превосходство в скорости над Шееером, 36 узлов против 26, опишут сто мильную дугу вокруг западного берега Саремаа, оторвутся от преследования и выйдут с северо-запада к бухте Тагалахт, опередив линкор. При этом, два легких крейсера немцев вынуждены будут пойти навстречу отряду. В это время, два лидера эсминцев Лениград и Минск, выйдя из Ирбенского пролива на час позже основных сил, проскочат на своей полной 43-узловой скорости вдоль берега Саремаа к бухте Тагалахт, и устроят в ней торпедами и пушками погром транспортам и десантным паромам.

В 23 часа основные силы ОЛСа и Шеер двигались по двум дугам разного радиуса параллельными курсами в 14 милях друг от друга. Мощно гудели турбины кораблей, напряженно вибрировали палубы. Новейшие крейсера и эсминцы стремительно резали водную гладь, разваливая форштевнями крутые водяные пласты.

Хотя Шеер двигался по более короткой внутренней дуге, отряд быстро нагонял его. Через четверть часа крейсера поравнялись с Шеером. Совсем стемнело. Дистанция составляла 11 миль. Повесив средним калибром осветительные снаряды над колонной советских кораблей, Шеер открыл огонь главным калибром. Валентин Петрович Дрозд знал, что максимальная дальность одиннадцатидюймовых орудий Шеера составляла 22 мили, но никак не ожидал, что его огонь на 11 милях будет таким точным. Уже третий пристрелочный снаряд артиллеристы Шеера положили всего в кабельтове от борта Горького.

Бронирование крейсера, рассчитанное на борьбу с кораблями – одноклассниками, против трехсот килограммовых снарядов линкора никак не играло. Даже одно попадание могло стать фатальным. Адмирал приказал командиру крейсера каперангу Сухорукову взять левее, разорвать дистанцию до 15 миль и начать противоартиллерийское маневрирование. Увеличив дистанцию до линкора, Горький снова лег на курс, периодически совершая коорданты*, с целью сбить пристрелку Шееру.

Командир БЧ-2 каптри Дубнев получил приказ начать пристрелку. 180-миллиметровый главный калибр Кирова и Горького мог стрелять на 20 миль. Но, на практике, даже на учениях дальше 12 миль артиллеристы крейсеров Балтфлота раньше не стреляли. Условия были практически идеальными, качка отсутствовала. Видимость кораблей в белом свете осветительных снарядов тоже была великолепной. Добившись пятым выстрелом близкого накрытия, Дубнев передал данные по дистанции до цели на все корабли отряда.

Чтобы не путать свои всплески с чужими, корабли стреляли поочередно, с временным интервалом между сериями выстрелов по 30 секунд и по 5 секунд между выстрелами. Каждые полминуты вокруг линкора возникала серия всплесков. Два высоких от снарядов крейсеров и пять пониже от стотридцаток эсминцев. Каждый корабль корректировал стрельбу индивидуально. По причине большого рассеяния снарядов, попасть в Шеера на таком расстоянии, можно было только по счастливому случаю, но нервы пощекотать немцам, безусловно, стоило. Своей цели эта стрельба достигла. Шеер тоже начал совершать коорданты, выходя из-под накрытий, что заметно снизило точность его стрельбы.

Немецкий эсминец пристроился в кильватер линкору и сбросил скорость. Гордый и Сметливый, сблизившись с ним на 10 миль в строю пеленга открыли огонь из носовых орудий. Фашист сначала отвечал из двух кормовых шести дюймовок, затем решил, что два орудия против четырех хорошим аргументом не являются, увеличил ход и занял позицию на правом траверсе линкора, чтобы подключить к делу его средний калибр. Гордый и Сметливый в ответ перешли на левую раковину Шеера. Теперь по ним могла стрелять только кормовая шестидюймовка левого борта линкора и два кормовых орудия эсминца.

Оценив выгоды позиции, занятой «семерками» Солоухина, Дрозд направил им в помощь два концевых эсминца дивизиона Абашвили. Самому Абашвили он приказал с тремя эсминцами выйти вперед, занять позицию в 9 милях перед Шеером и обстреливать его с носа продольным огнем. Стерегущий, Стойкий и Сильный рванулись вперед.

Сторожевой и Сердитый, пристроившись к пеленгу эсминцев Солоухина, тоже открыли огонь по линкору, простреливая его продольным огнем с кормы. Гордый и Сметливый сосредоточили огонь на эсминце, тот в ответ продвинулся на милю вперед, выйдя на правый крамбол линкора. Дистанция до него увеличилась до 12 миль. Гордый снова начал обстреливать линкор. Теперь эсминцы колотили его в шесть стволов, а с Шеера им отвечала только одна шестидюймовка.

После войны стало известно, что карманные линкоры проекта «Дойчланд» не имели отдельной системы управления огнем среднего калибра. То есть, шестидюймовки либо наводились по данным системы управления главным калибром, либо стреляли автономно. При автономной стрельбе их точность, естественно, падала.

.Хотя вероятность попадания с маневрирующих эсминцев по маневрирующему линкору была минимальной, снаряды эсминцы не экономили, и малая вероятность помноженная на несколько сотен выстрелов дала результат. Начались попадания по линкору. Вскоре, на корме линкора возник пожар. Броневой пояс линкора стотридцати миллиметровые снаряды эсминцев не пробивали, но вполне успешно разносили надстройки. Один из снарядов весьма удачно попал в левую кормовую башню среднего калибра, имевшую чисто символическое бронирование в 10 миллиметров. Отвечать на огонь эсминцев линкору стало нечем. По команде немецкого флагмана эсминец перешел на его правую раковину, развернулся бортом и открыл огонь по дивизиону Солоухина всеми четырьмя орудиями с дистанции 9 миль. Сметливый и немец обменялись попаданиями. Чтобы уравнять шансы, к обстрелу наглого фашиста комдивизиона снова подключил Гордого.

Командир дивизиона лидеров капдва Петунин донес по радио, что на подходе к Тагалахту лидеры были обнаружены немецкими крейсерами и обстреляны. Дивизион вынужден был развернуться и отойти мористее. Адмирал Дрозд понял, что немецкие крейсера Кельн и Нюрнберг не поддались на задуманную штабом провокацию и остались на позиции у входа в бухту. Обдумав создавшуюся ситуацию, Валентин Петрович решил обострить бой и попытаться разделаться с тяжелым крейсером, поскольку легкие крейсера противника к Шееру не присоединились. Крейсера ОЛСа довернули вправо, сокращая дистанцию до 11 миль.

Провокация закончилась, драку пришлось вести всерьез. Горький, избегая попаданий «чемоданов» с Шеера, шел, практически, «змейкой», постоянно меняя дистанцию. Его девять стовосьмидесяток трех орудийными залпами молотили по Шееру, вызывая огонь на себя, хотя, точность его собственной стрельбы, конечно, упала. Все шесть одиннадцатидюймовок главного калибра линкора работали по идущему головным Горькому. Очевидно, немец хотел выбить из боя флагмана. Зато Киров шел «по линейке», не маневрируя, и имел идеальные условия для стрельбы. Командир командно-дальномерного поста Горького каплей Туманов, глядя в визир центральной наводки, насчитал 6 попаданий главного калибра в Шеер, хотя эти попадания были заслугой артиллеристов Кирова. Эсминцы отметились уже десятком попаданий в корму и тремя попаданиями в носовую часть линкора. На нем уже полыхали четыре очага пожаров.

Командир Шеера, очевидно, обиделся. Кормовая башня линкора перенесла огонь на Кирова. По закону подлости уже третий выстрел, прежде чем командир Кирова среагировал и начал маневрировать, попал в цель. Трехсоткилограмовый «чемодан» пробил главный броневой пояс крейсера выше ватерлинии по миделю и взорвался в переднем котельном отсеке. Три из шести паровых котлов вышли из строя. Скорость корабля упала до 20 узлов. Заметивший это командир линкора капитан первого ранга Меедсен-Болкен, решил, что судьба предоставляет ему шанс повернуть вспять неудачно начавшийся бой. Обидно было командиру мощного тяжелого крейсера, почти линкора, терпеть поражение от мелких советских кораблей. Немецкий обрез-линкор резко повернул влево и пошел на добивание подранка, сокращая дистанцию до верной. По команде адмирала, поврежденный Киров тоже повернул влево, препятствуя сокращению дистанции.

Получив доклад с Кирова о характере повреждений, Дрозд раздумывал не долго. Отдавать Кирова на растерзание немцу и проиграть столь удачно начавшийся бой, было бы верхом идиотизма. Да и на карьере адмирала это сказалось бы весьма негативно. Вплоть до разжалования в рядовые красноармейцы, а то и расстрела. Командующий отряда легких сил Балтфлота скомандовал всем кораблям: «звездная» торпедная атака.

Эсминцы Абашвили развернулись «все вдруг» на 180 градусов, Горький повернул вправо на 90. Даже поврежденный Киров тоже развернулся на Шеера. Машинные команды кораблей поддерживали максимальное давление пара в котлах, поэтому все семь эсминцев и легкий крейсер быстро дали самый полный ход. Четыре эсминца с юга и три эсминца с севера, развернувшись двумя веерами, развив максимальный темп стрельбы из носовых орудий, ринулись с двух бортов на неприятельский линкор. Горький, непрерывно стреляя из двух носовых башен, шел на Шеера в лоб. Отставший от него Киров тоже вносил свою лепту. Котлотурбинные силовые установки крейсеров и дизеля линкора работали на полную мощность. Скорость сближения Кирова и Шеера достигла 72 узлов, или 130 километров в час, превосходя скорость легкового автомобиля на отличном асфальтированном шоссе. Разделяющее их расстояние они должны были пройти за 10 минут.

К этому времени, из восьми шестидюймовок линкора три уже были выбиты. Оставшихся пяти для противодействия семи атакующим эсминцам было совершенно не достаточно. Носовая башня главного калибра Шеера развернулась на группу Абашвили, а кормовая – на группу Солоухина. Эсминцы шли противоартиллерийским зигзагом, петляя между огромными столбами морской воды, вздымаемыми падением осколочных одиннадцатидюймовых снарядов. Немецкий эсминец, как выяснилось позднее, Z-25, пошел наперерез группе Солоухина, часто стреляя из всех орудий.

Вскоре, стремительно сокращающееся расстояние позволило подключить к делу расчеты зенитных пушек. На Шеере к этому времени уцелело четыре 105-миллиметровки, на кораблях ОЛСа – семь 100-миллиметровок и 11 трехдюймовок. Их расчеты развили максимальную скорострельность.

Совершенно не обстреливаемый Горький, стремительно сближаясь с линкором на встречных курсах, колотил в него из всех шести стволов носовых башен. Каптри Дубнев, сидя глубоко в недрах корабля в вертящемся кресле в закрытом со всех сторон несколькими слоями брони посту управления стрельбой главного калибра, контролировал работу центрального автомата стрельбы. Циферки на бешено вращающемся барабанчике табло, отсчитывающие дистанцию до цели в метрах, вырабатываемую дальномером, слились в одну белую полоску. Барабанчик, отсчитывающий десятки метров тоже быстро крутился, делая оборот в две секунды. Зато счетчики азимута и угла места стояли, как вкопанные. Корабли неслись друг на друга по прямой, как разъяренные кабаны.

Стрелять в таких условиях Дубневу за всю его долгую карьеру еще не приходилось. В деталях представляя себе работу электромеханических преобразователей и приводов дальномера и ЦАСа, Дубнев предположил, что они запаздывают относительно реального положения дел. В этом случае, наведенные по данным ЦАС орудия будут давать перелеты. Пихнув кулаком в бок сидящего рядом старшину связиста, ткнув указательным пальцем вперед, затем палец прямо вверх, приказал соединить себя с первой носовой башней. Командиру расчета башни приказал снизить угол возвышения стволов на одно деления угломера относительно данных ЦАС. Командиру второй башни приказал снизить угол на два деления.

За время сближения артиллеристы Горького вколотили в Шеера не менее полутора десятков бронебойных снарядов весом в центнер каждый. Один из них попал в левый борт носовой башни главного калибра и пробил стомиллиметровую бронеплиту. Четыре килограмма тротила, рванув в замкнутом пространстве, вызвали детонацию картузов пороха, поданных к орудиям. Мощный взрыв превратил весь расчет и все оборудование башни в мешанину осколков металла и обугленных кусков человеческой плоти. Длинные языки пламени, вырвавшиеся изо всех отверстий башни, были хорошо видны с крейсера и эсминцев. Другой снаряд угодил в лоб боевой рубки. Броню не пробил, но контузил весь находившийся в ней комсостав корабля. Тяжелый крейсер на несколько минут остался без управления.