Колючий порыв ветра принёс откуда-то здоровущий мокрый кленовый лист и с размаху залепил им мне оба окуляра трофейных мотоциклетных очков. Чертыхнулся, стряхнул неожиданную помеху и пару секунд размышлял о том, какая мелочь может решить судьбу операции, сражения, а то и всей войны. Выдохнул и продолжил рекогносцировку. Кроме КПП, мне предстояло уничтожить четыре расчёта ПВО по семь-десять человек в каждом. Эти точки противовоздушной обороны тоже находились в разных частях аэродрома на довольно существенном расстоянии друг от друга, поэтому с их ликвидацией проблем возникнуть было не должно.

Сначала я собрался уделить им внимание ближе к концу операции, но сейчас решил переиграть и заняться ПВО в первую очередь. И всё потому, что, проанализировав обстановку немного тщательнее, пришёл к выводу, что пушки способны нам много ненужных проблем создать. Они ведь не только способны сбивать летящие цели, но и, переведя стволы на прямую наводку, наземные. И существует ненулевая вероятность, что после начала операции, поняв наш замысел по захвату самолёта, противник решит помешать нам и уничтожит его. Немец далеко не глуп, да и боевой опыт имеет, а вместе с орудием, которое в не таком уж и далёком будущем станет прототипом для пушки танка «Тигр», может запросто обрушить все наши планы за пару выстрелов.

Конечно же, такое развитие событий мгновенно смешает нам все карты и усложнит выполнение задуманного вплоть до невозможности. Вот влупит ганс из «восемь-восемь» по аэродромному складу ГСМ – и тут сразу будет непроходимое пекло. Следовательно, я должен был работать на опережение и в целях недопущения срыва основной задачи ликвидировать весь личный состав противовоздушной обороны до того, как они решатся на уничтожение самолёта.

«Что ж, пора приступать», – решил я, вздохнув.

Однако перед тем, как нажать на спусковой крючок и приступить к ликвидации первого фрица, обратил внимание, что из здания в сторону «итальянца» направились два офицера – майор и лейтенант. Их сопровождали три техника, которые о чём-то говорили, при этом бурно жестикулируя руками.

Вскоре их компания ускорила шаг.

«Они, что, улететь хотят на моём средстве спасения?» – напрягся я, собираясь немедленно начать отстрел именно с них, оставив противовоздушную оборону на потом, но в этот момент лейтенант показал майору рукой, и тот ещё сильнее прибавил шаг, перейдя чуть ли не на бег.

Я перевёл взгляд вместе со стволом винтовки на то направление, куда показывал немец, и увидел, что с той стороны аэродрома к самолёту едут два легковых автомобиля марки Horch-901.

Сфокусировал зрение.

В первой машине, кроме водителя, на переднем пассажирском сиденье сидел майор, а позади трое немецких солдат. Во второй машине были водитель, на переднем пассажирском – лейтенант, а вот на заднем расположились генерал и полковник.

«Ага, значит, вот за кем прилетел этот самолёт», – хмыкнул я, на ходу корректируя намеченную операцию.

А подкорректировать нашлось что. Теперь вместе с теми, кто ехал в машинах, на аэродроме в моей прямой видимости находилось около восьмидесяти целей. Но их, скорее всего, было больше. Точную цифру я назвать не мог, потому что не знал, сколько человек может отдыхать в укрытиях на точках ПВО, и понятия не имел, какое именно количество немцев находится внутри двухэтажного здания и деревянного барака.

Вспомнив, что в запасе у меня всего шестьдесят патронов, посмотрел на Садовского, что лежал метрах в тридцати от моей позиции, и призывно махнул ему рукой.

Когда тот приблизился, я негромко ему сказал:

– Михаил, давай снимай свой вещмешок и лезь сюда, расположись на ветке ниже. Немцев оказалось малость многовато. Поэтому будешь мне патроны подавать.

Садовский помощником был опытным. С ним, с Воронцовым и с Апраксиным, который сейчас в тяжелом состоянии находился в числе выживших, мы буквально прошли огонь и воду, так что два раза повторять мне не пришлось. Он полез на дерево, а я занялся тем, по чему уже руки давно чесались – отстрелом адских сущностей в человеческом облике.

Данное мероприятие я традиционно собирался провести по методике, разработанной в 1946 году участником Великой Отечественной войны старшим сержантом Немцевым. Метод позволял вести стрельбу из винтовки системы Мосина с невероятной скоростью, и это не фантастика. Метод работал и в моей прошлой истории был опробован на практике. Так, на полигоне Рязанского пехотного училища старший сержант сумел за одну минуту произвести пятьдесят три выстрела и на расстоянии ста метров поразить грудную мишень пятьдесят два раза. Поразительная скорострельность и поразительная меткость!

Пользуясь послезнанием, я постоянно применял данный метод в реальном бою, и всегда результат превосходил все ожидания, особенно если учесть, что я без промаха поражал цели на расстоянии двух километров и более.

И сейчас, больше не теряя времени, я сделал глубокий вдох, сфокусировал зрение, прицелился и приступил к зачистке Родины от топчущей нашу землю нечисти.

Глава 2
Нет времени ждать

Как было намечено ранее, вначале я ликвидировал тот секрет, что находился ко мне ближе всех. Затем те, что располагались в других частях аэродрома, а следом подавил все точки противовоздушной обороны. Как только покончил с этими вопросами, исходя из складывающейся обстановки перевёл своё внимание на кортеж. К этому моменту у меня уже не имелось никаких сомнений в том, что именно этого генерала поджидал самолёт. Закономерно возник небольшой конфликт интересов, ведь генерал претендовал именно на то, что было очень нужно и нашему отряду. Следовательно, судьба генерала и его свиты решена и незавидна.

Чтобы не создавать себе в дальнейшем лишних проблем с возможной паникой в стане врага, не стал дожидаться, пока вновь прибывшие выйдут из своих автомобилей. И как только кортеж остановился, тут же открыл огонь, первой серией выстрелов из пяти патронов уничтожив всех, кто находился в машине охраны – благо их там было ровно пять.

Атака произошла быстро, и вышедший из машины поправляющий китель генерал не сразу смог понять, что за пару-тройку прошедших секунд охраны у него несколько поубавилось. Однако вскоре до него дошло, что обстановка вокруг не статична и постоянно изменяется. Оно и понятно, ведь раз в полсекунды кто-нибудь из стоящих рядом или неподалёку солдат и офицеров совершал последнее в своей никчемной жизни падение на землю или в лужи, что оставил недавний дождь, а кто-то даже ухитрялся украсить свою смерть потоками крови. Генерал и оглянуться не успел, а почти все его сопровождающие уже валялись на взлётно-посадочной полосе и окрест неё в странноватых позах, умерев от передозировки свинца.

Что же касается его самого, то ликвидировать генерала я пока не собирался. Ввиду того, что этот высокий армейский чин мог знать что-то важное и представлять собой бесценный кладезь информации, крайне необходимой для нашей разведки, его и находившегося с ним в свите полковника ждала другая судьба. Я решил на время вывести их из игры и максимально обездвижить. Как только решение было принято, каждый из немецких офицеров тут же получил по ранению в ступню и тем самым на время лишился возможности активно передвигаться.

Неожиданно в двери фюзеляжа самолёта возникла фигура в шлеме и кожаной куртке. Это явно был кто-то из членов экипажа – в момент уничтожения кортежа он находился внутри и, вероятно, услышав доносящиеся с улицы звуки и крики, решил посмотреть воочию, что происходит. Выглянул. И думаю, вряд ли обрадовался увиденной картине. Но для меня это было неважно, ведь тех мгновений, пока он находился в ступоре, мне вполне хватило на то, чтобы пустить ему пулю в голову.

Нажал на спусковой крючок, и когда пуля уже покинула ствол винтовки, задумался: «А вдруг наш лётчик не сможет поднять самолёт в небо? Зачем я уничтожаю пилота, которого можно заставить сесть за штурвал?»

Но тут же выкинул эту мысль из головы.

«Старший лейтенант Тамбов сказал, что умеет на этой модели самолёта летать, значит, сможет».

Да и дело было сделано. Пуля уже нашла свою цель и уничтожила её.

Вообще стоит отметить, что в горячке боя я не всегда успевал сообразить перед выстрелом. Мало того, что скорость стрельбы бешеная, так ещё и голова всегда была забита очерёдностью целей и местами их дислокации. По факту каждые полсекунды ствол «мосинки» изрыгал из себя очередную порцию смертельного для врага свинца. Попросту не было времени на то, чтобы остановиться и хорошенько всё обдумать. Решить, нужно ли уничтожать ту или иную цель, или нет? Пригодится она нам сейчас или в дальнейшем, или жизнь её бесполезна? А потому нередко получалось так, что вначале стрелял, а уже потом в голову закрадывалось сомнение.

Бешеный темп, который я себе задал, не всегда давал возможность успеть проанализировать происходящее вокруг. В данном случае именно действие зачастую опережало мысль. Конвейер смерти работал на всю катушку, и в нём не было ни пауз, ни места для раздумий. А вот если бы вернуть мгновение назад, то вполне возможно, что имело бы смысл этого пилота просто ранить, а не уничтожать. Как говорится, на всякий случай, ну и оставил бы его в живых. Но увы, что имеем, то имеем.

«Да и не один он в этом самолёте. Там ещё немецкие лётчики должны быть», – резонно подумал я.

Сколько точно человек в экипаже такой махины, я не помнил, но не сомневался, что не менее двух-трёх.

В голову закралась мысль чуть снизить скорость, чтобы было время на обдумывание, но я от неё сразу же отказался.

«Нельзя давать возможности противнику очухаться, оценить обстановку и поднять тревогу. Если враги поймут, что по ним работает снайпер, то они попрячутся, как крысы, и тогда, чтобы их выкурить, придётся потратить много сил, крови и времени, которых у нас нет».

Да и не мог я рисковать самолётом и давать хоть малейший шанс лётчикам увести у меня из-под носа столь ценный приз, как «Сумчатый». Поэтому, не переставая следить за кабиной пилотов, вёл огонь на полное и окончательное поражение всего, что движется.

Пока потенциальные пленники в виде высших офицеров вермахта корчились у подъездной дороги, я ликвидировал майора и лейтенанта, что до этого вышли из здания и направлялись для встречи высокого гостя. Когда начался массовый падёж их камрадов, они довольно быстро сообразили, что к чему, и, развернувшись, побежали восвояси – откуда пришли. Добежать я им не позволил, подстрелив гансов где-то на середине дистанции между самолётом и постройками. К тому времени Садовский как раз успел передать мне свою уже заряженную винтовку, так что шансов на спасение у аэродромного начальства совершенно не было.

Они умерли, но своей смертью чуть спутали мне карты. Дело в том, что их картинное падение с парой кувырков по земле из положения «на бегу» не осталось незамеченным. С десяток солдат и техников, что находились под навесами возле здания, стали свидетелями смерти своих командиров и, в недоумении глядя на распростёртые на лётном поле тела, собрались уже начинать панику. Однако и тут я с моей винтовкой постарался не допустить абсолютно не нужного кипиша и быстренько расставил все точки над «i». На всё про всё ушло не более семи секунд.

Выстрел – готов. Выстрел – готов. Ни одного промаха! Весь свинец только по адресату, только в намеченную цель – это стало моим девизом на данном этапе извилистого жизненного пути.

По окончании зачистки у навеса вновь переключил своё внимание на кабину пилотов и на генерала с полковником. Там картина осталась без изменений. К штурвалу никто подойти не спешил, а подстреленные немецкие офицеры, как и прежде, продолжали ползать в неглубоких лужах возле взлётно-посадочной полосы, при этом морщась и открывая рты. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что они ругаются, о чём-то переговариваются, клянут судьбу, а полковник даже достал из кобуры пистолет, очевидно, собираясь отстреливаться от невидимого противника.

Чтобы тот даже не думал делать глупости, вполне гуманно в данной непростой ситуации выстрелил ему в кисть. От такого воздействия немецкий офицер, разумеется, позабыл о намерении сопротивляться и занялся собой, ласково и бережно поглаживая раненую руку, при этом в ярости открывая рот и, очевидно, ещё громче что-то вопя. До меня эти крики не долетали, а даже если долетали – за шумом листвы и выстрелами слышно не было, да и бухание «мосинки» на некоторое время оставляло меня с лёгкой глухотой.