– Крейг верит в своё новое детище, господа. И его вера не плод разыгравшегося воображения и не стремление нажиться в очередной раз за счёт ОСУ, – Артемиус сложил пальцы домиком, обводя коллег снисходительным взглядом. Вероника немедля отреагировала мимолётным кивком. – Не буду кривить душой, я не привык, чтобы меня чихвостили в хвост и в гриву. Но не будем злопамятны, коллеги. Гению можно просить многое. В том числе и некоторую несдержанность. В конце концов, Крейг не посрамил уже созданное себе имя. Никто не будет же утверждать, что его прототип плохо работал? По-моему, эта штука довольно интересная, если честно! В чём-то она мне даже понравилась.

Фурнье позволил себе короткий смешок. Поглаживающий седую бороду Седрик молча закивал, погрузившись в известные лишь ему одному размышления.

– Арти, ты опять меня опередил, – пожурила Доггерти Вероника. – Я собиралась сказать примерно то же… Поймите, господа, Гордон Крейг уникальный во всех отношениях человек. Он работает за деньги, верно. Но вы же видели, с каким воистину неприкрытым пылом и отвагой, не боясь всех нас, он отстаивал свою точку зрения? Он же просто идеалист! А идеалисты двигают прогресс и рождают творения, способные перевернуть мир! А знаете почему?

– Почему же, миссис Карлайл? – не упустил возможности скептически проскрипеть Фурнье.

– Такие как Крейг, верят в то, что делают, – женщина одарила присутствующих широкой улыбкой. На её пухлых щеках отчётливо проявились ямочки. – Этот мальчик готов в лепёшку расшибиться, но добраться до сути. Он первооткрыватель. Он один из локомотивов науки. И неужели мы пустим его под откос всего лишь из-за одной оплошности? И то, как верно подметил Артемиус, его провал был исключительно в наших глазах. Крейг верит в своё детище!

На какое-то время в зале наступила тишина. Каждый обдумывал последние слова Вероники. Среди находящихся за столом людей не было тупиц и недальновидных завистников. Каждый из них был в определённом роде уникальной личностью для Королевства.

– Вера – это главный движитель науки! Эббернати, вы так и не сказали ни слова. Хотя голосовали за.

Вероника повернулась к доселе молчавшему пятому члену Комиссии. Фурнье, Доггерти и Седрик все как один уставились на средних лет темноволосого мужчину с аккуратно подстриженными усами и в безукоризненном смокинге.

– Мы должны понимать, что одним только желанием изменить мир делу не поможешь, – разомкнул тонкие губы Альфред Эббернати. Говорил он тихо и не повышая тона, но его спокойный уравновешенный голос слышали все. – Крейг далеко не единственный наш сотрудник. И скажем прямо, не самый ценный. Конечно, он идеалист и подлинный фанатик своего дела. Он верит в то, что делает. Он действительно хочет и может. Это главное. Да, я голосовал за. Каждого из вас наверняка терзает вопрос – почему. Ведь даже вы, дорогая Вороника, сказав столь много лестных слов о Крейга, голосовали против. И вы, Артемиус, несмотря на все ваши взвешенные рассуждения. Гарри, вы были против по определению. А вы, Седрик, пошли в поводу большинства. Ну-ну, коллеги, не надо так яростно хмурить брови. Мы не первый год знаем друг друга.

– Легко впоследствии рассуждать о морали и человечности. О надежде и идее. О том, что есть люди, способные изменить мир. Но так же есть и те, кто решает, кому это дозволено, а кому нет. И мы, мы те, кто решает и дозволяет. И мы запретили. Мы не дали Крейгу ни одного шанса. Я внимательно наблюдал за ним. Вы как всегда поразительно проницательны, Вероника. Вы верно подметили – он верит в себя, верит в то, что делает. Это изобретение, возможно, является для него наиглавнейшим трудом всей жизни. Но нам оно показалось бесполезным. Шуткой. Безделицей. Никчёмным творением заигравшегося учёного. Мы гордимся тем, что вправе решать. Мы снисходительны к тем, кто ниже нас. И мы те, кто может заглядывать в будущее. Но как мне кажется, в данном случае мы ничего не увидели. Гордон Крейг заглянул гораздо дальше нас с вами…

Эббернати умолк, испытующе глядя на не сводящих с него глаз коллег. Он знал каждого из них как свои пять пальцев. И это были не пустые банальные слова. Они работали вместе вот уже без малого два десятка лет. И, наверно, не было ни одного случая, когда их мнения очень уж сильно расходились бы. Это бы своего род брак. Союз. В горести и радости, в нищете и достатке. До конца дней. До гробовой доски. Разумеется, и среди самых крепких союзников случаются разлады. От ссор и недопонимания не застрахован никто.

Они, все пятеро, составляли отборочную комиссию ОСУ. Никто из них, ни вечно подозрительный желчный Гарри Фурнье, не обожающая строить из себя сердобольную тётку Вероника Карлайл, ни осторожный Седрик Моран, ни высокомерный Артемиус Доггерти, ни он сам, никто из них в своей жизни не придумал ничего стоящего. Ничего, чтобы оставить потомкам, ничего, что прошагало бы через века и вписало их имена в историю.

Своего рода люди-тени. Так иногда Эббернати в шутку называл себя и своих извечных сослуживцев. Тут они не сильно отличались от подобных Крейгу людей, скрывающих свои настоящие имена. Изобретения Крейга приписывали вымышленным учёным. Они же, члены отборочной комиссии даже не могли и этого. После Крейга останется не имя, но его творение. После них не останется ровным счётом ничего. Словно их и не было. Как будто четверо мужчин и одна женщина, проводящие почти всё время в неприступных стенах ОСУ, и не существовали никогда.

Но благодаря им решалось много больше, чем значили их имена. Они были тем мостом, что соединял мысль и действие, идею и результат. Они решали ни много ни мало, а развитие науки. Становление индустриального общества. Незримо писали картину мира и создавали пути его следования. Голосуя за или против, члены отборочной комиссии определяли жизнь государства и порядок на годы вперёд. В чём-то их деятельность была сродни работе парламента и политических мужей. Они не были учёными, чиновниками, правителями. Но были теми, кто многое решал. В быту они являлись обычными жителями города. Простыми подданными Империи. С другой стороны, они были незримыми пророками. Тенями.

– Весьма проникновенная речь, дорогой Альфред, – миссис Карлайл позволила себе добрейшую улыбку. – Вижу, ты и впрямь веришь в этого мальчика. Не удивлюсь, если даже больше, чем он сам! Что ты рассмотрел такого в его новейшем изобретении, чего не смогли увидеть все остальные? Не поделишься?

– Когда Крейг завил, что готовит настоящую бомбу, я предполагал нечто, скажем так, совсем иное, – не преминул вставить Фурнье. – Бомба должна взрывать мозг и поражать глаза. Но я остался цел и невредим! Я не впечатлён. Мы изрядно потратились, чтобы обеспечить охрану Крейга и сохранность его изобретения. Пришлось надавить на кое-какие рычаги и поставить немало нужных подписей. И ради чего?

Откашлявшись, Седрик негромко буркнул:

– Поддерживаю Гарри. Бесспорно, эта штука довольно занимательна. Но я никак не могу представить её полезное практическое применение. Она не годится ни для армии, ни для разведки, ни для досуга. На кого она рассчитана? Кто будет покупать этот аппарат, когда есть действительно более впечатляющие аналоги?!

– Иными словами коллеги хотят сказать, что придумка Гордона Крейга не принесёт нам ни пенни, – посмеиваясь, произнёс Доггерти. – Я называю вещи своими именами. Верно, друзья?

Эббернати смерил Артемиуса насмешливым взглядом.

– Мне кажется, что основная наша беда в том, что мы, увы, не вечны. И иногда забываем об этом. Мы пытаемся всё предугадать чуть ли не на поколение вперёд, дабы решить, что позволить, а что нет. Но мы не всеведущи и не можем знать, что на самом деле произойдёт через двадцать или тридцать лет. А кто-то знает. И это не только мистер Гордон Крейг. Вы забыли, что лишь благодаря столь прозорливо взнузданному Империал-ярду, Крейг смог добраться до нас? На этот раз его путь был до того тернист, что шипы вырастали на каждом его шагу. Не забывайте об АНА. Я уверен, что им известно что-то, что не известно нам.

– Чушь! – запальчиво выкрикнул Фурнье. – Эти недоумки всего лишь посчитали, что Крейг стал опасен, что он занялся оружием. Глупцы! Да знай они все подробности, и пальцем бы не пошевелили! Должно быть, их лидеры сейчас от досады рвут на головах последние волосы!

– Да-да, милый Гарри, мы все знаем, что волосы для тебя больная тема, – проворковала Вероника. – Но признай, что в словах Альфреда есть зерно истины. Откуда им вообще стало известно о новом изобретении Крейга? Раньше наши с ними дороги не пересекались. И если бы не своевременная информация, мы бы прозевали всё на свете, а Гордон уже был бы трижды покойником. И его аппарат попал бы в их руки!

Фурнье побагровел. Разрядил обстановку Седрик.

– Да, попал бы. Чтобы через полчаса, в виду полной никчёмности оказаться на свалке.

– А вот этого мы наверняка не знаем, коллега, – Эббернати выразительно взглянул на бородача. – Что-то в этом есть. И мы проворонили суть этого. Я как никогда чувствую, что сегодня мы совершили ошибку. И остаётся только надеяться, что она нам не аукнется в будущем. Вы не поняли? Появилась ещё одна сила, способная влиять на наше привычное мироустройство. И это не пустые догадки. В АНА научились анализу. Они стали заглядывать вперёд. А Крейг просто придумал то, чего мы не можем понять. Нам ещё есть, чему учиться в этой жизни. Запомните это.

Глава 6

Стивену Дэвису этот пассажир не понравился сразу. Обычно в подобных случаях говорят – что-то укололо, толкнуло под локоть. Мол, посмотри на него. Приглядись повнимательней. На первый взгляд этот тип ничем не отличался от остальных, заполонивших смотровую площадку «Левиафана» людей. Всего лишь очередной турист. Ещё один гость столицы. Безликий человек из толпы.

В то утро, встретившее просыпающийся город привычным холодом и мелкой моросью, Стивен Дэвис понял, что в особых случаях, кричащим во всю глотку инстинктам нужно доверять. Нехорошее предчувствие появилось, когда он, переодетый в униформу, одним из первых вступил на палубу дирижабля. Со стороны всё выглядело так, как и сотни раз до этого. Начало обычного рабочего дня. Рутина и вызванная пасмурной погодой зевота. Стивен работал в компании уже пять лет. И ни разу, забираясь по надёжному и устойчивому трапу внутрь небесного гиганта, он не споткнулся. Но всё когда-то происходит в первый раз. Зацепившись носком ботинка за порожек, и с трудом удержав равновесие, Стив в сердцах чертыхнулся.

Войдя внутрь, он словно увидел всё с новой стороны. Как будто до сего дня жил с зашоренными глазами. Он изумлённо покрутил головой, пытаясь понять, что изменилось. Он смотрел и не находил ответа. Всё было, опять-таки, как всегда. Тот же корабль, та же обстановка, те же члены экипажа.

Дэвис яростно встряхнул головой, сбрасывая непонятное наваждение. И вроде всё встало на свои места. Успокаивающе улыбнувшись удивлённо посмотревшей на него Джессике, Стивен мысленно ругнулся. Спустя какое-то время он поймёт, что то мимолётное наваждение было сигналом, первым звоночком. Чёрт, да ему уже тогда надо было разворачиваться и сваливать из «Левиафана» к чертям собачьим!

Этот человек не понравился Дэвису сразу. И эта внезапно возникшая на пустом месте неприязнь была своего рода вторым тревожным звоночком. Вот только раздалась его трель слишком поздно…

За пять лет работы стюардом на борту круизного небесного лайнера Королева Виктория класса «Левиафан» Стив повидал всяких людей. Поднимаясь в воздух три раза в неделю в течение круглого года, небесный исполин никогда не знал недостатка в пассажирах. Благо всегда хватало туристов из других страх или же просто приезжих из глубинки, желающий полюбоваться с высоты птичьего полёта достопримечательностями Столицы. Каждый год огромный дирижабль переносил в своём чреве тысячи людей. И Дэвис насмотрелся на всяких. Мир богат на разных интересных индивидуумов. Богатые иностранцы, преуспевающие дельцы, накопившие деньжат работяги. Да просто решившие потратиться любопытные. Вход был свободен для всех, начиная от детей шести лет и заканчивая почтенного возраста старцами. Неважно, носил ли ты усы или юбку, был светловолос или смугл, Королева Виктория в равной степени привечала всех гостей без исключения.