Ночь выдалась бессонной, зато к утру мои вещи были собраны, разложены по коробкам, подготовлены инструкции что и куда раздать. Также я продала инвестиции и закрыла вклады, переведя деньги на специальный счет. Не забыла выслать результаты анализа почв на участке всем должностным лицам компании. Пусть теперь Родионов ищет новую идею для проекта.

Мне осталось несколько дел: посетить юриста, чтобы составить завещание, съездить попрощаться к родителям и лечь в клинику на операцию. Я должна побороться с болезнью.

Мое тщательно настраиваемое спокойствие дало трещину у нотариуса. Трясущейся рукой я подписала документ, который вступит в силу после моей смерти. Последний штрих. Я едва успела выскочить на улицу и зарыдала. В глазах отпечатались слова на листе: после смерти… Почему так рано? Мне только недавно стукнуло сорок. Как так вышло, что я, молодая, успешная, красивая, должна вскоре гнить под землей?

Я плакала и прижималась спиной к холодной стене здания. Казалось, что смерть поселилась в бетоне и уже поглаживает меня леденящей душу ладонью. Такой холод я буду ощущать под толщей сырой земли? Нет! Я яростно оттолкнулась от стены и замерла.

С неба снова полил ненавистный дождь. Его крупные капли впитывались в мои волосы, одежду, стекали по опухшему от слез лицу. Как же противно! А если мою могилу затопит? Я так же останусь лежать беспомощной в ледяной мокрой яме? От вспыхнувших образов ужас пронзил изнутри иглами. Они прошли сквозь мышцы, кожу и торчали из меня окровавленными шипами.

Я резко дернулась и сцепила зубы. Нет! Ни за что! Я не умру! Пройду через тысячу чужих миров, выполню сотню чужих заветных желаний, но останусь жива. Моя жизнь – моя единственная ценность. И я буду грызться за нее до конца!

Я вскинула голову и направилась к машине. Больше никаких истерик. Особенно перед родителями.

Все свое имущество я завещала им. Может, хоть так верну дочерний долг и возмещу затраты на мое воспитание. Брат с сестрой уже взрослые – сами о себе позаботятся. Говорить о своей болезни я никому не буду. Избегу слез и стенаний. Хочу запомнить маму с папой веселыми и спокойными.

Родительский дом встретил теплотой и уютом. Мамины рассказы о событиях в жизни всех родственников успокаивали. Папино бурчание под нос вызывало непроизвольную улыбку. Всмотрелась в лица родных и удивилась. Как же они постарели. Смогу ли я когда-нибудь увидеть печать глубоких морщин на своем лице? Если и да, то не в этом мире.

– Хорошо, что у вас три ребенка и два внука, – тихо произнесла я.

– Ты о чем? – удивилась мама. – Опять скажешь, что замуж не хочешь?

– Да, – прошептала я.

Пусть думает так. Я же рада лишь тому, что у нее останется еще два ребенка. Не три, конечно, но лучше, чем никого. Может, хоть благодаря этому ее боль после моей смерти не будет такой острой. Горло снова перехватил спазм. Пора уходить, иначе разрыдаюсь. Я крепко обняла родных и поспешила уйти. Прощайте…

В такси садилась в слезах, громко шмыгая носом. Понятливый водитель протянул мне пачку бумажных салфеток и кинул сочувственный взгляд в зеркало заднего вида. Мы ехали в полном молчании. По стеклу противно скользили дворники, разгоняя потоки воды. Дождь… Как же ты мне осточертел.

Отвернулась, с тоской рассматривая залитый водой город. Грязь, лужи и горечь… Может, хоть после смерти не увижу этого мерзкого дождя?!

– Приехали, – негромко сказал водитель, и я встрепенулась.

Медицинский центр. Как же быстро прошла дорога. Я расплатилась и, не открывая зонта, побрела внутрь. Зря я сюда приехала. Интуиция кричала, что операция бесполезна и надолго я тут не задержусь. Но я должна хотя бы попытаться. Убрала мокрые волосы с лица и прошептала:

– Прощай дождь…

В больнице меня уже ждали, и через несколько часов я была готова к операции.

– Считайте от десяти в обратном порядке, – донесся спокойный голос анестезиолога.

– Десять… девять… восемь…

Невесомое покрывало опускалось на тело. Оно коснулось лица, и свет начал гаснуть.

– Семь… шесть…

Чернота заполонила все вокруг. Она давила и напирала. Страшно… Вдруг из ниоткуда появился язычок пламени. Затем второй… третий… Я застонала. Опять этот мужчина. Он завис в воздухе, объятый бурлящим огнем, и настойчиво тянул ко мне руку. Как и всегда, я хотела лишь убежать, спрятаться и никогда его больше не видеть. Но тело не слушалось. Оно медленно ползло ему навстречу.

С моих губ сорвался крик отчаяния. Если он коснется меня, я умру. Я не хочу! Уходи! Дай мне шанс прожить мою жизнь! Но огненные пальцы безжалостны. Я не могу противиться их воли. Секунда… в мою грудь врезается раскаленная рука.

Боль кипящей лавой разъедает тело, в груди сжимается смертельный захват. Вот и все… я мертва… я стала невесомой. Стремительное падение, резкий толчок в грудь, взрыв боли, и я судорожно вдохнула.

Легкие наполнил густой воздух, в нос ударили незнакомые запахи. Чужие и сильные, они настойчиво лезли внутрь меня. Я не выдержала и громко чихнула. Острая боль пронзила виски, заставив зажмуриться и застонать. Как же плохо!

Постепенно спазм отступил, и до меня донеслись звуки. Трескотня насекомых, фырканье животных, шипение огня и чьи-то тихие голоса: «она тут?», «получилось?», «да…». Все было незнакомым и неродным. Я пыталась поскорее сбросить с себя пелену забытья и сделать хоть что-нибудь. Но тело отказывалось слушаться, в голове плыло и гудело.

Губ коснулась теплая поверхность, и в рот полилась терпкая, но освежающая жидкость. Не задумываясь, я сделала пару больших глотков и открыла глаза.

Глава 3

Ольга

Ковры! Они повсюду. Стены… Пол… От замысловатых ярких узоров резало в глазах. Сочные цвета пестрели и мелькали, заставляя жмуриться. Слишком много красных оттенков. Так раздражает. Я тряхнула головой и увидела двух мужчин. Один стоял поодаль и глядел на меня безразличным взглядом карих глаз. Второй сидел на полу. Устало откинувшись на стену, он с пронзительным прищуром рассматривал мое лицо.

Голубые глаза незнакомца сверлили во мне дыру и были единственным, что привлекало в нем внимание. Все остальное в мужчине вызывало отторжение. Измученный и худой до такой степени, что кости черепа начали просвечивать сквозь кожу лба. Длинные угольно-черные борода и усы скрывали половину лица. Волнистые смолянисто-черные волосы длиной чуть ниже плеч были распущены и лишь добавляли лицу обладателя болезненной бледноты.

Я медленно перевела взгляд на кареглазого мужчину. Он, наоборот, был упитанно-подтянутым и чисто выбритым. Его высокая фигура, облаченная в красный балахон с разрезами по бокам, напомнила одежду священника. Он сделал несколько шагов и присел рядом со мной на корточки.

Нет, никакой он не поп. Так двигаются охотники или убийцы, но никак не священнослужители. Какие необычные у него сапоги: кожаные, с металлическими носами. Я принюхалась… Фу! Пахнет старой кожей и навозом. И почему я лежу на полу, словно мешок картошки? Надо бы встать. Негоже валяться кулем у ног первых встречных, тем более мужчин. Дернулась, но тело не слушалось. Казалось, я облачилась в детскую одежду. Тесно, неуютно и двинуться боишься, чтобы не порвать ткань в интимных местах.

«Пожалуй, лучше потерплю и наберусь сил, лежа на чудесном коврике», – смирилась я. Тут же ощутила, что пальцы приобрели чувствительность и трогают ворсинки покрытия. М-м-м, мягкий. Шерсть на шелке? Да, точно! У меня почти такой же лежит в гостиной. Дорогущий… маме его завещала.

Наверное, я умерла в своем мире, раз очнулась здесь. Как там говорил старец? Хирнэлон? Интересно, насколько новый мир развит?

Я снова завертела глазами, пытаясь зацепить взором предметы интерьера. С каждой новой вещью настроение ухудшалось. Неужели средневековье?! Почему комната круглая? Окна где? Как освещается помещение?

Понятливо хмыкнула. Слона-то я и не приметила. Прямо на потолке зияла огромная дыра, через которую лился солнечный свет и освещал эту… эту… Юрту?! Серьезно?!

– Ты слышишь, душа? – ровным голосом заговорил кареглазый, отвлекая меня от мыслей о шатре.

Слова звучали чуждо, они ритмично текли из его уст, сливаясь в мелодичные предложения. К своему удивлению, я понимала смысл и была уверена, что смогу ответить. Но, наверное, чуть позже. Сделав над собой усилие, я мотнула головой.

– Отлично. Попей еще. Ты помнишь, кто ты? Мужчина, женщина?

Глиняная кружка коснулась моих губ. Я послушно выпила теплый, с легкой горчинкой напиток и смогла прохрипеть:

– Женщина. Когда Киршом?

Самое важное – узнать, сколько у меня времени. Мужчину вопрос не обрадовал. Он нахмурился и кинул озабоченный взгляд на голубоглазого. Я тоже посмотрела на тощего. Может, он ответит? Тот сидел злой, как сыч, и глядел на меня с таким недовольным прищуром, будто купленная им вещь оказалась с дефектом.

– Это точно она? – прохрипел он.

Кареглазый в балахоне кивнул. Он положил мне ладонь на грудь и с силой надавил. Я замерла, даже дышать перестала. Чего он меня лапает? Хотелось сбросить его руку, но я по-прежнему не могла двигаться. Пришлось терпеть.

Смотреть было некуда, и я изучала сидящего на полу голубоглазого доходягу. Чего он такой потрепанный? Того и гляди сознание потеряет. Глаза тощего начали медленно закрываться, и он, словно болванчик, повалился на пол. Серьезно? Он действительно в обморок грохнулся?

Мужчина в балахоне упорно давил мне на грудь, даже не заметив, что его приятель сомлел. Чего кареглазый так увлеченно меня лапает? Противно. Словно внутри грудной клетки копается.

– Эй, – прохрипела я. – Задохлик упал.

Для достоверности красноречиво стрельнула глазами. Балахонщик обреченно посмотрел на бессознательное тело, что-то недовольно буркнул и, наконец, убрал от меня руки. Подошел к голубоглазому, проверил дыхание и нажал на несколько точек его тела. Доходяга медленно открыл глаза.

Я внимательно рассматривала мужчин. Кто же из них мой владелец? Фу, как гадко звучит. Надеюсь, старик не соврал и хозяин надо мною не властен. Похоже, голубоглазый об этом еще не знал. Едва он поднялся, как скомандовал:

– Вставай, женщина. Теперь ты служишь мне.

Вот и ответ на мой вопрос подоспел. Значит, владелец – доходяга. Ну и ладно. Я их обоих не знаю. Какая разница? Все урегулирую. Сейчас главное – с телом совладать. Я попыталась поднять руку. Пятая потуга увенчалась успехом, и я уставилась на свои пальцы. Женские, кисть молодая, с небольшими ямочками на тыльной стороне. Похоже, я теперь пышечка. Здорово. Повезло, что не мужчина. А то привыкай еще к новому гендеру.

– Поднимайся, – снова послышался басистый голос доходяги, до краев наполненный приказными нотками.

Что за спешка? Неужели нельзя дать немного времени только что умершему человеку? К тому же он сам едва стоит, шатается из стороны в сторону. Отдохнул бы сначала.

– Как видишь, не могу, – честно призналась я.

В ответ послышалось нечленораздельное бурчание, и перед моим носом замаячила широкая ладонь с тощими пальцами. Я скривилась. Та самая рука, что мучила меня в кошмаре.

– Дай руку! – рявкнул доходяга.

Пришлось послушаться. Вложила в его ладонь свою дышащую здоровьем ручку. Меня потянули вверх. Ноль эффекта. Еще раз. Ничего. Как тощий ни старался, а не смог оторвать мое тело от пола даже на миллиметр. Доходяга зло рыкнул и резко дернул. Как итог, он всеми своими костями рухнул на меня.

Я громко охнула. Ну и самомнение у голубоглазого. Мы с ним явно в разных весовых категориях. Так зачем геройствовать было? Попросил бы помощь друга.

Пару раз кашлянула. Мужчина не спешил вставать. Чего он на мне разлегся? Пришлось снова дать о себе знать.

– Слушай, больно уж ты костлявый. Поищи себе другой пуфик. Кареглазый, подсоби ему!

Доходяга натужно засопел и наконец скатился с меня. Тощий, а тяжеленный, зараза! У него кости из стали что ли?