У кустов на дальней границе двора собрались четверо чёрных. Они изредка переминались, в прочем стояли неподвижно и молча таращились на самую глубокую яму с полноценным насыпным банкетом, защищающим откос от возможного стекания воды. Из окна противоположной пятиэтажки за ними наблюдал тридцатидвухлетний Жаргал. Он не выходил на улицу с того дня, как его дверь опечатали. Бумажку с печатью Жаргал не тронул. Через балкон соседа перебрался к себе в квартиру, первое время старался не подавать признаков жизни, потом привык вызывать курьеров и просил складывать заказ в свешенное на верёвке ведро. Купил бинокль и в скучные дни частенько сидел у окна. Выяснив, что над ним, в окне пятого этажа, так же томится двадцатишестилетняя Эльвира, Жаргал расстроился бы, потому что задрать бинокль и следить за ней не получилось бы, а следить за Эльвирой ему бы понравилось. Она узнала о скором возвращении мужа и с дрожью присматривалась ко всем мужчинам во дворе.

Муж давно бы приехал, но угодил в больницу. Он работал в обвальном корпусе и хвастал Эльвире, что из дозорных поднялся до координатора сектора, обещал купить фиолетовый кроссовер с системой автоматической парковки, а из больницы начал писать, что, вернувшись, непременно убьёт. Кидал эсэмэски, в деталях описывал, как именно убьёт, и чаще повторял, что просто задушит. Муж и прежде душил Эльвиру. Она хотела воспользоваться его командировкой, чтобы оформить развод, однако не решилась, как сейчас не решалась уехать в Ольховку к сестре.

К вечеру дети и чёрные разошлись. Даже если Жаргал с Эльвирой продолжали наблюдать за опустевшим двором, из детской комнаты разглядеть их уже не удавалось. Вскоре пропал и высвеченный фонарями двор, потому что Андрей задёрнул шторы. Рухнув на кровать, он потянулся к тетради. Пробежал глазами по задачке, где требовалось рассчитать расход обтирочных материалов для бульдозеров с разными показателями тягового усилия. Отвлёкшись от тетради, прислушался к едва различимому разговору на кухне и вспомнил, как утром мать сказала, что отцу нельзя оставаться одному.

– Мы соберёмся, и ему будет попроще, – прошептала мать, пока они ехали в такси.

Из поездки к дяде Саше, где собрались старые друзья отца, ничего хорошего не вышло. Мать понадеялась, что он заговорит, но отец упрямо молчал, так ещё и обтекал чернотой, как в бане. Весь диван дяде Саше вымарал, а ведь перед поездкой мать загнала его в ванную и не выпускала, пока он не отдраился до пунцовой красноты. Обычно загоняла Малого, когда тот прибегал с улицы, теперь и отца загнала.

В детскую вошёл Малой. Непривычно тихий и хмурый. Проигнорировал контейнер с игрушками и магнитный планшет для рисования на полторы тысячи магнитных шариков. Не открыл книгу о приключениях юного землекопа Хан-Цая, не попросился поиграть на компьютере. Сразу лёг в кровать.

– Есть идея. – Андрей предпочёл бы разобраться с заданной на каникулы задачкой, но достал шифровку и сел на ковёр.

– Мы отложили до субботы, – буркнул Малой.

– Нет.

– Отложили.

– Ну, теперь взяли обратно.

– Почему?

– Потому что раньше были малышковые ребусы, а теперь настоящий шифр. Всё серьёзно. И папа вернулся, можно не растягивать.

– Можно, – согласился Малой, но с кровати не спустился. – И ребусы не малышковые…

– Так вот, есть идея. Она твоя и хорошая.

– Моя? – Малой приподнялся на локтях.

– Ты словá складывал и некоторые буквы подгонял. Я ещё возмутился, что ты неправ. И зря.

– Зря?

– Помнишь, какие буквы заменил?

– Q на О…

– Вот и ключ к шифру!

Малой спрыгнул на ковёр, сел поближе к жёлтой бумажке и уставился на головоломное:

8М3С7Q УКРQ!!4 736Я Ж937 9РУГQ3.

Бессильный что-либо понять, опять нахмурился.

– Ты был прав, – подбодрил его Андрей. – Здесь надо всё ненормальное поменять на похожее нормальное.

– Я был прав. – Малой кивнул, но хмуриться не перестал.

– На что похожа восьмёрка?

– На В?..

– Верно! – Андрей смело подписал букву В под восьмёркой. – А семёрка?

Малой запыхтел от натуги.

– На Т, – подсказал Андрей.

– Верно!

– Тройку меняем на Е и получаем…

– ВМЕСТО! – Малой сцепил руки и прижал их к груди. – ВМЕСТО!

– На что похожи два восклицательных знака?

– Ну… на П?

– На П!

Они с Андреем заменили цифры, спаренные восклицательные знаки и Q на обычные буквы, и загадочное «8М3С7Q УКРQ!!4 736Я Ж937 9РУГQ3» превратилось в чуть менее загадочное:

ВМЕСТО УКРОПА ТЕБЯ ЖДЁТ ДРУГОЕ.

– Я был прав! – ликовал Малой.

Андрей подождал, пока брат перепишет взломанную шифровку в тетрадь, заодно попытается восстановить недостающие буквы всего шифровального алфавита, после чего сказал ему, что он большой молодец.

– А что с укропом? – поинтересовался Малой.

– Ну, тут просто. Я уже понял.

– И я!

– Тоже понял? – прищурился Андрей.

– Да!

– И что ты понял?

– Пока не знаю. Но тут просто.

Глава третья. Вместо укропа

Сметая мусор полипропиленовой метлой, уборщик бормотал:

– Лучше уже не будет, а хуже уже некуда.

Ему нравилось убирать в овощном павильоне, и он задерживался здесь дольше нужного, перед тем как отправиться в мясной, где бетонный пол грязнее, а вместо сухих листьев и шелухи попадаются потроха и кости.

– Лучше уже не будет. – Уборщик посмотрел на выцветший транспарант «Котлы остановят заразу» с изображением полностью экипированного землекопа рабочей бригады и такой же выцветший транспарант «Рыть котлы патриотично» с изображением мастера-взрывника взрывной бригады.

Уборщик задумался, почему на транспарантах изображают рядовых землекопов и мастеров-взрывников, иногда попадаются машинисты и механики-водители, а вот диспетчеров сектора или, например, раздатчиков складского отдела он ни разу не видел. Толкового объяснения не нашёл и, сметая подсолнуховую лузгу, двинулся дальше между торговыми рядами. Да, в овощном павильоне ему определённо нравилось больше, чем в мясном или, например, вещевом, где вроде бы из мусора попадались только одноразовые стаканчики, бумажки и целлофановые упаковки, но всегда воняло дешёвой резиной, и надо ещё прикинуть, что воняет хуже: дешёвая резина или гниющие потроха.

Года два назад в вещевом павильоне все торговали сапогами – даже те, кто держал на прилавке какие-нибудь сумки и сапогами обычно не промышлял. Однажды там появились латексные маски стариков, надев которые любой издалека начинал походить на пожилого человека, но с масками быстро расправилась полиция, и что-то такое сейчас удавалось купить только из-под полы, хотя, наверное, уже не удавалось вовсе.

На рынке вообще многое переменилось. Раньше в любом павильоне встречались мелкие, втиснутые между обычными прилавками лотки изобретательных кустарей. Они предлагали домашний робот-пылесос, переделанный в радиоуправляемый рыхлитель грунта, другую хитроумно переоснащённую бытовую технику или, например, какие-нибудь мешочки с пахучей химией, которые не вредят человеку при жизни, а после его смерти, разложенные по карманам, отпугивают лис и собак. Кустарей давно прогнали, и за всем подобным теперь ходили в специальные магазины, где на каждом товаре красовалась гостовская печать. Ну или почти на каждом. От того времени на рынке остались бэушные телевизоры, микроволновки, постельное бельё и прочее, бэушным совсем не казавшееся, иногда запакованное в свежую обёртку и перетянутое подарочной лентой.

Всё землекопное вроде защитного костюма «Землеройка» перекочевало в экипировочный павильон. На входе там повесили транспарант с машинистом обвальной бригады и прощально обнимающей его женой. Ну или просто женщиной. Но зачем на транспаранте изображать какую-то непонятную женщину? Уборщик для себя вывел, что машиниста всё-таки обнимает именно жена и машинист, судя по надписи, говорит: «Я сильный». Жена ему отвечает: «И бог с тобой».

Ещё уборщик гадал, правда ли, что бэушные защитные костюмы сняты с погибших под обвалами землекопов, и правда ли, что по ценнику бэушные, а с виду вполне новые телевизоры вывезены из расселённых частных секторов, но тут ничего однозначного для себя вывести не мог. В любом случае убирать в экипировочном павильоне ему тоже нравилось. Проходя под транспарантом с женой машиниста, он непременно шептал:

– Я сильный, и бог со мной.

У экипировочного наблюдался единственный минус. Там иногда для демонстрации жгли землекопные свечи. Коптили они нещадно. В городе поговаривали, что некоторые землекопы пропитываются чернотой как раз из-за свечей. Греются в забое и пропитываются. После командировки у них на лбу, шее, да и по всему телу проступает чёрный пот. Вот сама кожа здоровая, насколько бывает здоровой кожа у землекопа, а голова вдруг трещит, в ушах шумит – и, на тебе, выходит чёрный пот, текут чёрные слёзы, из ушей сочится жидкость, как сукровица, только чёрная. Уборщик не верил, что во всём виновата копоть, но, когда продавцы зажигали землекопные свечи, предпочитал в экипировочном павильоне не задерживаться.

– А хуже уже некуда, – прошептал он и, покончив с овощным павильоном, нехотя побрёл в мясной.

У прилавка, где мешками отпускали картошку, протиснулся между покупателями и услышал, как Малой с надеждой сказал брату:

– Может, в следующем году.

– Может быть, – ответил Андрей.

На уборщика они внимания не обратили. Картошкой тоже не заинтересовались. Остановились из-за плаката с рекламой детского лагеря «Юный землекоп», куда давно мечтал попасть Малой. Он жадно всмотрелся в изображение розовощёких, одетых в защитную «Землеройку» и экипированных лопатами детей. Шевеля губами, прочитал о «лучшем примере мужского воспитания», «погружении в мир землеройных машин» и «обучении, построенном в форме квеста с элементами компьютерных игр». Мать не хотела отправлять его в лагерь. Ни в подарок на Новый год, ни в подарок на день рождения. Ни в один общий подарок за Новые годы и дни рождения на три года вперёд. Больше трёх лет Малой не предлагал. Прикинул, что цена за двухнедельную поездку выйдет слишком высокой. Теперь лишь надеялся, что лагерь добавят в список льгот.

В новостях постоянно говорили, что семьям землекопов дают льготы по оплате детского сада, разрешают не платить за школьные обеды и продлёнку, позволяют бесплатно отправлять в котлы посылки до десяти килограммов, по чёрным праздникам выдают палку колбасы и спальный мешок, по красным праздникам отгружают кузов дров или целого барана, за особые успехи в забое ставят в очередь на бесплатное жильё, а про «Юного землекопа» ни разу не сказали.

– Может, в следующем году? – спросил Малой.

– Идём. – Андрею надоело уворачиваться от тележек с пыльными мешками картошки.

Малой ещё застрял перед рекламой назначенного на двадцать третье июля парада землеройных машин, но Андрей утянул брата дальше, и вскоре они добрались до овощника. Мать всегда набирала у него полные сумки и в подарок, сколько Андрей себя помнил, получала пучок укропа.

Ходить к овощнику Андрей не любил. Укроп он тоже не любил, но дело не в укропе. Андрей злился, что мать выдаёт для рынка старые плетёные сумки, с ними ощущал себя законченным уродом и нарочно возвращался домой так, чтобы не попасться на глаза друзьям, а сегодня утром добровольно вызвался за покупками, достал плетёную сумку из-под раковины и даже не покривился. Надпись «ВМЕСТО УКРОПА ТЕБЯ ЖДЁТ ДРУГОЕ» не оставила ему выбора. Андрей сразу понял, о чём тут речь, и позавчера всё разжевал брату. Малой поначалу не поверил и спать ложился какой-то кислый, потом вскочил с кровати, перечитал шифровку и с таким видом повторил слова Андрея, будто сам допетрил пойти к овощнику и на подарок вместо укропа попросить что-нибудь другое.

– Нехило мы продвинулись, – засыпая, произнёс тогда Малой.