Тоха возился с неправильными ответами, когда на тетрадь каплями упала красная жидкость. Преподавательница попросила не перетруждаться, мол, еще не время экзаменов, и протянула ему салфетку. «Не перетруждаться, говорите…» – усмехнулся юноша про себя. Дядя Чонхёк, ставший его новой семьей, в отличие от отца, не давил на него с успеваемостью. Хотя было бы правильней сказать, что он в целом особого внимания на племянника не обращал.

И все же причина, по которой Тоха был настолько одержим оценками, заключалась в желании освободиться от этой разницы в два балла. Каждый раз при встрече с кем-либо в его голове звучали голоса: «Почему он вообще выжил? Глянь, так глупо ошибся в заданиях, которые Тохён бы решил на раз-два. Он такой застенчивый и унылый, а вот его старший брат был умным ребенком и всеобщим любимцем. Так почему именно он?» Тоха знал, что эти голоса были ненастоящими. Он знал, знал, но… что, если это не так? Уж слишком отчетливо они звучат.

Тохён всегда был спокоен. Даже притом что у него с рождения были проблемы с сердцем, из-за которых часть жизни ему пришлось провести в больнице, мальчик обладал особым талантом: он никогда не жаловался, позитивно смотрел на мир, и окружающим было комфортно находиться рядом с ним. Многие не верили, что Тохён их ровесник – настолько по-взрослому он себя вел и настолько много знал. Тоха ему завидовал и при этом стремился к нему. Хотел быть таким, как он. Но сколько бы Тоха ни старался, за братом не поспевал и только все больше ненавидел его.

Разумеется, по Тохёну все скучали. Когда он исчез, люди не могли не искать его черты в двоюродном брате. Сравнивали оценки, разочаровывались, изучали лицо и бормотали: «Как же похож». Тоха знал, какими глазами смотрели на него. Вздрагивающим в испуге взглядом, всего лишь на мгновение расширенными зрачками.

Именно поэтому, чтобы избавиться от тени погибшего Тохёна, оставалось только учиться. Доказать, что он ни в чем ему не уступает, что он остался жив не просто так. Тогда и голоса исчезнут. Но была еще одна причина. За решением заданий время пролетало незаметно. Мир чисел и мир правильных и неправильных ответов были гораздо проще, ведь в них никакая трагедия не имела значения.

Кровь из носа никак не останавливалась, поэтому преподавательница предложила уйти с занятий пораньше. Как правило, ее не трогали даже отчаянные мольбы студентов с сильным жаром, но в этот раз она почему-то охотно разрешила пойти домой. Да и Тоха чувствовал себя неважно с самого утра. Все тело ломило так, будто кто-то задал ему хорошую трепку. В итоге он вышел из хагвона на три часа раньше, чем обычно. Парня охватило дикое желание сразу же по возвращении домой лечь в кровать, и, словно одержимый, он побрел к «Видам природы». К тихому, как склеп, дому.

На следующий день у Чонхёка была запланирована командировка в Японию, поэтому дом опустел с раннего утра. Вернуться он должен был через десять дней. Домработница закончила с работой до полудня и уже ушла, так что дома никого быть не должно. Из всех пострадавших в трагедии три года назад не переехали только Чонхёк и религиозная женщина из соседнего корпуса. В этом холодном, без единого признака тепла доме повсюду витала зловещая и мрачная атмосфера. Комната Тохёна осталась такой, какой и была. За почти всегда наглухо закрытой дверью многое осталось нетронутым: открытые книги, тарелка из-под съеденных фруктов, смятое одеяло.

Тоха же жил в соседней комнате и знал, что Чонхёк глубокими ночами бродит возле той двери. Он также знал, что в поздний час оттуда время от времени доносились слова и вздохи, намекающие на чье-то присутствие. Звуки шагов, дыхания, царапания ногтями по стене, перелистывания страниц, шуршания одеяла… Иногда Тоха сомневался в том, что все они исходят от дяди. Но если не от него, то от кого тогда? Если не считать домработницы, которая три раза в неделю приходит на работу по ночам и уходит утром, в этих апартаментах жили только двое: Чонхёк и Тоха. А вдруг это дом с привидениями? Все-таки квартира 1507 в жилом комплексе «Виды природы» – дом погибшего ребенка, Тохёна. «Но тогда почему я здесь оказался?» – недоумевал Тоха.

«Как это почему? Тебя ведь сюда взяли».

В день, когда юноша вернулся в «Виды природы» и разложил вещи в комнате, Чонхёк сам подвез его на машине до больницы, заверив с добродушной улыбкой:

– Не стоит чувствовать себя виноватым. Я делаю то, что должен.

Смысл этих слов был до конца неясен. Он ушел из политики, но оставался президентом строительной компании, которую унаследовал от родителей, и обладал сильным влиянием в Яму, так что всегда интересовался тем, что происходит вокруг. Вот и усыновление ставшего сиротой племянника не сильно выбивалось из общей картины. Тогда публиковалось множество статей с названиями в духе «Как выжившим в трагедии залечить свои раны». Затем вышло документальное реалити-шоу, запечатлевшее жизнь Чонхёка и Тоха. Около недели им пришлось страдать под объективом камер. Дядя и по сей день считался предпринимателем с хорошей репутацией.

«Так-то оно так, но… обязательно ли звать меня только ради поддержания этой трогательной картины? Отдавать мне место Тохёна?» – Тоха находился в этом доме чуть больше года, но все эти сомнения до конца так и не развеялись. Виной тому, в частности, особенная искра, что изредка виднелась во взгляде Чонхёка.

Произошло это чуть более месяца назад. Тоха внезапно проснулся от пропитавшей воздух вони. За стенкой, из комнаты брата, доносился чей-то шепот. В поисках источника мерзкого запаха юноша вышел в коридор. Одним ухом он прислонился к плотно закрытой двери. Вдруг она резко распахнулась, и из комнаты показался Чонхёк. Незнакомый запах за считаные секунды распространился по округе и заставил Тоха непроизвольно прикрыть нос. Дядя – само спокойствие – развернулся и открыл окно.

– Тут давно не проветривали, поэтому завелась плесень.

С этими словами он взглянул на племянника. Тоха съежился. В голове снова зазвучал голос. Чонхёк кричал что есть мочи: «Не ты должен был выжить, а Тохён! Умри, умри!» Парень встретился с мрачным взглядом дяди – в нем ясно читался злой умысел…

Но, должно быть, все это было иллюзией. Наваждением. Психология жертвы. Она же была и у его покойного отца.

Тоха видел призраков с самого раннего детства. Иногда испытывал и слуховые галлюцинации. Поначалу мама водила его к психиатру, но совсем скоро перестала обращать внимание на какие-либо симптомы. Она говорила, что это ерунда, и называла сына неженкой – на этом все. Поэтому и сам Тоха стал так думать: «Отчетливые шаги и напоминающий запах разлагающегося тела смрад, что окружают этот пустой дом, – все это обман. Просто я слабый, вот организм с нервной системой и подшучивают надо мной».

Добравшись до дома, Тоха упал на кровать прямо в форме. Он с головой зарылся в одеяло и закрыл глаза, но сгустившийся было сон теперь как рукой сняло. Сильная усталость испарилась сама собой. Тем временем сердце, наоборот, билось так сильно, будто норовило убежать. «Что за странное чувство несоответствия?» – с этой мыслью парень выпрямился на кровати. За наглухо закрытой дверью послышался голос:

– М‑м‑м‑м‑м…

Приглушенный напев смешался со звуком шагов. «Быть такого не может. Сейчас дома никого нет», – насторожился Тоха.

– М‑м‑м‑м‑м…

Знакомая мелодия. Где же он ее слышал? Нет, песня сейчас не так важна. Нечто бродит по дому. Тоха тихонько сполз с кровати. А вдруг это ерунда? «Ведь могла же домработница что-то забыть и заскочить обратно. Или Чонхёк попросил секретаря о чем-то», – успокаивал себя юноша. В тот момент он проигнорировал тот факт, что поющий голос был слишком тонким для взрослого человека.

Стараясь идти как можно тише, Тоха подобрался к двери. Как и в любой другой новостройке, в этом доме не было прихожей. Из коридора просачивался маленький луч, будто бы от светодиодной лампы. Парень вдруг осознал, что сам свет не включал. И песня, и шаги тут же прекратились.

Тоха пригнулся и заглянул в узкую щель между дверью и полом. Там, где никого не должно было быть, словно пустившее корни мертвое дерево, стояли две темно-синие ноги.

Чьи они?

Может, призрак Тохёна? Или отца? Нет, что-то с этими ногами было не так. Для призрака они выглядели уж слишком… живыми. Сквозь узкую щель просачивался до мурашек зловонный запах. Тот, которым пропитана вся комната брата. И тут Тоха вспомнил, где слышал похожий напев. В рекламе Улыбчивого мишки. Тохён постоянно напевал эту до ужаса прилипчивую мелодию во время учебы. Тоха был в растерянности: «Это тоже неправда? Я что, схожу с ума?»

Когда парень с ужасом всмотрелся в дверную щель, синие ноги, что до этого стояли неподвижно, словно прогнившее дерево, резко начали двигаться. Тоха затаил дыхание и сосредоточился на звуке. Ржавая дверная ручка повернулась с характерным щелчком, от которого по коже пробежали мурашки. Затем послышалось, как закрылась дверь. Нечто вернулось обратно в комнату Тохёна.

Тоха поднялся с пола. Затем повернул ручку и проверил коридор. Ничего там, естественно, не было. «Ладно, максимум это могли быть призраки, которых я видел днем. Мертвые ведь не могут навредить живым», – успокоил он себя.

Если бы тогда он вернулся обратно в постель, все было бы хорошо. В нормальных обстоятельствах Тоха так бы и сделал. Но тот день был крайне странным… С утра ему нездоровилось, внезапно полилась кровь из носа, преподавательница сказала идти домой, и он послушно ушел с занятий. Тоха словно завладел импульс, обычно присущий второстепенным персонажам ужастиков – они-то любят нарушать очевидные запреты. И теперь ему захотелось проверить комнату брата.

Хотелось своими глазами увидеть, что за существо там прячется. Казалось, только так он сможет расслабиться и снова лечь спать. Кто знает? Что, если там внутри не призрак, а вор? Или там скрывается какой-нибудь чокнутый маньяк, как три года назад? Тоха остановился у входа в комнату. Протянул руку и надавил на дверную ручку.

Дверь легко отворилась, словно только этого и ждала.

А внутри… что же там было?

В тот же миг глаза затмил белый свет. Тоха почувствовал, как тело с резанувшим по барабанным перепонкам свистом взмыло вверх, – его пронзила такая боль, словно каждая косточка рассыпалась в прах. Весь покрытый пылью, он, как брошеная тряпичная кукла, кубарем катился по дороге.

Последнее, что парень помнил, – как стоял возле комнаты Тохёна. Он все еще явственно ощущал холод той дверной ручки. Но теперь Тоха лежал на проезжей части в неизвестном ему месте. Нечетким зрением он уловил выгнутую под странным углом руку и лужу крови, широкими брызгами расплескавшуюся по ночной улице. Воспоминания о вчерашней ночи практически исчезли, будто кто-то подрезал киноленту. Чем больше он пытался вспомнить, тем сильнее болела голова. Городской шум отдавался в мозгу, словно сумасшедшая партия барабанщика рок-группы.

Тоха с невероятным усилием поднял веки, что то и дело норовили опуститься. Водитель сбившего его грузовика спешно вышел из машины и куда-то позвонил. Юноша медленно моргал и глядел между ног окруживших его людей. Оттуда на него смотрели пластиковые зрачки Улыбчивого мишки, который совершенно точно стоял на двух лапах.

Сознание постепенно покидало его. Резко навалилась усталость. Ему хотелось закрыть глаза и немного передохнуть. Улыбчивого мишки больше нигде не было видно. «Его точно затопчут, и он сильно испачкается. Так нельзя, он же мой драгоценный друг», – с этими мыслями Тоха отдался во власть сна. Медленно приближающиеся звуки сирены – последнее, что он услышал.

Когда Тоха снова открыл глаза, он обнаружил, что застрял в комке из плюша с явно нечеловеческими конечностями, пришитыми к телу грубыми стежками. Место происшествия расчистили, и его окутала тишина – вокруг не было ни души. Тоха поднял свое мягкое, с трудом сохраняющее баланс тело и встал возле стеклянной витрины ближайшего магазина. В ней появилось его уменьшившееся отражение. Все казалось сном. Юноша попытался со всей силы ударить себя по щекам, но он не то что не проснулся – даже боли не почувствовал.

«Я что, серьезно превратился в игрушку? А что с моим человеческим телом?» – растерялся Тоха.